Ты, Хиль, останься здесь, посторожи
Покойника; а коль придут бандиты,
Ты криком нам об этом расскажи.
(Уходят.)
Хиль
Недурно. Эусебио спокойно
Они в траве меж веток погребли,
Меня к нему приставили как стража
И бросили в горах, и все ушли.
Почтенный Эусебио, припомни,
Тебе я другом был в те дни, когда...
Но что это? Обман воображенья?
Или толпа людей идет сюда?
СЦЕНА 15-я
Альберто. - Хиль, Эусебио, мертвый.
Альберто
Теперь из Рима возвращаясь,
В безмолвии застывшей ночи,
Среди ущелий этих горных
Вторично заблудился я.
Здесь Эусебио от смерти
Освободил меня, и ныне,
Как думаю, его солдаты
Весьма мне могут угрожать.
Эусебио
Альберто!
Альберто
Чей дрожащий голос,
Чье еле слышное дыханье
Ко мне мое домчало имя
И зовом в слух ко мне вошло?
Эусебио
Альберто!
Альберто
Вот, я снова слышу,
Меня зовут, и полагаю,
Что этот зов идет отсюда;
Давай посмотрим.
Xиль
О, Творец!
То Эусебио взывает,
И страх мой всех страшнее страхов.
Эусебио
Альберто!
Альберто
Зов раздался ближе,
О, голос, бьющийся в ветрах,
Меня по имени зовущий,
Ответь мне и скажи мне, кто ты?
Эусебио
Я Эусебио, Альберто;
Прошу тебя, приди сюда,
Где схоронен я между веток;
Приподними их, и не бойся.
Альберто
Я не боюсь.
Xиль
А мне так страшно.
(Альберто открывает его.)
Альберто
Разъяты ветви, ты открыт.
Скажи же мне, во имя Бога,
Чего ты хочешь?
Эусебио
И во имя
Его, Альберто, я взывал,
Моя к тебе взывала вера,
Чтоб пред тем, как умереть мне,
Ты исповедь мою услышал.
С минуту как уж умер я;
И дух от тела был свободен,
Но роковой удар, смертельный,
Обычность действий их нарушил,
Но их еще не разделил.
(Поднимается.)
Иди со мной, чтоб мог; Альберто,
Тебе я все грехи поведать,
Их больше, чем песчинок в море,
Пылинок в солнечных лучах.
Так много значит поклоненье
Кресту - для умягченья неба.
Альберто
Итак, тебе все покаянья,
Что совершил я до сих пор,
Я отдаю, чтобы служили
Они твоей вине защитой,
Хотя немного.
(Эусебио и Альберто уходят.)
Xиль
Помереть мне
На месте - он ведь сам идет.
И, чтоб его яснее видеть,
На небе показалось солнце,
Свои лучи распростирает.
Пойду и всех оповещу.
СЦЕНА 16-я
Юлия, несколько бандитов;
потом Курсио и крестьяне. - Xиль.
Юлия
Теперь, победу одержавши,
Они беспечно погрузились
В объятья сна, и этим самым
Нас к нападению зовут.
Один
Когда ты хочешь захватить их
Врасплох - вот здесь всего удобней;
Они сюда идут толпою.
(Выходят Курсио и крестьяне.)
Курсио
Да, явно, что бессмертен я:
Среди убийственных несчастий
Печаль меня не убивает.
Xиль
Со всех сторон толпятся люди;
Так пусть теперь узнают все
Событие, из всех чудесных
Наичудеснейшее в мире.
Оттуда, где похоронен был
Меж веток Эусебио,
Он встал и, громко призывая
Священника, пошел. Но что же
Рассказывать о том я буду,
Что каждый может увидать?
Вон там, коленопреклоненный,
Он молится.
Курсио
Мой сын! О, Боже!
Какие чудеса мы видим?
Юлия
Кто больше чудо видеть мог?
Курсио
И только что благой тот старец,
Во отпущенье прегрешений,
Святой обряд свершил, вторично
К его ногам он мертвый пал.
СЦЕНА 17-я
Альберто. - Те же.
Альберто
Среди величий столь обширных
Пусть мир преклонится пред дивным,
Пред самым наибольшим чудом,
Которое я возвещу.
Как Эусебио скончался,
С соизволенья неба, в теле
Замедлил дух его, покуда
Не исповедал он грехи;
Так много значит преклоненье
Перед Крестом - в решеньях Бога.
Курсио
О, милый сын мой, сын родимый!
Нет, не несчастен тот, кто мог
Такое заслужить блаженство
В трагической своей кончине.
Когда бы Юлия умела
Так искупить свои грехи!
Юлия
Отец небесный! Что я слышу?
Какое чудо предо мною?
Я Эусебио искала,
Я Эусебио сестра?
