Роберт Рождественский - Лучшие стихи и песни

Мы

в ревущих колоннах,

как в газетных

колонках.

Однозначные

буквы

от Амура

до Буга.

По-крестьянски

корявы,

по-боярски

нарядны —

станем рядом,

и сразу

образуется

фраза!

Та, что с громом

на равных.

Та, что мир

осветила.

Это – мы!

От заглавных

до слепого

петита.

Продолженье сказаний

на ветру

ошалелом…

Кто нас пишет?

Мы сами!

Чем нас пишут?

Железом!

Сквозь разводы подпалин

мы, как пот,

проступаем.

И Гераклы.

И Будды.

И бессмертье.

И злоба…

Мы в Истории —

буквы.

Лишь немногие —

слово.

Вырастешь, Ксения,

строки эти прочти…

Водосточные трубы

уже устали трубить!

Целый час ты живешь на земле.

Прими ее.

И прости,

что земля еще не такая,

какою ей надо

быть…

На земле умирают и плачут.

По земле ручьи бегут нараспев.

Задыхаются пальмы.

Чавкает тундровый мох…

Я хотел ее сделать

самой праздничной!

И не успел.

Я хотел ее сделать

самой улыбчивой!

И не смог.

Я над нею трясся.

Я ее так просил!

Я земле открывался.

Понял ее язык…

Ты прости отца.

У него не хватило сил

накормить голодных,

оживить убитых,

обуть босых,

Мы —

всегда продолженье.

И я

не начал с нуля.

Мы —

всегда продолженье!

Распахнута настежь дверь,

Будет самой счастливой

твоя и моя земля.

В это верит отец!

И ты —

непременно —

верь!

Ты пока что не знаешь,

как пронзителен шар земной.

Что такое «светло» —

не знаешь.

Что такое «темно».

Что такое «весна».

(Хотя родилась ты —

весной.)

Что такое «снег».

(Хотя снега

полным-полно.)

Целый час

ты живешь на планете…

Привыкай дышать.

Продолжай сопеть.

Начинай басить

с номерком на руке…

Даже имя свое

еще не можешь ты удержать

в малюсеньком,

почти невзаправдашнем

кулачке.

Все казалось обычным.

Простым…

Но внезапно,

зовя и звеня,

крик

родившихся завтра,

родившихся завтра,

ворвался в меня!

Слышу я:

по Земле,

качаясь, как в зыбке,

не боясь ни черта,

краснощеко и весело

горланят язычники —

нам

не чета!

Я их вижу —

мне время тех дней не застит,

не прячет во мгле.

Я их вижу:

широких,

красивых,

глазастых

на мудрой Земле!..

Я их вижу,

порою таких же усталых,

как в мои времена.

Но они

даже звездам поклоняться не станут

(а не то что чинам!)…

Крик

родившихся завтра,

как сигнал на поверку,

сердцем ловлю…

Кройте!

Кройте,

родные мои Человеки.

Я вас очень люблю.

Матерям не давайте покоя!

Кричите!

Кричите!

Все простится потом…

Я вас так люблю,

как любят мальчишки

босиком

бродить под дождем!

Я вас так люблю,

как влюбленные любят

сумрак лесов…

Я вас так понимаю,

как усталые люди

понимают сон…

Я мечтаю о вас.

Ожидаю вас жадно

ночи

и дни.

Крик

родившихся завтра,

родившихся завтра,

поскорей зазвени!

Так и мы входили.

Все правильно.

Состояние

как в бою.

Силы хватит.

Крылья расправлены.

Начинайте

песню свою!

Судьи с тонкими шеями,

судьи

с петушиными голосами,

только начаты

ваши судьбы,

чуть намечены

ваши судьбы.

Вот вам жизнь.

Разбирайтесь сами.

Нате!

Стройте и протестуйте!

О своем

твердите упрямо.

Нате —

мучайтесь!

Нате —

думайте,

в чем вы правы,

а в чем – не правы.

Вот она, безграничная, —

нате!

Этой жизнью

себя наполните.

Все, что мы позабыли, —

вспомните!

Все, что мы не узнали, —

узнайте!

Только сразу не обессудьте,

не ругайте слишком поспешно, —

если вы упадете,

судьи, —

мы подымем вас

твердо и бережно…

Мир дрожит от весеннего грохота.

Вас заботы наши

смешат.

Это – много,

но это и крохотно —

сделать первый

собственный шаг.

Ведь пока для себя вы распутаете

все, что создано было не вами,

вы еще очень долго будете

говорить не своими словами.

