хочу стать крупицей всех любовников мира...
хочу стать крупицей всех любовников мира.
пахнуть то мускусом, то молоком, то миррой.
задыхаться, хрипеть, стиснув зубы, стонать, метаться
по постелям, подстилкам, набитым трухой матрасам.
хочу стать нежной чешуйкой кожи, частицей
всех любовников мира. десятки раз воплотиться:
в поцелуи до боли; в ароматные капли пота;
в схватки бешеной ревности, когда довольно любого
взгляда вниз для бессонницы, полной сигарного пепла;
в ожерелье кровоподтеков, губами оставленных; в пекло
рук, не знающих удержу, от предплечий и до ладоней
воспаленных желаньем; в тоску, чей точёный сосуд бездонней
с каждой встречей; в пощечину; в брошенную перчатку;
в незаметные посторонним прозрачные отпечатки
тонких пальцев на потемневших клавишах пианино;
в сон полуденный послелюбовный, текущий мимо
часовых и минутных; в опиум будуаров;
в декольте из шелка, бархата и муара;
в тёплый воск свечи, которая не погасла...
хочу быть каждым и каждой в момент оргазма,
на себе замыкая звериный экстаз планеты.
и прошу, чтобы ты со мной ощутила это.
2008/01/01
ёлки в торговых центрах вялы...
ёлки в торговых центрах вялы.
праздник окончен. огни погасли.
вот бы забраться под одеяло
и сочинять друг о друге сказки...
ты будешь принцессой в нарядном, пышном,
лазурью тронутом кринолине.
я – разбойницей. так уж вышло.
мне дали мушкеты, вина налили,
по чарке хлопнули: действуй, дескать!
пускай в расход толстосумов смело!
а чтобы вовсе покончить с детством,
послали в булонский. в ночную смену.
и вот, возвращаясь, пожалуй, с бала,
ты невозмутимо тряслась в карете –
смотрела в окошко, овец считала
и, в общем, хотела домой скорее:
хотела добраться до медной ванны
с мелиссой, до нянькиных рук уютных,
до книжки с отчаянным медоваром
и юнгами, пьющими сны в каютах.
какой из ангелов ровно в полночь
дежурил? я помню, увы, не очень.
ты слышишь выстрел, зовешь на помощь
и видишь меня... эпизод окончен.
кому из ангелов в полночь ровно
перца и пороха не хватило?
мушкет. нападение. оборона.
я вижу тебя. многоточье. титры.
а дальше? а дальше: рыданья-шепот-
бессонницы-сны-поцелуи-ревность?
придумай сама и скажи мне, что там
случилось у нас ещё :)
2008/01/09
наблюдаю людей, и мне кажется, деньги – это...
наблюдаю людей, и мне кажется, деньги – это
большинством из них согласованый символ счастья:
телефон мобилен, диету устроят к лету!
у меня тоска разрывает нутро на части.
антилопа колотит копыцем по стойке бара,
превращая в купюры каждый удар подковой.
а мне хочется просто: край света, закат, хибара,
ты во сне улыбаешься, что-то бурчишь... какого
нам с тобой ещё нужно богатства? каких скольжений
по перилам, обтертым задами, карьерных лестниц?
разве это нас радует, милая? неужели
всё задумано именно так изначально, и блеск ницц,
монте-карлов, лас-вегасов может быть нам нужнее
блеска глаз? полный бред! я устала от этой паствы
в ямамото, от пастыря в дольче, от гуччи в небе
и от тех, конечно, кто выдумал загранпаспорт.
2008/01/11
в замке старинном, в зале музейном...
в замке старинном, в зале музейном
тайком от родных и друзей
мудрёное зелье варила зельма,
прекраснейшая из зельм.
печаль сменяла приливы веселья,
огонь то кусал, то гас.
единым телом кипели в зелье
растения разных каст:
гибискус-развратник, кумин-обжора,
роза-подруга любовных ожогов,
боссвелия-страсть молодых хористов,
сноб-бергамот, кокетка-корица,
сладкая, словно нимфетка, липа,
стерва-жимолость, эвкалипта-
целителя листья, звёзды бадьяна,
багульник-убийца, любимец пьяных
от подвигов лавр, кардамон, гвоздика,
волчьих ягод и вишни дикой
хитросплетенья, душистый перец,
ромашка, друг дездемоны-вереск
и обольстительницы-пачули.
их плотный бархатный запах почуяв,
десятки цветов и трав
смиряют свой вздорный нрав!
суровые камни большого зала
долгих пятнадцать дней
бесстыдная самка костра лобзала –
трещали сердца камней.
не всякий выдержал пытку жаром,
скрошился в жгучий песок,
ведь поцелуи острей кинжала,
желанней, чем хлеб и сон!
котлу половником помогая,
за двери выставив слуг,
зельма шальная, босая, нагая
заклятья шептала вслух.
в каждом слове то струны звенели,
то гулко рыдал орган.
горячие камни от звуков зверели
и выли, смуглым ногам
послушные, словно рабы. а зельма,
плясала на рёбрах их
свой бешеный танец, танец весенний,
созданный для двоих.
варева запах курился в жилах,
дурманя пуще вина,
над замком стая ворон кружила
с рассвета и до темна,
тем ароматом влекома. стоит
однажды вдохнуть его –
разумом овладеет густое
древнее колдовство:
каждый забудет, кому он нужен,
куда и откуда шел...
зельме прекрасной подарит душу,
станет ее пажом,
верным, как пёс, как волчица – смелым,
быстрым, как ягуар!
хриплым, безжалостно-нежным смехом
сдобрила зельма отвар,
в сотни жёлтых пузатых бутылок
слуги разлили его
и поутру отвезли на рынок
свежайшее волшебство.
торговцы из тысячи стран купили
этот янтарный яд,
но до своих берегов не доплыли,
пятнадцать недель подряд
от гранёных стаканов с зельминым зельем
не отрывая лиц.
не дождались их родные земли,
сирены не дозвались.
купцов заарканил коварный запах –
никто не увидел, что
пара бутылок упала за борт...
и начиная шторм,
от предвкушения обезумев,
вода, как диковиный плод,
схватила бутылки, стиснула зубы,
дробя стекляную плоть!
варево струйками из осколков,
как кровь из прокушенных шей,
лилось.... никто не знает – сколько
теперь у зельмы пажей,
но всякий, кому хоть раз случалось
коснуться ступнями волн,
услышать крики голодных чаек
над морем, поймать его
солёный парфюм ноздрями, знает,
отныне и навсегда
одно лишь желанье его терзает –
еще вернуться сюда,
забраться на скользкий обломок рифа,
ни пить, ни дышать не сметь
и в звуке прибоя услышать хриплый
безжалостно-нежный смех.
2008/01/16
мы с тобой очутились в яме...
мы с тобой очутились в яме –
затхлый запах и тусклый свет:
«не дружи с моими друзьями!
не гуляй по моей москве!»
ультиматум (как униформа
для общения с бывшей, мной)
на локтях проносился. фоном –
какофонией, тишиной
извергается мегаполис,
разлучая меня с тобой:
я – на северный серый полюс,
ты – на западный голубой.
но значения не имеет
колористика полюсов –
виртуальная я немею,
утыкаясь в твое лицо
виртуальное. и родное;
глупо было бы отрицать.
прикасаюсь к нему ладонью –
содрогаются полюса.
социальные сети мягче
и прочнее семейных уз:
то отскакиваю, как мячик;
то на шаг подойти боюсь...
а на тоненьких ветках – иней.
и зима. и неважно ей
ни дружить с друзьями твоими,
ни гулять по москве твоей.
2008/02/24
