И как по весне пробудившийся сад,
Цветами украсится снова.
А жизнь к новым целям и далям помчит
В восточном немолкнущем гуле...
Но вдруг среди гула в душе зазвучит:
"Ой люли, ой люшеньки-люли".
И чем-то несказанным сердце сожмет,
И ты замолчишь, цепенея.
А это душа на свиданье придет
С родимою песней своею.
Израиль. 1993 г.
***
Двуязычье мое непростое
Два родных неродных языка,
И без них я так малого стою,
Что тому удивляюсь слегка.
Русский - всех моих мыслей основа
И язык моих нынешних дней.
Рядом с ним беларуская мова
Память детства и школы моей.
Но внимательным взглядом увидишь
Слезы ты у меня на глазах,
Как услышу я старенький идиш,
Что так редок теперь на устах.
Голос матери, голос народа,
Что меня народил в этот свет
И сквозь долгие, тяжкие годы
Мне язык передал, как завет.
Жаль, что память порой уж не может
Подсказать мне значения слов.
Я забыл тот язык, только все же
Средь моих он душевных основ.
И во сне, хоть с годами все тише,
Сердцу чудится, что вдалеке
Я знакомую песенку слышу
На чужом, но родном языке.
Витая в небесах
Я водку пью, закусывая салом,
И в гневе запускаю матерком,
Но в небе надо мной скрипач Шагала,
А рядом с ним невеста с женихом.
Там козы из веселого местечка
И странный мир далеких детских грез,
Чудные, позабытые словечки:
"А зох ун вэй", "а гиц ин паровоз".
И кажется, что там в лазурном небе,
Смеясь и плача над самим собой,
Летает многомудрый, старый ребе
Над крышами, над миром, над судьбой.
Все это вызывает удивленье,
Но осудить, приятель, не спеши
Души моей еврейской раздвоенье,
А может, единение души.
Ведь мы со многим в жизни расстаемся
И обретаем многое опять,
А все-таки собою остаемся,
Лишь продолжая в небесах летать.
***
Из года в год ведет народ
Одни и те же разговоры:
"Еврейской пасхи день идет,
Похолоданье будет скоро."
Твердят привычно, как псалтырь.
Как объяснить им, что случилось
Что реки вскрылись во всю ширь,
Что полнолуние омылось.
Но что рассказывать про то,
Ведь и сегодня, как когда-то,
Считать куда удобней, что
Во всем евреи виноваты.
О снисхожденье не проси,
Не изменить судьбы природу,
Пока твердят, что на Руси
Евреи делают погоду.
***
"Пусть отсохнет моя десница,
если я забуду тебя, Иерусалим"
(Из псалмов Давида)
Меж адом житейским и раем
Живу, твоим светом храним,
Далекий мой Ерушалаим,
Мой близкий Иерусалим.
Души и покой, и томленье,
Ты радость моя и печаль,
Мечта и ее воплощенье,
Реальность и времени даль.
И если в сознанье тускнеет
Твой лик от меня вдалеке,
То чувствую я, как слабеет
Перо в моей правой руке.
***
Этот мир эфемерно реален,
В нем громами звучит тишина.
То ли дух здесь так материален,
То ль материя духа полна.
Этот воздух, напренный зноем,
Эти горы в морщинах веков,
Эти волны бегущие строем,
Небо синее без облаков.
И обилие солнца и света,
И мерцание звезд в тишине...
То ли видел я все это где-то,
То ли это жило все во мне.
Не понять это все разуменьем,
Всеми чувствами не ощутить.
Сердце бьется в тревожном волненье,
И натянута времени нить.
А душа все тоскует и стынет
Под тревожной ночной тишиной,
И все снится, все снится пустыня
Перед Богом мне данной страной.
Израиль
Прощание с Израилем
Последний день, последние часы...
С тяжелою душою уезжаю.
Я жизнь свою поставил на весы,
Я взвесил все и тяжесть груза знаю.
Нет, мне уж не по силам этот груз.
Ушли года, мои ослабли плечи.
Со старым не порвать привычных уз
И с новым не дождаться скорой встречи.
Пусть где-то очень рядом новый мир,
Он так со мной не схож и непривычен,
Как сочиненной музыки клавир
Не схож с природным щебетаньем птичьим.
Мне вольных этих нот не расписать,
Их странное, но чистое звучанье
Клавир, увы, не сможет передать
При всем своем искусстве и старанье
Мир незнакомый, мир совсем иной
Воочью познавал я, не заочно.
Влекомый им, как пенною волной,
Ловил мотив гортанной речи сочной.
И понял, что рожден в другой земле,
Что здесь уже корнями не окрепну.
Привыкший жить в беззвучье и во мгле,
Я просто здесь оглохну и ослепну.
И это разумение свое,
Рожденное в борьбе с самим собою,
И все свое постылое житье
Печально называю я судьбою.
