Беловой автограф — РНБ. Черновой автограф — РГАЛИ. Как люблю я запах кожи. См. в повести «Крылья»: «…пахло кожей и жасмином» (Кузмин М. Первая книга рассказов. С. 311). Улица Calzajuoli (правильно — Calzaioli) находится во Флоренции, как и Лунгарно (набережная реки Арно). Тебе было тогда три года. Кузмин был в Италии в 1897 г.
«Голый отрок в поле ржи…»*
Черновой автограф с датой: 4 ноября <1911> — РНБ (та же дата в Рук. 1911). В нем между ст. 8 и 9 были еще 4 строки, впоследствии зачеркнутые:
Рожь сожнут, спекут нам хлеб —
Не заметишь мелких блесток.
От любви ведь я ослеп —
Не замечу мелких блесток.
Голый отрок — Амур.
«Рано горлица проворковала…»*
Беловой автограф — Изборник. Черновой автограф с датой: 27 октября 1911 — РГАЛИ (та же дата в Рук. 1911).
VI. Маяк любви*
В Рук. 1911 цикл датирован «1911. Декабрь», имя и отчество С. В. Миллера названы полностью. Переписаны только ст-ния 1–6 (без нумерации, неизвестной нам рукой). Беловой автограф цикла с общим посвящ. С. В. Миллеру распался на 2 части (обе — РГАЛИ). В фонде Кузмина — ст-ния 3, 4, 2, 5, 9, 1, 6, а в арх. Я. Е. Тарнопольского — ст-ния 10, 8, 11, 12, 7 и, помимо того, заключительное ст-ние под № 13, не вошедшее в текст книги:
Вдвоем опять, летим вдвоем
На милое нам пепелище.
Казалось — чистый водоем
Вернет нам прежнее жилище.
Пусть смутен тусклый небосвод,
Все то же солнце нам сияет,
Любовь — надежнейший оплот,
Как прежде, нас соединяет.
О день возврата, вечер встреч!
Здесь Князев, Валечка, Сережа,
Но сквозь приветливую речь
Судьба твердит одно и то же.
Сергей Владимирович Миллер — молодой офицер, пропавший без вести во время первой мировой войны. Первое упоминание о нем в Дневнике относится к 16 ноября 1911 г.; отношения, постепенно затухая, тянулись довольно долго. В письме от 15 августа 1912 г. Кузмин просил владельца изд-ва «Скорпион» С. А. Полякова снять в книге посвящение цикла Миллеру (ИМЛИ, арх. С. А. Полякова), однако в части тиража посвящение осталось.
«Светлый мой затвор!..»*
Беловой автограф — Изборник. В автографе РГАЛИ ст. 14: «Словно царский двор!» В Рук. 1911 дата: 9 декабря 1911. Тимьян — фимиам (см.: Бессонов. С. 107).
«Сколько раз тебя я видел…»*
Беловой автограф — Изборник. В Рук. 1911 дата — 7 декабря 1911.
«Не правда ли, на маяке мы…»*
Беловой автограф — Изборник. В Рук. 1911 дата — 8 декабря 1911.
«Ты сидишь у стола и пишешь…»*
Беловой автограф — Стихи-19. В Рук. 1911 (с датой — 8 декабря 1911) ст. 1: «Ты сидишь и стихи мои пишешь».
«Сегодня что: среда, суббота?…»*
В Рук. 1911 дата — 9 декабря 1911. «Сплошная седмица» — любая неделя без постных дней.
«Я знаю, я буду убит…»*
В Рук. 1911 дата — 3 декабря 1911. Я знаю, я буду убит и т. д. Ср.: «Вчера, как я ехал домой и ветер холодил лица, мне представилось, как сладко умирать на снегу застреленным; именно на снегу; мне ничего не было бы жалко» (Дневник, 29 ноября 1907).
«Над входом ангелы со свитками…»*
Беловой автограф — Изборник. В автографе РГАЛИ ст. 2: «И надпись: „Плоть бесплотну ешь!“». Описываемое в ст-нии здание, идентифицировать которое нам не удалось, должно находиться в Москве, как и гостиница «Метрополь», где Кузмин останавливался в свои приезды в Москву, и телеграф на Тверской. Кузмин с Миллером были в Москве в декабре 1911 — январе 1912 г.
«Посредине зверинца — ограда…»*
Беловой автограф — Изборник. Смирна — ароматическая смола.
VII. Трое*
В комментарии ССт и Избр. произв. указано, что «трое» — это, помимо Кузмина, С. С. Позняков и художник В. П. Белкин. Однако, как показывает Дневник, цикл посвящен влюбленности Кузмина в приказчика фабрики в Окуловке Феофана Игнатьевича Годунова, в которого одновременно была влюблена племянница Кузмина Варвара Прокопьевна (1894–1979). См. Минакина Н. Н. Воспоминания о Сергее Ауслендере и Михаиле Кузмине / Публ. Т. П. Буслаковой // Филологические науки. 1998. № 5–6. С. 106–107. Имя Годунова впервые встречается в Дневнике 8 марта 1909. См. подробнее: Malmstad John E. «Real» and «Ideal» in Kuzmin's «The Three» // For S.K.: In Celebration of the Life and Career of Simon Karlinsky. Berkeley, 1994. P. 173–183. В Рук. 1911 ст-ния перенумерованы карандашом, цикл завершается неопубликованным девятым ст-нием:
Ты сам сказал: «Нас только двое».
