Михаил Лермонтов - Том 4. Проза. Письма.

Таким образом, уже 17 февраля ходили слухи об аресте Лермонтова, и вполне вероятно, что он действительно в это время находился «не дома».

21 февраля 1837 г. по распоряжению гр. П. А. Клейнмихеля (1793–1869) С. А. Раевский был арестован по делу «О непозволительных стихах, написанных корнетом лейб-гвардии Гусарского полка Лермантовым, и о распространении оных губернским секретарем Раевским». Он был допрошен в этот же день. Черновик своего объяснения С. А. Раевский через одного из сторожей переслал камердинеру Лермонтова А. И. Соколову со следующей запиской: «Против 3 Адмиралтейской части в доме кн. Шаховского – Андрею Иванову. Андрей Иванович! Передай тихонько эту записку и бумаги Мишелю. Я подал эту записку министру. Надобно, чтобы он <Лермонтов> отвечал согласно с нею, и тогда дело кончится ничем. А если он станет говорить иначе, то может быть хуже. Если сам не можешь завтра же поутру передать, то через Афанасия Алексеевича <Столыпина>. И потом непременно сжечь ее» (М. Ю. Лермонтов. Сочинения в шести томах, т. VI. Изд. Академии наук СССР, 1957, с. 773).

Пакет был перехвачен, а эта записка только увеличила вину Раевского.

На другой день был допрошен Лермонтов. При сличении показаний Лермонтова и Раевского были обнаружены разногласия, из которых наиболее существенными явились различные объяснения по поводу распространения стихов. Лермонтов, не зная содержания показаний Раевского, в своих объяснениях писал: «Когда я написал стихи мои на смерть Пушкина (что, к несчастию, я сделал слишком скоро), то один мой хороший приятель, Раевский, слышавший, как и я, многие неправильные обвинения и, по необдуманности, не видя в стихах моих противного законам, просил у меня их списать; вероятно, он показал их, как новость, другому, – и таким образом они разошлись…» (П. Е. Щеголев. Книга о Лермонтове, вып. I. Л., 1929, с. 266–267). Раевский же в своих показаниях отметил широкую популярность стихов, о которой Лермонтов знал, и стремление поэта к их распространению. Пытаясь защитить своего друга, Раевский объяснил поведение Лермонтова желанием «через сие приобресть себе славу» (М. Ю. Лермонтов. Сочинения в шести томах, т. VI. Изд. Академии наук СССР, 1957, с. 773).

25 февраля 1837 г. последовало «высочайшее повеление», присланное шефу жандармов Бенкендорфу: «Л.-гв. Гусарского полка корнета Лермантова, за сочинение известных вашему сиятельству стихов, перевесть тем же чином в Нижегородский драгунский полк; а губернского секретаря Раевского, за распространение сих стихов, и в особенности за намерение тайно доставить сведение корнету Лермантову о сделанном им показании, выдержать под арестом в течение одного месяца, – а потом отправить в Олонецкую губернию, для употребления на службу, – по усмотрению тамошнего гражданского губернатора» (там же, с. 773–774).

Раевский понес более строгое и более продолжительное наказание, чем Лермонтов: приказ о возвращении Лермонтова последовал 11 октября 1837 г., а Раевский был прощен только 7 декабря 1838 г.

Раевский ни в чем не упрекал и даже решительно оправдывал своего друга. Уже много лет спустя, 8 мая 1860 г., в письме к А. П. Шан-Гирею С. А. Раевский объяснял свой арест политической аттестацией, которую ему давали некоторые сослуживцы, и ненавистью к нему одного из «служащих лиц» («Русское обозрение», 1890, № 8, с. 742–743). По-видимому, он имел в виду своего начальника – директора Департамента военных поселений, гр. П. А. Клейнмихеля, который и распорядился об аресте Раевского. Одновременно генерал-адъютант П. А. Клейнмихель был дежурным генералом Главного штаба, где Лермонтов находился под арестом и где велось следствие по делу «О непозволительных стихах…».

В письме Лермонтова упомянут начальник штаба жандармского корпуса Л. В. Дубельт (1792–1862). Он был женат на двоюродной тетке А. А. Столыпина-Монго и бывал в доме Мордвиновых. Через них Лермонтов и мог узнавать подробности о ходе судебного дела Раевского.

Впервые опубликовано в издании: Сочинения М. Ю. Лермонтова под ред. П. А. Висковатова, в шести томах, т. 5, 1891, с. 414.

Письмо написано в первых числах марта 1837 г., когда после окончания дела «О непозволительных стихах…» на смерть Пушкина Лермонтов был переведен из здания Главного штаба, где содержался под арестом, на квартиру Е. А. Арсеньевой и там еще несколько дней находился под домашним арестом (почему он и пишет: «Как только позволят мне выезжать»).

Впервые опубликовано в «Русской старине», 1884, № 5, с. 390.

Настоящее письмо написано незадолго до 19 марта 1837 г., когда Лермонтов выехал из Петербурга, направляясь на Кавказ, в Нижегородский драгунский полк.

Письмо Лермонтова является ответом на не дошедшее до нас письмо С. А. Раевского, в котором он, судя по его письму к А. П. Шан-Гирею, писал Лермонтову о том, что не считает его виновником своей ссылки. Кроме того, по-видимому, Раевский надеялся на смягчение наказания, а может быть, и на прощение, о чем хлопотала Е. А. Арсеньева, воспользовавшись своим знакомством с Дубельтом. Лермонтов хотел перед отъездом проститься с С. А. Раевским, о чем уже и раньше просил коменданта (см. предыдущее письмо), но его задерживало отсутствие нового мундира. Появляться в городе в форме лейб-гвардии Гусарского полка Лермонтов уже не мог. Первым, к кому Лермонтов должен был явиться в новой форме, был дежурный генерал Главного штаба гр. П. А. Клейнмихель: как директор Департамента военных поселений он же был и начальником Раевского.

