Это был обычный рабочий день. Больница уже давно размещалась в новом огромном здании. Лея осматривала очередного ребёнка, когда в палату ворвалась сестра и сказала, что только что террорист-самоубийца взорвал автобус. Много убитых. Кареты скорой помощи доставляют в больницу раненых. А через несколько минут её вызвали в приёмный покой. У входа творилось нечто невероятное. Ещё привозили раненых. Начали появляться родственники. Обычная картина дня террора, к ужасу которой нельзя привыкнуть.
У входа Лея наткнулась на старика в чёрной шляпе и в чёрной одежде хасида. В такую жару! К этому она уже привыкла. Старик преградил Лее дорогу:
– Доктор, как моя внученька, моя родная внученька, как она?
– Сейчас посмотрю. – Раздвинулись двери, и она скрылась в приёмном покое. Появилась она минут через десять. На ней не было лица. Старик понял это по-своему и тоже чуть не потерял сознание.
– Жива?
Лея, на лице которой не было кровинки, выдавила из себя:
– Жива, жива. Ничего опасного. Даже не контузия, а травматический шок. Думаю, вечером сможете забрать её домой.
– Доктор, так в чём же дело? Что с вами?
– Цепочка…
– Что цепочка?
– Откуда у неё такая цепочка?
– Как откуда? Я сделал две такие цепочки. Абсолютно одинаковые. Хоть мне ещё не было тридцати лет, я уже был в Варшаве знаменитым ювелиром. И не только в Варшаве. Может быть, потому, что я был таким ювелиром и немцы нуждались во мне, мы и просуществовали, когда в гетто проводились сплошные акции, просуществовали почти три с половиной года. Мы с моей дорогой Двойрой любили друг друга ещё будучи малыми детьми. А поженились мы уже в гетто. Доктор, вам плохо? Давайте сядем. Я вам принесу воды.
– Спасибо. Не нужно воды. Сядем.
– В декабре 1941 года у нас родилась Сареле. И я сделал для неё цепочку, которую вы увидели. А первого марта 1943 года у нас родилась Блюмеле. И я сделал ещё одну точно такую цепочку. А потом началось восстание. Я не знаю, что вы знаете об этом восстании. Но сейчас о нём говорят очень много неправды. Основная военная сила евреев была у нас, у ревизионистов. Именно мы наносили нацистам самые большие потери. А коммунисты были против социалистов, а бундовцы были против коммунистов, а все они были против ортодоксов. И вообще все были против всех, вместо того, чтобы всем вместе быть против немцев. Шестнадцатого мая несколько евреев по канализации мы выбирались из гетто. У меня на руках была Сареле, а у Двойры – Блюмеле. Вы представляете себе, май месяц, канализация, а на Двойреле её дорогая каракулевая шуба. Она ни за что не хотела её оставить. В кармане шубы были некоторые драгоценности. Но большинство было у меня вместе с инструментами. Эта канализация! Что вам говорить? Только это, только поход в дерьме по самый пояс, а иногда и выше, когда нечем дышать, может искупить все самые страшные грехи, в течение жизни совершённые самым плохим человеком. Как мы дошли до выхода? Это просто невероятно. А Двойреле в своей шубе.
Лея заплакала. Старик посмотрел на неё:
– Доктор, может быть хватит слушать глупого старика?
– Продолжай, отец, продолжай.
Старик с непониманием посмотрел на врача. Может быть, расчувствовавшись, она так назвала старого человека? Бывает.
– На выходе нас ждали поляки. Они должны были проводить нас до Кабацкого леса. На опушке нас обстреляли. Когда мы уже были в лесу… – Старик заплакал. – Ни Двойреле, ни Блюмеле. Потом поляки, когда я служил у них в Армии Крайовой, сказали, что Двойреле убили. А о Блюмеле ничего не сказали. Я был нужен полякам. Ведь я не только хороший ювелир, но ещё отличный гравер. Поэтому они берегли такого еврея. Как раньше немцы в гетто. Я приехал с Сареле в Палестину в 1946 году. Как мы страдали! Хуже, чем гетто. Англичане нас выбросили на Кипр в концентрационный лагерь. Когда возникло государство Израиль, мы приехали в Иерушалаим. Я так и остался один. Я очень любил Двойреле. Для меня не могло быть другой жены, хотя я религиозный еврей и должен был выполнить завет, должен был жениться. Сареле выросла, вышла замуж за очень хорошего человека. Сейчас он полковник в запасе. Бригадного генерала ему не дали. Может быть потому, что он носит чёрную кипу. Не знаю. У них четверо замечательных сыновей, моих дорогих внуков. А они так мечтали о дочке. И Господь услышал их просьбу. В сорок один год она родила мне внучку, которую вы видели. А о Блюмеле так ничего и не известно.