Разбираться в цитатах выспренних,

горевать

от случайных бед,

сомневаться

в известных истинах

и выдумывать

велосипед.

Не стоит

от себя бежать,

глаза потупив…

Поступки

надо совершать!

Одни поступки!

Поступок —

в трусе разбудить

замах героя.

Поступок —

жить,

не затвердив

чужие роли.

Поступок —

быть собой

в дыму

и клятве пылкой.

Поступок —

вопреки всему

молчать под пыткой!

Поступок —

много долгих дней

гореть,

а после

порвать поэму,

если в ней

хоть капля

позы.

Прикажет время зубы сжать —

не протестуйте.

Поступки

надо совершать!

Одни поступки!

И кровь твоя

через ничто,

дымясь,

проступит…

Ведь если жизнь – поступок,

то

и смерть —

поступок.

Мы живем

в предвоенное время.

Предразлучное.

Предпоходное…

Не желаю,

чтоб подобрели

командиры наши

пехотные.

Танки,

тяжкие, как терпение,

переваливаются

на марше.

И скрипят

ремни портупейные.

И ладонь —

в оружейном масле.

Радиолы зовут напрасно.

Полдень

длится.

И полночь

длится.

И Россия

глядит

пристрастно

в похудевшие наши лица.

И отцы

звенят орденами

над мерцанием

рюмок незвонких.

Обо всем,

что случится

с нами,

вы прочтете в письмах.

И сводках…

У истории

неистошный

голос.

Крики

потонут в бездне…

Над землею

дальневосточной

ходят тучи,

как в старой песне…

Будет трудно?

А что

поделать?

Будет смертно?

А как

иначе?..

У шлагбаумов

запотелых

тормоза визжат

по-щенячьи.

Тонет сумрак

в дожде мгновенном.

Козыряют нам

часовые…

Не впервые

за послевоенным —

предвоенное.

Не впервые.

И опять он рождается

в зябком окне.

Барабанит в стекло,

будто просит помочь.

В нем —

коротком,

еще не потерянном дне —

непрерывная боль,

сумасшедшая мощь!..

«Суета!» – говоришь?

«Принесет – унесет?»

Говоришь, что поэту

гораздо важней

о бессмертии думать

и с этих высот

обращаться к векам

через головы дней?..

Я не ведаю,

чем тебя встретят

века…

Для спешащего дня

я кричу и шепчу.

И останется после

хотя бы строка —

я не знаю.

Я знаю.

Я знать не хочу.

Не думай о секундах свысока.

Наступит время – сам поймешь, наверное:

свистят они,

как пули у виска, —

мгновения,

мгновения,

мгновения…

Мгновения спрессованы в года.

Мгновения спрессованы в столетия.

И я не понимаю иногда:

где – первое мгновенье,

где – последнее.

У каждого мгновенья – свой резон.

Свои колокола.

Своя отметина.

Мгновенья раздают

кому – позор,

кому – бесславье,

а кому – бессмертие!

Из крохотных мгновений соткан дождь.

Течет с небес вода обыкновенная…

И ты порой почти полжизни ждешь,

когда оно придет —

твое мгновение.

Придет оно —

большое, как глоток,

глоток воды во время зноя летнего…

А в общем,

надо просто помнить долг.

От первого мгновенья

до последнего.

Был ноябрь

по-январски угрюм и зловещ.

Над горами метель завывала.

Егерей

из дивизии «Эдельвейс»

наши

сдвинули с перевала…

Командир

поредевшую роту собрал

и сказал тяжело и спокойно:

«Час назад

меня вызвал к себе генерал.

Вот, товарищи,

дело какое:

Там – фашисты.

Позиция немцев ясна.

Укрепились надежно и мощно.

С трех сторон – пулеметы,

с четвертой – стена.

Влезть на стену

почти невозможно…

Остается надежда

на это «почти».

Мы должны —

понимаете, братцы? —

нынче ночью

на чертову гору

вползти.

На зубах —

но до верха добраться!..»

А солдаты глядели на дальний карниз,

и один —

словно так, между прочим, —

вдруг спросил:

– Командир,

может, вы – альпинист?.. —

Тот плечами пожал:

– Да не очень…

Я родился и вырос в Рязани,

а там

горы встанут,

наверно, не скоро…

В детстве

лазал я лишь по соседским садам.

Вот и вся «альпинистская школа»…

А еще

(он сказал, как поставил печать!)

там у них —

патрули!

Это значит:

если кто-то сорвется,

он должен молчать.

До конца.

И никак не иначе…

…Как восходящие капли дождя,

как молчаливый вызов,

лезли,

наитием находя

трещинку,