x x x
Перед выездом в загранку
Заполняешь кучу бланков —
Это еще не беда, —
Но в составе делегаций
С вами едет личность в штатском —
Просто завсегда.
А за месяц до вояжа
Инструктаж проходишь даже —
Как там проводить все дни:
Чтоб поменьше безобразий,
А потусторонних связей
Чтобы — ни-ни-ни!
…Личность в штатском — парень рыжий —
Мне представился в Париже:
"Будем с вами жить, я — Никодим.
Вел нагрузки, жил в Бобруйске,
Папа — русский, сам я — русский,
Даже не судим".
Исполнительный на редкость,
Соблюдал свою секретность
И во всем старался мне помочь:
Он теперь по роду службы
Дорожил моею дружбой
Просто день и ночь.
На экскурсию по Риму
Я решил — без Никодиму:
Он всю ночь писал — и вот уснул, —
Но личность в штатском, оказалось,
Раньше боксом увлекалась —
Так что — не рискнул.
Со мной он завтракал, обедал,
И везде — за мною следом, —
Будто у него нет дел.
Я однажды для порядку
Заглянул в его тетрадку —
Просто обалдел!
Он писал — такая стерьва! —
Что в Париже я на мэра
С кулаками нападал,
Что я к женщинам несдержан
И влияниям подвержен
Будто Запада…
Значит, личность может даже
Заподозрить в шпионаже!..
Вы прикиньте — что тогда?
Это значит — не увижу
Я ни Риму, ни Парижу
Больше никогда!..
Песня студентов-археологов
Наш Федя с детства связан был с землею —
Домой таскал и щебень и гранит…
Однажды он принес домой такое,
Что папа с мамой плакали навзрыд.
Студентом Федя очень был настроен
Поднять археологию на щит, —
Он в институт притаскивал такое,
Что мы кругом все плакали навзрыд.
Привез однажды с практики
Два ржавых экспонатика
И утверждал, что это — древний клад, —
Потом однажды в Элисте
Нашел вставные челюсти
Размером с самогонный аппарат.
Диплом писал про древние святыни,
о скифах, о языческих богах.
При этом так ругался по-латыни,
Что скифы эти корчились в гробах.
Он древние строения
Искал с остервенением
И часто диким голосом кричал,
Что есть еще пока тропа,
Где встретишь питекантропа, —
И в грудь себя при этом ударял.
Он жизнь решил закончить холостую
И стал бороться за семейный быт.
"Я, — говорил, — жену найду такую —
От зависти заплачете навзрыд!"
Он все углы облазил — и
В Европе был, и в Азии —
И вскоре откопал свой идеал,
Но идеал связать не мог
В археологии двух строк, —
И Федя его снова закопал.
В холода, в холода
От насиженных мест
Нас другие зовут города, —
Будь то Минск, будь то Брест, —
В холода, в холода…
Неспроста, неспроста,
От родных тополей
Нас суровые манят места —
Будто там веселей, —
Неспроста, неспроста…
Как нас дома ни грей —
Не хватает всегда
Новых встреч нам и новых друзей, —
Будто с нами беда,
Будто с ними теплей…
Как бы ни было нам
Хорошо иногда —
Возвращаемся мы по домам.
Где же ваша звезда?
Может — здесь, может — там…
В плен — приказ: не сдаваться! — они не сдаются,
Хоть им никому не иметь орденов.
Только черные вороны стаею вьются
Над трупами наших бойцов.
Бог войны — по цепям на своей колеснице, —
И в землю уткнувшись солдаты лежат.
Появились откуда-то белые птицы
Над трупами наших солдат.
После смерти — для всех свои птицы найдутся,
Так и белые птицы — для наших бойцов.
Ну а вороны — словно над падалью — вьются
Над черной колонной врагов.
Мой сосед объездил весь Союз —
Что-то ищет, а чего — не видно, —
Я в дела чужие не суюсь,
Но мне очень больно и обидно.
У него на окнах — плюш и шелк,
Баба его шастает в халате, —
Я б в Москве с киркой уран нашел
При такой повышенной зарплате!
И, сдается мне, что люди врут, —
Он нарочно ничего не ищет:
Для чего? — ведь денежки идут —
Ох, какие крупные деньжищи!
А вчера на кухне ихний сын
Головой упал у нашей двери —
И разбил нарочно мой графин, —
Я — мамаше счет в тройном размере.
Ему, значит, — рупь, а мне — пятак?!
Пусть теперь мне платит неустойку!
Я ведь не из зависти, я так —
Ради справедливости, и только.
…Ничего, я им создам уют —
Живо он квартиру обменяет, —
У них денег — куры не клюют,
А у нас — на водку не хватает!