Ну что ж? пойдем тогда вдвоем.
Зажглося небо грозовое,
Как медно-красный водоем.
На камне бурю переждем
Средь вихря, визга, свиста, воя.
Души не две ли половины
Тот камень снова сочетал?
Пусть ночи синие павлины
Взлетают в пламенный металл,
Пускай под эхо звучных скал
Сольются темных две пучины!
Но сердцу ль смелому смутиться
От вопля волн и грома гор?
И камню ко́ дну покатиться
Велит ли яростный напор?
Двойной и светлый приговор
Судьбы нам вынесет страница.
Черновой автограф цикла — РГАЛИ. 11 и 13 июля в Дневнике помечено: «Писал стихи», 8 августа Кузмин переписал стихи для «Аполлона» (очевидно, для первого номера, т. е. ст-ния 2 и 3 данного цикла).
«Нас было трое: я и они…»*
Беловой автограф — Изборник. Ср. запись в Дневнике 8 июля 1909: «Вчера Годунов просил сегодня утром его встретить. Я проснулся очень рано, тихонько встал и, вышедши в шляпе уже на балкон, нашел там Варю <племянницу>. Она ждала Фонечку, чтобы передать ему письмо. Пошли вместе. Годунов был поражен, увидя нас вдвоем. Тихонько шли. Варя позвала в поле, собрать цветы, пошли втроем, было так весело, молодо и хорошо, как редко бывало; я свои цветы отдавал Варе, Годунова же букет она дала мне. Вероятно, он опоздал в контору, а сегодня приехал Карпов. Придя домой, всех нашли спящими, только зять вставал; мы его поздравили и отдали цветы. Сестра сказала зятю, так что я слышал, что каждый, каждый миг, проводимый мною, — зло, что я гублю Сережу и Варю, и т. д. Зять попросил меня уехать сегодня же».
«Ты именем монашеским овеян…»*
А. 1909. № 1. В Рук. 1911 дата: 1909. Июль.
«Как странно в голосе твоем мой слышен голос…»*
А. 1909. № 1.
«Не правда ль, мальчик, то был сон…»*
Ср. запись в Дневнике 7 июля 1909: «Сережа <С. А. Ауслендер> нездоров, говорит, что теперь на моей стороне. Говорили очень дружески. Потом я писал, как вдруг слышу, что он плачет, больше и больше, вроде истерики; я стал его успокаивать, давать воду, целовать, гладить, маму не велел звать; потом стал бредить: „Где Годунов? Ведь его убили! Я видел нож. Проклятая! Не может быть, нет, нет!“ Я все-таки стукнулся к сестре, та воскликнула: „Когда только это кончится“. Зять пришел, послушал и, сказав: „Это он во сне“, — ушел. Я еще долго сидел на полу около Сережи. Никогда я не чувствовал к нему большей нежности и жалости».
«Уезжал я средь мрака…»*
Ср. в Дневнике 8 июля 1909, когда Кузмин по настоятельным просьбам родных уезжал в Петербург: «На станцию почти сейчас же пришел и Фоня с шиповником для меня. Просидели очень долго, пропуская поезда, говорили деловито и нежно; его заботливость меня трогает. Сидел, все время держа меня за руку, вроде Вишневских; разве я этого хотел. Теперь перед самим собою я говорю, что, даже если б он сам захотел, я бы удержался и удержал его, что, если бы, скажем, он женился на Варе, я бы любил их еще больше обоих. Мечтали, как дети, о жизни в Боровичах. Медорка клала морду на колени и смотрела умильно; написали записку: „Прощайте, живите без помехи“. Когда Фоня вернется, у моста привяжет Медор<ке> эту записку и впустит ее в наш двор. Годунов все печалел больше и больше. Мать его хотела бы хоть на 5 мин. меня видеть. К нашим ходить не будет, постарается, чтобы спектакля не состоялось. Мечтал о неосуществившемся, как он хотел брать отпуск, чтобы идти со мной и Сережей в Валдайский монастырь, верст за 80, как хотел заниматься со мною, делать музыку, говорить, гулять, слушать, слушаться, что кому мы помешали? Как судьба несправедлива. Смотря на часы, говорил, будто умирая: „Еще 20 м<инут>. 15. 10. 5“. Долго прощались, целуясь и на платформе, и с площадки, бежал за поездом без шапки, и Медорка бежала. Потом побредет по грязи в темноте домой. Так я уехал».
«Не вешних дней мы ждем с тобою…»*
