- Домой! - пробурчало оно, - нечисть не дремлет. Домой, или я схвачу тебя! - И оно потянулось к нему своими длинными белыми руками.
- Коварный Кюлеборн! - вскричал рыцарь, совладав с собой. - Что мне за дело до твоих штук, кобольд! На, получай свой поцелуй! - И он яростно обрушил свой меч на белую фигуру. Но та рассыпалась миллионами брызг, и оглушительный ливень, окативший рыцаря с головы до ног, но оставил у него ни малейшего сомнения, кто был его противник.
- Он хочет отпугнуть меня от Бертальды, - вслух произнес рыцарь самому себе, - он воображает, что в страхе перед этой дурацкой чертовщиной я отдам ему во власть бедную испуганную девушку, и он сможет выместить на ней свою злобу. Как бы не так! Немощный дух стихии! На что способно сердце человека, когда оно захочет по-настоящему, захочет не на жизнь, а на смерть, - этого тебе не понять, жалкий гаер!
Он ощутил истинность своих слов, почувствовал, как они влили ему в душу мужество. К тому же, удача ему снова улыбнулась, ибо не успел он дойти до места, где был привязан конь, как явственно услышал поблизости жалобный зов Бертальды, доносившийся до него сквозь нарастающий рокот грома и завыванье ветра. Быстрыми шагами он устремился на звук ее голоса и увидел дрожащую всем телом девушку, которая тщетно силилась вскарабкаться по отвесному склону горы, чтобы хоть как-то выбраться из жуткого мрака долины. Он ласково заступил ей дорогу, и каким бы гордым и смелым ни было ее решение бежать из замка, теперь она была слишком счастлива, что милый ее сердцу друг вызволит ее из этого страшного одиночества и безмятежная жизнь в радушном доме вновь раскроет ей свои любящие объятия. Она безропотно последовала за ним, но выглядела такой обессиленной, что рыцарь был рад, когда наконец довел ее до своего коня; отвязав его, он хотел посадить прекрасную странницу в седло, чтобы осторожно повести коня под уздцы сквозь смутные тени, окутывавшие долину.
Но животное совсем взбесилось от диких выходок Кюлеборна. Рыцарю и самому-то было бы нелегко вскочить на спину храпящего и бьющего копытами жеребца, посадить же в седло трепещущую Бертальду нечего было и думать. Итак они решили вернуться домой пешком. Таща под уздцы лошадь, рыцарь другой рукой поддерживал спотыкавшуюся девушку. Бертальда собрала все силы, чтобы поскорее миновать зловещую низину, но усталость свинцовым грузом тянула ее к земле, она дрожала всем телом, отчасти после пережитого испуга, когда она металась по лесу, преследуемая Кюлеборном, отчасти от страха перед завываньем бури и ударами грома, разносившимися по горам.
Наконец она выскользнула из рук своего спутника, упала на поросшую мхом землю и молвила:
- Оставьте меня, благородный рыцарь, все равно я изнемогаю от усталости и страха, меня ждет здесь смерть - расплата за мое безрассудство.
- Ни за что на свете, дорогой друг, я не покину вас! - воскликнул Хульдбранд, тщетно пытаясь усмирить бесновавшегося коня, который стал еще сильнее храпеть и биться. В конце концов, рыцарь был рад уже тому, что ему удалось удержать животное в некотором отдалении от девушки, чтобы не испугать ее еще более. Но не успел он отвести на несколько шагов разгоряченного коня, как она начала жалобно звать его, решив, что он и в самом деле собирается покинуть ее в этой страшной чаще. Хульдбранд вконец растерялся и не знал, как ему быть: он охотно пустил бы разъяренного жеребца на волю, чтобы он перебесился и успокоился, но боялся, что тот промчится своими подкованными копытами по узкой тропе как раз там, где лежала Бертальда.
В этой растерянности и смятении он вдруг с облегчением услыхал за собой приближающийся стук колес по каменистой дороге. Он позвал на помощь; в ответ раздался мужской голос, который велел ему потерпеть, а вскоре в кустах мелькнули две белых лошади, рядом с ними - белая куртка возницы, а за его спиной - большой белый холст, прикрывавший, как видно, кладь, которую он вез. По крику "тпруу!" своего хозяина лошади стали. Он подошел к рыцарю и помог ему обротать бесновавшегося коня, - Вижу, вижу, что с этой тварью. Когда я в первый раз проезжал по этим местам, с моими лошадьми было ничуть не лучше. Все дело в том, что здесь живет презлющий водяной, который тешится подобными проделками. Но я знаю одно словечко, если дозволите, я шепну его на ухо коню, и он сразу станет шелковым, совсем как мои лошадки.
- Попробуй свое средство и поскорей помоги мне! - воскликнул в нетерпении рыцарь.