Впервые опубликовано в «Русском архиве», 1863, № 5–6, стлб. 428–429, с пропусками. Полностью – в издании: Сочинения Лермонтова в двух томах, под ред. П. А. Ефремова, т. 1, 1887, с. 465–466.

Лермонтов выехал из Москвы 10 апреля 1837 г. По дороге он простудился и, прибыв в Ставрополь, поступил в госпиталь, откуда был переведен «весь в ревматизмах» (см. письмо 29, с. 403) в Пятигорский военный госпиталь «для пользования минеральными водами». Письмо к М. А. Лопухиной написано 31 мая 1837 г., вскоре после приезда в Пятигорск. Поселился Лермонтов в доме полковницы Тарановской (ныне дом 16 по Лермонтовской ул.), рядом с домом В. И. Чилаева (ныне Государственный музей-заповедник М. Ю. Лермонтова), в котором поэт жил летом 1841 г.

После летней экспедиции 1837 г. на Кубань предполагалась «осенняя экспедиция» на побережье Черного моря (в ней Лермонтов и думал принять участие), но она была отменена по случаю поездки Николая I по Закавказью и Кавказу.

Впервые опубликовано в издании: Сочинения Лермонтова в двух томах, под ред. П. А. Ефремова, т. 1. 1882, стр. 540–541.

Письмо послано Лермонтовым из Пятигорска, где Лермонтов лечился на водах.

Предполагалось, как пишет Лермонтов, что Николай I во время своей инспекционной поездки по Кавказу будет производить в Анапе смотр эскадрона Нижегородского драгунского полка, к которому Лермонтов был причислен по распоряжению барона Г. В. Розена, командира Отдельного кавказского корпуса, главнокомандующего Грузией с 1831 по 1837 г. (см.: Лит. насл., т. 45–46, 1948, с. 746–749). Там же должен был находиться отряд генерал-лейтенанта А. А. Вельяминова (1785–1838), командующего войсками на Кавказской линии и в Черномории. В дальнейшем этот план был изменен. Николай I произвел 10 октября 1837 г. на Дидубийском поле под Тифлисом смотр частям Кавказского корпуса, среди которых были четыре эскадрона Нижегородского драгунского полка, найденные царем в отличном состоянии.

В это же время на Кавказе находился близкий друг Лермонтова, его двоюродный дядя Алексей Аркадьевич Столыпин (1816–1858), по прозвищу Монго. Он изображен Лермонтовым в поэме «Монго» (см. наст. изд., т. 2, с. 326). В 1837 г. А. А. Столыпин был офицером лейб-гвардии Гусарского полка и поехал на Кавказ «охотником» (так назывались солдаты и офицеры, добровольно вызвавшиеся на какое-либо дело, требующее отваги и риска). На Кавказ ежегодно «охотниками» отправлялось по два офицера от каждого гвардейского полка.

Впервые опубликовано в «Русском обозрении», 1890, № 8, с. 741–742.

В первой половине сентября Лермонтов уехал с Кавказских минеральных вод и через Ставрополь и укрепление Ольгинское прибыл в Тамань для дальнейшего следования в Анапу или Геленджик, где находился отряд генерала Вельяминова, готовившийся к встрече Николая I. После некоторой задержки в Тамани Лермонтов вынужден был вернуться 29 сентября в Ольгинское. Принять участие в военных действиях ему не пришлось, так как первая экспедиция 1837 г. против горцев к этому времени уже окончилась, и с 29 сентября военные действия, по случаю приезда царя, были временно прекращены. В тот же день Лермонтов получил приказ отправиться в свой полк в Закавказье. Когда именно Лермонтов прибыл в полк и каков был его маршрут летом и осенью 1837 г., до сих пор точно не установлено. По его собственным словам, он изъездил Кавказскую линию, образуемую цепью укрепленных казачьих станиц, степных крепостей и казачьих постов, которая проходила от Каспийского моря по Тереку и затем по Кубани до Черного моря. Лермонтов пишет, что он странствовал, «одетый по-черкесски»; речь идет о походной форме нижегородских драгун – черкеске с газырями на груди и бурке. Поездка и пребывание Лермонтова «в Шуше, в Кубе, в Шемахе, в Кахетии» возможно связаны с кубинским восстанием, поднятым сторонниками Шамиля в сентябре 1837 г. Для ликвидации восстания из Кахетии (из местечка Караагач) были отправлены в Кубу два эскадрона Нижегородского драгунского полка. До Кубы «нижегородцы» не дошли – восстание было уже подавлено – и остановились в Шемахе, где, очевидно, и догнал их Лермонтов, следовавший в полк из Тифлиса. Здесь, вероятно, и произошла та стычка с лезгинами, о которой он пишет. Как попал Лермонтов в Шушу, которая находится ближе к южной границе Закавказья, не ясно. Возможно, что А. П. Шан-Гирей, публикуя текст письма, автограф которого не сохранился, ошибочно прочел «Шуша» вместо «Нуха», через которую Лермонтов не мог не проехать, следуя из Шемахи в Кахетию (об этом подробнее см.: И. Андроников. Исследования и находки, с. 264–269).