спирта". Это мировой рекорд, – написала германская "Ди Вельт".
Вот я вам сейчас про этот «чистый спирт», и всё, что связано с ним, и что вокруг него, опишу. В большом временном разрезе. Жизнь сквозь призму «чистого спирта», жизнь пропитанную спиртом, жизнь пропитую… Чистую правду опишу.
Семнадцать литров – это в два с лишним раза превышает цифру, за которой, считают медики, начинается вырождение нации. Но Боже мой, Боже мой… Сколько же тогда пили в… 1970-х годах?! Когда в иные дни казалось, что пьян весь город? Причем по-настоящему пьян: люди бредут, держась за стенку, валяются на земле, храпят на скамейках, блюют…
А в отдельно взятом 1980-м году, в отдельно взятом городе Ленинграде? В том году, когда я впервые приехал в город на Неве из Сибири, и застал та-а-кую картину… Разумеется, и в Сибири пили по-черному, но в северной столице даже для привычного глаза картина обалдевающая. Когда поздним вечером входил я в подворотню дома, в нос шибанул такой мощный запах псины!.. Притом это самое первое впечатление: поздний вечер, темнота, я сошел с автобуса из аэропорта при въезде на Московский проспект, несколько шагов в арку, и…
А утром, куда первый выход? Разумеется, в магазин, благо магазин находился прямо в доме. Питерцы помнят, знают его: сталинский дом у метро "Московская", широкие ступени, колонны, большой гастроном…
Возле колонн ошивались-кучковались страждущие, человек десять. Мужчины и женщины, тех и других поровну: еще одна местная примета… Причем "дамы" курили в открытую – в России, в провинции, такого не было. Как и обращения: "дама". Это – Питер. Однако, "дамы" эти… Синюшные физиономии, волосы-пакля, ножки-палки – в каких-то мужских сапожках… "Господа" – под стать им: рожи, лапы цвета асфальта, и … мокрые штаны! Вообще, псиной от всей компании несло страшно!
Это находилось в таком контрасте с окружающей грандиозной архитектурой, с невероятным магазинным изобилием (того же вина, пива – море), шикарной столичной атмосферой… Притом я успел в первые же часы наслушаться про культуру.
Уму непостижимо. Ну, вот случись сибирскому мужику обопрудиться по пьянке – да он в бессознательном состоянии на улицу не вылезет! Здесь же – вот они, обоего пола, мокрые… Десять копеек просят-требуют – добавить. Дашь слабину – всё время начнут трясти. Под колоннами они постоянно, весь день.
Вскоре я заметил: та же картина – у каждого магазина, буквально у каждого! Да еще во всех закоулках, во всех скверах-садах, во дворах, на скамейках и т.д. и т.п. Все мало-мальски укромные уголки – заблёваны, задристаны, загажены. Обоссаны все подворотни, все арки – на метр от земли! Все "парадные" (в Петербурге не подъезды – парадные!), все лестницы. Притом, чем ближе к центру, тем гуще эта картина. Да: парадные на замок тогда не закрывались…
Уверенно могу сказать: в городе Ленинграде, в самый обычный будний день, на улицах, пьяных – вусмерть пьяных – десятки, может быть, сотни тысяч. И тысячи мертвецки пьяных – валяющихся на земле.
Перманентно-описанному состоянию "колыбели революции" чрезвычайно способствовали пивные ларьки, стоявшие на улицах. Пиво, пивная вода… И зимой тоже – круглый год, в морозы – с подогревом.
– Наш завод не имеет никакого отношения к тому, что разливается в ларьках, – заявил однажды главный инженер пивзавода.
Среди народа ходил, например, слух, что в это "пиво" подсыпают даже стиральный порошок – для пены.
Людям ХХI века я должен объяснить: пена – это для того, чтобы меньше наливать в кружку пива. Доливать продавцу «некогда» – очередь ждет, очередь давит! Тебе налили – и отвали. Наглость, дурь, хамство… Да и как-то не принято требовать долива! А деньги беспрерывным потоком шли в карманы всех, кто связан с пивом: продавцам, шоферам… И начальству, разумеется!
Когда в начале "перестройки" в Ленинграде начали борьбу с "нетрудовыми доходами", при обыске дома у водителя пивовоза нашли больше миллиона рублей. Сколько это на сегодняшние деньги? В рублях – сказать трудно, а в долларах – миллион точно будет!
Однако, чуть отвлеклись. Археологов будущего ждет серьезная загадка, если они копнут угол улицы Шкапина и Обводного канала: мощный пласт окурков и рыбьих костей на большой площади! Сделаем подсказку: здесь многие годы стояли рядом четыре пивных ларька. Рядом – баня, вокзал, а часов с 4-х дня шел могучий поток народа с "Красного треугольника". Брали пиво, доливали водкой, заедали рыбой, смолили "беломориной" (папиросы «Беломорканал»).
А в пивбаре на улице Розенштейна, в ста метрах отсюда – не протолкнуться.
Ох уж эти мне ленинградские пивбары! Дымище, вонища, грязища, смрад… Мне еще особо запомнилось: постоянно ходит уборщица, собирает посуду, вытирает столы – и все щели эдак ровненько затирает черной-пречерной грязью…
Публика в этих пивбарах настолько разношерстная! Работяги, военные – офицеры! (как и повсюду в то время), сотрудники всяких НИИ в костюмах-галстучках… Ну, и те, кого называли гопниками: цвета асфальта. Помню, в пивбаре на Розенштейна, привязался один такой ко мне да к моему приятелю-аспиранту, совал нам свой многократно прописанный – разбухший от псины паспорт. Хрипел-сипел:
– Смотри, в Ленинграде родился, коренной ленинградец… А ты кто?
Пожилой мужик, опухший, страшный, вонючий. Однако, слова "ленинградец", "коренной" – это что-то вроде "князь", "граф"… Но это – большая, отдельная тема!
Через четверть века, в 2007-м – 2008-м, мне впервые довелось побывать на территории "Красного треугольника". Город Сталинград после Сталинградской битвы наверняка выглядел именно так. Не случайно же германские кинематографисты выбрали улицу Шкапина как натуру для разбитого Берлина! Рядом – в 2005-м …
Кое-где на "Красном треугольнике" теплится жизнь, а в основном десятки закуточков, где копошится мелкий бизнес. А мелкий, да ежели нетрезвый, да в мозгах туман – сразу капут. Сожрут. Значит, трезвый… Это в прежнее время можно и на заводской территории пьяных увидать, а уж во вторую смену – просто пьянка. Знаю.
Завернем-ка мы еще на улицу Курляндскую, здесь же, у Обводного канала, в коммунальную квартиру.
Время – прежнее. Начало 80-х.
Вспоминаю сейчас – и не понимаю, не по – ни – ма – ю, как я смог такое пережить… Крохотная комнатенка, а за стенкой-перегородкой – волчище Леха со своей Тамарой Васильевной. И дело даже не в том, что они пьяницы, не совсем в том (хотя они законченные алкоголики), а в том, что они представляли собою тип, явление – именно питерское, невероятно многочисленное по тем временам явление. Казалось, можно дома от него отгородиться, ан нет: за перегородкой – самое концентрированное явление. Притом Леха с Тамарой Васильевной уже немолодые – за 50.
Начиналась история так…
