как горела Сибирь? Я помню. Ведь я там жил. Помню, просыпаюсь утром, смотрю в окно, а там туман, как в «Сайлент Хилл» 10 – не видно ничего дальше вытянутой руки. Я ехал на маршрутке каждый день из одного города в другой. Путь в одну сторону в лучшем случае занимал 40 минут. И каждый раз я удивлялся, как мы вообще не попали в аварию? Ни-че-го не видно! Но, видимо, благодаря опытности водителей и моей удачи, лично я аварий избежал.
Я каждый день просыпался с осознанием, что вон там – за моей спиной горит моё культурное достояние. Горит моя родина – мой дом. И я, как обычный житель, ничего не могу с этим сделать. А что делала власть? Ох, я помню. Помню, как впервые увидел отрывок из речи одного «глубокоуважаемого» политика, где он произнес те самые слова: «Это экономически не выгодно». Потом я увидел видеозаписи, где МЧС симулирует тушение пожаров и тут моё создание окончательно слетело с катушек! Я сидел, рвал волосы на голове и спрашивал: «Вы чего, уроды? Вы чего!? Мой дом горит!!! Мой дом». А мне отвечали: «Ой, простите, но это экономически не выгодно». А потом к этому добавился ещё и потоп…
Что ж. Я думал, что мы всё умрем! Я жил на тот момент в Шелехове и мой город был на волоске от затопления. Особенно мой район, ведь он буквально был в яме. Я видел, как вода подбирается к нам всё ближе и ближе… Я не мог спокойно спать, не смотря на то, что во всю красу последствий не видел. Было лето – у меня были каникулы, и мне не надо было ездить в Иркутск на учёбу. Но зато матери приходилось. Она видела, как наш маленький ручеек около подножья города превратился в реку, которая затопила всю деревню, расположенную на въезде в город. Я вышел однажды к реке, которая протекала за несколько километров от моего дома. Итог – она вышла далеко за свои берега. Ещё чуть-чуть и она бы затопила мой район.
И то, что я вам описываю ещё цветочки. Мне и моим родным невероятно повезло!!! Мои дедушка и бабушка жили в Тулуне. А помните ли вы, что стало с Тулуном и Нижнеудинском? Центры этих городов затопило, унеся несколько жизней. Мой дедушка жил на Микражке – это район на холме около окраин города. А моя бабушка жила в районе железнодорожного вокзала, что тоже на окраинах, но в другой стороне. Моим родным и знакомым невероятно повезло, но, к сожалению, не всем. Моя нынешняя девушка жила в Нижнеудинске. Дом её бабушки снесло течением. А с моей близкой подругой, которая жила в Тулуне, у меня однажды состоялся такой диалог:
– Слушай, уже же каникулы. Почему ты не вернешься домой? – Спросил я.
– Мне некуда возвращаться.
– В каком… Смысле?
– У меня больше нет дома.
Конец первой части
Эта часть моей жизни называется «Закатом» неспроста. Именно в этот момент я сдался. Я в погоне за признанием критиков потерял самого себя. Я стал писать стихи не так, как этого хотел я, а так, как их хотели видеть они. И знаете в чём ошибка? Критикам не угодишь. Особенно критикам филологам.
Вы знали, что многие великие поэты – не филологи? Да, многие были очень образованными людьми, но не были филологами. Когда они творили, они не стояли с линеечкой над своими строками и не подбирали размер. Они просто творили. Размер, рифму, ритм – всё это придумали филологи и литературоведы для того, чтобы понять структуру стихов.
Поэзия – это вид искусства, а искусство – это свобода самовыражения. А знаете что такое филология? Это наука. А наука – это полная противоположность искусству, ведь наука – это систематизация, упорядочивание знаний. И вот эти деятели науки учат юных деятелей искусства, как надо творить, аргументируя это так: «Ты не можешь писать так, потому мы так не умеем».
И сейчас, пройдя через эти дебри хорошей и отвратительной критики, я могу с уверенностью сказать, что есть два типа людей в поэзии: филологи и поэты. Филологи в лучшем случае подражатели – они не умеют писать стихи, и поэтому будут всячески их препарировать, в надежде понять, как они работают. Поэты же – это творцы, которые понимают, как стихи работают, но не разбирают их – не режут на куски. Они чувствуют свою и чужую поэзию нутром, поэтому, когда они пишут свои произведения, они в первую очередь творят – создают что-то новое, а не подражают старому.
Я поэт. И моя задача оставить след в душе читателя. Именно для этого я использую простые в понимании слова и простую структуру. Моя задача: рассказать историю, которую поймет и ребенок и старик. Задачи писать «идеальные» стихотворения, как у всех – у меня нет. Пусть этим займутся филологи.
Напоследок я хочу сказать следующее: «Дорогие филологи, написать так, как пишете вы, я смогу, а вы написать так, как пишу я – не сможете». Знаете в чём шарм Винсента Ван Гога? В том, что писать картины так, как писал он, никто не сможет. Но, что забавно, его все считали за неумеху!
ЧАСТЬ II «Рассвет»
Был магазинчик «Труд» у меня.
Был он беден –
Еле как уж тужил,
Ведь слепец потребитель
Мимо нас проходил.
Бывало там редко
Один к нам зайдет,
Посмотрит товар
И молчаливо уйдет.
Вот так мы и стали крайне бедны.
Ведь товар наш пылился,
И мы были одни.
И так бы продолжалось день ото дня,
Коль в магазин не пришел
Незнакомец со двора.
Мне он промолвил:
–«Здравствуй, торгаш!
Чем тут ты торгуешь?
Чем ты богат?
Вижу, пустуешь ты день ото дня.
Да и живешь… на корм бедняка».
–«Да, вот пустуем.
Да, бедняки»,
– ответил я с грустью
Без всякой лжи,
–«Что продаю?
Знания, книги,
Да душу свою».
–«Душу!?
Так-так.
Вот тут поподробней.
Как продаешь?
Целиком, напрокат?».
–«Нет-нет.
Все точно не так.
Не целиком и не напрокат!
Я её продаю скорее бесплатно,
Отдав её в книгах,
Да в картинах своих».
–«Книги… Картины…
Что за брехня!?
Чтоб на них заработать,
Надо быть везучим сполна!».
–«Сэр, искусство не для продажи.
Оно для ума
И для чистой души».
–«Ну что ты заладил:
Для души – для души!
Ты мне лучше скажи
Почем продаешь свои златые труды?».
–«Сколько дадите –
Потом и