Тут возница пригнул к себе голову бесновавшегося коня и прошептал ему на ухо несколько слов. В мгновенье ока животное успокоилось, присмирело, и только храп да пена у губ свидетельствовали о недавнем возбуждении. Хульдбранду не до того было, чтобы расспрашивать возницу, как это ему удалось. Он договорился, что тот посадит Бертальду в повозку, где, по его словам, сложены были тюки с мягкой ватой, и доставит ее в замок Рингштеттен; рыцарь же поедет рядом с ними верхом. Но конь был так изнурен своим недавним буйством, что не смог бы везти хозяина на столь далекое расстояние, и возница предложил Хульдбранду сесть вместе с Бертальдой в повозку. А коня можно ведь и сзади привязать.
- Дорога идет под гору, - добавил он, - и моим лошадям это будет нетрудно.
Рыцарь принял предложение и сел с Бертальдой в повозку, конь послушно поплелся за ними, а возница бодро зашагал рядом, внимательно поглядывая по сторонам. В тишине и сгущавшемся мраке ночи под замиравшие звуки удалявшейся грозы Бертальда и Хульдбранд наконец-то почувствовали себя в безопасности; они всецело отдались блаженному ощущению неторопливой и удобной езды. Между ними завязалась задушевная беседа. Он нежными словами упрекал ее за своенравный побег; она смиренно и растроганно просила простить ее, и все, что они произносили, источало свет, подобно лампе, которая во мраке ночи подает любовнику знак, что возлюбленная ждет его. Рыцарь не вдумывался в значение произносимых ею слов, ибо чувствовал истинный смысл того, что она хотела сказать, и отвечал только на него. Вдруг возница визгливо гикнул:
- Эй, пошли! Скачите, кони, живей, что есть мочи, припомните, кто вы такие!
Рыцарь высунулся из повозки и увидел, что лошади бредут или вернее почти плывут в бурлящей воде; колеса повозки поблескивали и шумели как мельничные, а возница взобрался на повозку, спасаясь от набегающей волны.
- Что это за дорога? Ведь она прямо ведет в реку! - крикнул Хульдбранд вознице.
- О нет, господин рыцарь, - усмехнулся тот в ответ. - Как раз наоборот. Это река хлынула на дорогу. Оглянитесь-ка, видите, все залито!
И в самом деле, все дно долины колыхалось и бурлило от взбунтовавшихся, растущих на глазах волн.
- Это Кюлеборн, тот злобный водяной, хочет потопить нас! - воскликнул рыцарь. - Нет ли у тебя, дружище, еще какого-нибудь словечка против его колдовства?
- Пожалуй, есть одно, - молвил возница, - но я не могу и не желаю произнести его, пока вы не узнаете, кто я такой!
- Время ли сейчас загадывать загадки? - крикнул рыцарь. - Вода поднимается, и какое мне дело, кто ты такой?
- Кое-какое дело все же есть, - откликнулся возница, - ведь Кюлеборн это я сам! - И его искаженное злобной ухмылкой лицо заглянуло в повозку; но и повозки уже не было, и лошадей - все растеклось, изошло пеной, рассыпалось шипящими брызгами, и сам возница взвился в воздух гигантским водяным столбом, смыл тщетно барахтавшегося коня и словно башня навис над головами тонущей пары, готовый безвозвратно похоронить их под собой.
И тут сквозь грохот воды раздался мелодичный голос. Луна вышла из-за туч, и озаренная ее светом на склоне горы показалась Ундина. Она грозила волнам, журила их, и вот уже зловещий водяной столб с ропотом и ворчанием исчез, вода тихо заструилась в лунном сиянье, и Ундина, словно белая горлинка, спорхнула с вершины горы, схватила рыцаря и Бертальду и унесла с собой, вверх на зеленую сочную лужайку; там она дала им подкрепиться изысканными яствами, придавшими им мужества и сил; потом помогла подсадить Бертальду на своего белого иноходца, и таким образом все трое добрались до замка Рингштеттен.
Глава пятнадцатая
ПОЕЗДКА В ВЕНУ
После этого происшествия жизнь в замке потекла мирно и спокойно. Рыцарь все более убеждался в ангельской доброте Ундины, которая таким чудесным образом проявилась в Шварцтале, подвластном Кюлеборну, когда она вовремя подоспела, чтобы спасти их. Ундина тоже пребывала в спокойной уверенности, которая всегда живет в душе, твердо знающей, что она на верном пути. К тому же во вновь пробудившейся любви и уважении супруга ей маячил проблеск надежды и счастья. Бертальда, со своей стороны, всячески изъявляла благодарность и робкое смирение, нисколько не стремясь поставить это себе в заслугу. Всякий раз, когда кто-нибудь из супругов пытался объясниться с ней по поводу замурованного колодца или приключений в Шварцтале, она горячо просила пощадить ее, ибо история с колодцем повергала ее в стыд, а воспоминание о Шварцтале - в ужас. Поэтому она так ничего и не узнала ни о том, ни о другом; да и к чему ей это было? Итак, мир и радость зримо воцарились в замке Рингштеттен. Все твердо были уверены в этом и полагали, что отныне жизнь будет дарить им одни лишь прекрасные цветы и плоды.