У меня запой от одиночества —
По ночам я слышу голоса…
Слышу — вдруг зовут меня по отчеству, —
Глянул — черт, — вот это чудеса!
Черт мне корчил рожи и моргал,
А я ему тихонечко сказал:
"Я, брат, коньяком напился вот уж как!
Ну, ты, наверно, пьешь денатурат…
Слушай, черт-чертяка-чертик-чертушка,
Сядь со мной — я очень буду рад…
Да неужели, черт возьми, ты трус?!
Слезь с плеча, а то перекрещусь!"
Черт сказал, что он знаком с Борисовым —
Это наш запойный управдом, —
Черт за обе щеки хлеб уписывал,
Брезговать не стал и коньяком.
Кончился коньяк — не пропадем, —
Съездим к трем вокзалам и возьмем.
Я устал, к вокзалам черт мой съездил сам…
Просыпаюсь — снова черт, — боюсь:
Или он по новой мне пригрезился,
Или это я ему кажусь.
Черт ругнулся матом, а потом
Целоваться лез, вилял хвостом.
Насмеялся я над ним до коликов
И спросил: "Как там у вас в аду
Отношение к нашим алкоголикам —
Говорят, их жарят на спирту?!"
Черт опять ругнулся и сказал:
«И там не тот товарищ правит бал!»
…Все кончилось, светлее стало в комнате, —
Черта я хотел опохмелять,
Но растворился черт как будто в омуте…
Я все жду — когда придет опять…
Я не то чтоб чокнутый какой,
Но лучше — с чертом, чем с самим собой.
Сказал себе я: брось писать, —
но руки сами просятся.
Ох, мама моя родная, друзья любимые!
Лежу в палате — косятся,
не сплю: боюсь — набросятся, —
Ведь рядом — психи тихие, неизлечимые.
Бывают психи разные —
не буйные, но грязные, —
Их лечат, морят голодом, их санитары бьют.
И вот что удивительно:
все ходят без смирительных
И то, что мне приносится, все психи эти жрут.
Куда там Достоевскому
с «Записками» известными, —
Увидел бы, покойничек, как бьют об двери лбы!
И рассказать бы Гоголю
про нашу жизнь убогую, —
Ей-богу, этот Гоголь бы нам не поверил бы.
Вот это мука, — плюй на них! —
они же ведь, суки, буйные:
Все норовят меня лизнуть, — ей-богу, нету сил!
Вчера в палате номер семь
один свихнулся насовсем —
Кричал: «Даешь Америку!» — и санитаров бил.
Я не желаю славы, и
пока я в полном здравии —
Рассудок не померк еще, но это впереди, —
Вот главврачиха — женщина —
пусть тихо, но помешана, —
Я говорю: «Сойду с ума!» — она мне: «Подожди!»
Я жду, но чувствую — уже
хожу по лезвию ноже:
Забыл алфавит, падежей припомнил только два…
И я прошу моих друзья,
чтоб кто бы их бы ни был я,
Забрать его, ему, меня отсюдова!
Есть на земле предостаточно рас —
Просто цветная палитра, —
Воздуха каждый вдыхает за раз
Два с половиною литра!
Если так дальше, так — полный привет —
Скоро конец нашей эры:
Эти китайцы за несколько лет
Землю лишат атмосферы!
Сон мне тут снился неделю подряд —
Сон с пробужденьем кошмарным:
Будто — я в дом, а на кухне сидят
Мао Цзедун с Ли Сын Маном!
И что — разделился наш маленький шар
На три огромные части,
Нас — миллиард, их — миллиард,
А остальное — китайцы.
И что — подают мне какой-то листок:
На, мол, подписывай — ну же, —
Очень нам нужен ваш Дальний Восток —
Ах, как ужасно нам нужен!..
Только об этом я сне вспоминал,
Только о нем я и думал, —
Я сослуживца недавно назвал
Мао — простите — Цзедуном!
Но вскорости мы на Луну полетим, —
И что нам с Америкой драться:
Левую — нам, правую — им,
А остальное — китайцам.
Моя метрика где-то в архиве хранится,
А архив в сорок первом под Минском сгорел.
Так что, может, мне двадцать, а может быть тридцать,
Ну а месяц рожденья я выбрал апрель.
В апреле солнце припекает,
В апреле — первого — все врут.
А за апрелем май бывает,
А в мае любят, а в мае пьют.
Мать моя умерла в сорок третьем в Калуге,
Кто отец мой, быть может, не знала и мать.
Место жительства я себе выбрал на юге,
А места притыченья не нам выбирать.
В апреле солнце припекает,
В апреле — первого — все врут.
А за апрелем май бывает,
А в мае любят, а в мае пьют.