Пусть знает Курсио, отец мой,
Пусть знает мир и все пусть знают
О прегрешениях тяжелых,
Свершенных мною: я сама,
Такому ужасу подвластна,
Во всеуслышанье об этом
Провозглашу: пусть все узнают,
Кто только в этот миг живет:
Я - Юлия! в числе позорном
Дурных - я худшая из худших.
У всех в виду был грех мой явный,
И буду каяться при всех;
Прося смиренно снисхожденья
И умоляя о прощеньи
У мира - за пример постыдный,
У Бога - за дурную жизнь.
Курсио
Нагроможденность злодеяний!
Своею собственной рукою
Тебя убью, дабы жестокой
И смерть твоя была, как жизнь.
Юлия
О, Крест святой, будь мне защитой!
Тебе даю я обещанье
По возвращении в обитель
Покаяться в своем грехе.
(Курсио хочет ударить ее шпагой,
она обнимает Крест, находящийся
на могиле Эусебио, и исчезает.)
Альберто
О, чудо!
Курсио
И пред этим чудом
Благоговеньем проникаясь,
Счастливый автор завершает
Здесь Поклонение Кресту.
^TПРИМЕЧАНИЯ^U
^TОБОСНОВАНИЕ ТЕКСТА^U
Как ни значительны цели, стоящие перед данным изданием, оно, разумеется, не является "критическим". Такая задача по отношению к драме испанского Золотого века (XVI-XVII вв.) медленно, десятилетиями решается и на языке оригинала, несмотря на беспрецедентную (в сравнении, например, с Англией или Францией) сохранность рукописей XVII в., даже автографов.
Задача критического издания текстов К. Д. Бальмонта тоже не дело ближайшего будущего. Применительно к переводам драм Кальдерона мы пользовались лишь одним "окончательным" текстом, более обработанным, когда речь идет о шести напечатанных самим Бальмонтом пьесах, и менее завершенным в четырех новооткрытых в машинописи 1919 г. пьесах, печатающихся в этой книге в переводе Бальмонта впервые.
Выше в статье отмечалось значение двойных литературных памятников таких, в которых важна не только художественная ценность оригинала, но ценность вклада переводчика в русскую культуру. Приведены также сведения по истории текстов перевода Бальмонта, открытия машинописи утраченных четырех пьес: "Дама Привидение,", "Луис Перес Галисиец", "Волшебный маг" и "Саламейский алькальд".
Нужно лишь еще раз повторить, что, по мнению издателей, бальмонтовские переводы Кальдерона - явление удивительное. Они доказывают осуществимость сочетания _максимальной точности_ (их можно рекомендовать как для занятий по совершенствованию знания испанского языка, так и по проблеме русских лексических и синтаксических эквивалентов стилизованной речи Кальдерона) _с высокой поэтичностью_.
Пьесы расположены в хронологическом порядке.
В тексте Бальмонта исправлялись лишь явные опечатки и описки.
Написание иностранных имен собственных у Бальмонта сохранялось, но в некоторых случаях, где оно орфографически отличается от современной передачи вследствие известной общей эволюции принятых норм по сравнению с началом XX в., приводилось (с соответствующей оговоркой) к современной норме. Наиболее частое изменение - это сужение употребления "э" (особенно в дифтонгах) или приведение в соответствие с преобладающей современной традицией написания "у" или "ю" после испанского "ль", не соответствующего ни мягкому, ни твердому русскому "л". Например: вместо дон Гутиэрре у Бальмонта - дон Гутиерре, вместо дон Люис у Бальмонта - дон Луис.
Не воспроизводится также спорная идея Бальмонта обозначать перенос ударения в имени Патрик (по-русски обычно на первом слоге) на "и", в соответствии с испанским (восходящим к латинскому) эквивалентом "Патрисио", путем написания сдвоенного "к" - "Патрикк". Мы пишем просто "Патрик", напоминая, что у Бальмонта всюду ударение на втором слоге: "Патрик".
Не привилась по-русски и употреблявшаяся Бальмонтом (воспроизведенная Сабашниковыми) новоиспанская традиция ставить в начале вопросительных и восклицательных предложений соответствующие знаки в перевернутом виде. В рукописях и изданиях кальдероновских времен она не соблюдалась.
Бальмонт переводил, естественно, по изданиям
XIX в., в которые, в отличие от изданий XVII в. и в большинстве случаев более точно следующих им изданий
XX в., вводилось деление трех действий (по-испански - "хорнад", "дней") на сцены ("явления"). Такое деление, ставшее в некотором роде международной нормой издания европейских драм, мы сохраняем. Этим достигается большая полнота воспроизведения перевода таким, каким его видел и слышал сам Бальмонт, а кроме того, обеспечиваются удобства при чтении и постановке, а также при пользовании примечаниями.