Лея обняла совершенно обалдевшего старика. Целовала его, натыкаясь на седую бороду. Плакала.
– Отец, дорогой мой отец, я расскажу тебе о Блюмеле. Я Блюмеле. Только до смерти моей дорогой польской мамы я не знала, что я Блюмеле. Я знала, что я Кристина. А когда репатриировалась в Израиль, стала Леей. Сегодня, когда твоя внучка, моя дочка Рахель придёт из университета, ты увидишь вторую цепочку.
28 апреля 2011 г.
Поехала крыша?
Приложение. «Чистые руки»
- Знаешь, - сказал он, задумавшись, - нельзя осуждать даже самые странные поступки человека. Нельзя, даже если ты считаешь, что обстоятельства ясны до самого предела. – Он снова пригубил бокал со своим любимым «Martell Noblige». – Разумеется, я не имею в виду, что ты, можно сказать, брезгливо отказался от чудесного напитка и пьешь свой «Remy Martin», хоть и XO. Я же по этому поводу не говорю, что у тебя поехала крыша. – Он улыбнулся, отхлебнул немного конька, помолчал, возможно, ожидая возражения. Это был предмет нашего традиционного несерьёзного спора по поводу качества предпочитаемых нами коньяков. Я понимал, что не это он имел в виду, начав разговор об осуждении странностей. Поэтому молча ожидал продолжения его рассказа.
- С Дэном я познакомился на профессиональной почве. – Помолчал, задумавшись: - Это была очень важная и ответственная встреча. Мы обсудили все интересовавшие нас вопросы и разошлись. Бес его знает, как это бывает. Несколько лет я не видел его, не вспоминал и, может быть, даже не узнал бы, случайно встретив на улице. Но состоялась ещё одна профессиональная встреча. Возможно, я вообще сейчас вспомнил эту историю в связи с тем, что именно во время второй встречи Дэн угостил меня «Мартелем». Это был не Noblige, но вполне приличный коньяк. Не забудь, что и спустя несколько лет после эмиграции я всё ещё был в немалой степени зелёненьким американцем. Потом, уже став близкими друзьями, мы часто вспоминали эту встречу и пытались объяснить себе, что же тогда произошло, что сблизило нас. У вас это называют химией. Возможно, это действительно напоминает химию. Внезапная реакция синтеза при соответствующих валентностях. Бес его знает. Да, забыл тебе сказать, что Дэн на десять лет старше меня.
Примерно недели через две или три мы с жёнами пошли на ленч в китайский ресторан. В тот самый, в котором ты познакомил меня с твоим коллегой. Должен тебе сказать, что Эллен, жена Дэна оказалась очаровательной женщиной. Ты же знаешь отношение моей Ани к женскому полу. Так вот, даже она полюбила эту деликатную, интеллигентную и очень миловидную женщину. Несколько лет длилась изумительная дружба наших семейств. И вдруг, Дэн и Эллен развелись. Без всякой видимой, как нам казалось, причины. Понятия не имели, кто инициатор развода. С Аней мы были в шоке.
Разумеется, я ни о чём не расспрашивал Дэна. Какое право имел, если мой самый близкий друг не заговаривал со мной на эту тему?
Спустя примерно полгода Дэн женился на красотке, на шикарной девице на двадцать лет моложе его. Всё понятно. Седина в бороду – бес в ребро. Тут надо отдать должное моей Ане. Ради меня она сделала всё возможное, просто превозмогла себя, чтобы дружба с новой семёй Дэна оказалась подобной той, что была при Эллен. Поверь мне, это было совсем непросто.
Знаешь, я обратил внимание на один забавный феномен. Когда в обществе появлялся стареющий хрен с молодой красавицей, он обычно, как павлин распускал хвост. Дэн не изменился ни на йоту. Появляясь в общества со своей красоткой, он оставался таким же выдержанным, таким же лишённым избыточных эмоций, каким был с Эллен.
Шли годы. Ничто не омрачало нашей дружбы. Мы уже даже перестали вспоминать то второе производственное свидание, сопровождавшееся моим любимым «Мартелем». Давно уже, оставаясь наедине с Дэном, мы не вспоминали Эллен. С годами обстоятельный Дэн становился ещё обстоятельней и солидней. И вдруг! Да-да, снова и вдруг!
В тот вечер, когда он пришёл к нам один и сообщил, что развёлся со своей Барбарой, так как собирается жениться (ты представляешь, в третий раз!) я твёрдо решил, что у бедного Дэна поехала крыша.
Пойми меня. Дэн уже перевалил за семьдесят. Барбара в свои пятьдесят всё ещё оставалась очень эффектной женщиной, притягивающей взгляды мужчин. С Аней нам трудно было представить себе Дэна, влюбившегося в какую-нибудь восемнадцатилетнюю фифу. Как я уже сказал, обстоятельный, солидный. Определённо, поехала крыша.
