«Я хотел писать лишь о любви и верности…»
Я хотел писать лишь о любви и верности…
Но пришлось забыть мне замыслы свои.
Столько накопилось в мире мерзости,
Что не мог писать я больше о любви.
Переполнив душу горем и отчаяньем,
Я мечтал всю жизнь начать с нуля.
Чтобы зло от наших зорь отчалило,
Чтоб от скверн очистилась Земля.
И опять я думаю о Боге,
О забытой Господом Земле…
Пожилой «афганец», потерявший ноги,
На коляске едет по стране.
Мимо лихо мчатся лимузины.
Мимо взгляды на ходу скользят…
Как скользили мимо весны, годы, зимы,
Так промчится жизнь —
Как равнодушный взгляд.
«Породнился с небом я навеки…»
Породнился с небом я навеки…
Вновь внизу притихшая земля.
Ночь неслышно поднимает веки,
Ярким светом озарив меня.
Не могу привыкнуть к этим краскам,
К волшебству палитры неземной.
Синий цвет перемешался с красным,
Словно осень встретилась с весной.
Мы влетаем в сполохи рассвета.
И плывут из рая облака…
Ангел мой неподалеку где-то —
Чувствует его моя строка.
В небесах я счастлив и спокоен,
Потому что Ангелом храним.
Шелест крыл его нарушил «Боинг».
И, наверно, по дороге им.
В небе и легко, и одиноко.
Будто вижу я волшебный сон.
Синий свет течет из круглых окон.
Синий шум несется из окон.
Мы еще не скоро приземлимся.
Впрочем, время я не тороплю.
Мы летим без спешки и без риска.
И боязнь твоя равна нулю.
И нежданно я тебе признаюсь
В том, что в небе я бы жить хотел.
«Боинг» наш – как тот счастливый аист,
Что вчера над домом пролетел.
Это правда:
Чтобы долго жить,
Надо чаще видеться с друзьями.
Я всё продолжаю мельтешить
Встречами, поступками, стихами.
Но однажды брошу все дела,
Сяду в самолет Аэрофлота…
Друг не ждал —
Душа его ждала,
Веря в неожиданность полёта.
Так же побросав свои дела,
Соберутся милые мне люди.
Около веселого стола
Мы о дружбе говорить не будем.
Только память станет ворошить
Те слова, когда вернусь до дому.
Не затем, чтоб после долго жить, —
Просто жить не стоит по-иному.
1981
Для меня Восьмое марта
Не забито суетой.
Это выиграшная карта.
Я живу по карте той.
Я живу, чтоб вновь признаться,
Что любовь моя к тебе
Слаще славы и оваций,
Чище снега в декабре.
Я опять готов признаться,
Что всю жизнь тебя люблю…
И, наверно, лет пятнадцать
Уподоблен королю.
Потому что королева
У меня навек одна.
Мне при ней ходить налево,
Если честно, – на хрена.
Потому что нет красивей
И мудрее, чем она.
Я объездил всю Россию…
Но такая лишь одна.
Потому Восьмое марта
Для меня – все триста дней.
Я поставил жизнь на карту.
И давно живу по ней.
«Скороговорка осеннего леса…»
Скороговорка осеннего леса
Похожа на тихую мессу.
Как будто лес молится тоже.
И музыка грустно звучит…
Стою у сосновых подножий,
Где дятел по кроне стучит.
Скороговорка осеннего леса
Торопится в поднебесье,
Чтоб снова на землю спуститься,
Где музыку ждет тишина…
Где с лесом прощаются птицы.
Им надо успеть дотемна.
Я тоже прощаюсь надолго
С тем миром, где мрачно и колко.
И грустно от птичьего плеска,
От белых берез в неглиже…
Скороговорка осеннего леса
Никак не умолкнет в душе.
Мне не хватит ни слов, ни восторга,
Чтоб воспеть красоту сентября.
Возле озера высится горка
Легких листьев из янтаря.
А на озере – проба балета:
Гордых птиц белоснежный заплыв.
Еще слышится музыка лета.
Но все ярче осенний мотив.
Жаль, что всё это будет недолго.
За дождями придут холода.
И лишат мою душу восторга…
Слава Богу, не навсегда…
Зиму мы переждем и осилим.
Беды вынесем на мороз…
Ведь нельзя без закалки России,
Как душе невозможно без слез.
У весны тоже есть своя прелесть…
Среди парков и старых аллей
Май цветы молодые поселит,
Чтобы жизнь нам казалась светлей.
А когда возвратится к нам осень,
Мы, наверное, станем мудрей.
Я брожу между бронзовых сосен,
Как среди вековых якорей.
«Читает мама дочери своей…»
Читает мама дочери своей —
Больной малышке
Радостные сказки.
И девочка,
Откинувшись в коляске,
Уходит в мир фантазий и затей.
И жизнь уже ей кажется иной,
Как песни детства,
Что еще не спеты…
Но радость вновь обходит стороной
Ее мечты, надежды и секреты.
И рядом с этой девочкой больной
Ничто все наши горести и беды…
Как горько видеть мне ее глаза,
Недетскую печаль и ожиданье.
Я чувствую душой ее страданье
И мучаюсь, что ей помочь нельзя.
Но без надежды невозможно жить.
И девочка надеется на чудо —
Забыть болезнь, уснуть, заворожить,
К себе самой прислушиваясь чутко.
Читает мама сказки допоздна…
И засыпает девочка в коляске.
И сон продолжит начатую сказку,
Чтоб счастливо закончилась она.
Золотой кленовый лист
На стекло моей машины
Осень бросила небрежно,
Чтоб напомнить о себе.
Что простилось с нами лето
Алым пламенем рябины,
Ароматом поздних яблок
В старой дедовской избе.
Этот лист, как знак судьбы,
Я вожу с собой повсюду —
По загруженной столице,
По свободным большакам.
Не хочу с ним расставаться,
Потому что верю в чудо…
И несется свет осенний
По тяжелым облакам.
Золотой кленовый лист,
Словно выданный мне пропуск
В те грядущие метели,
Что уже давно в пути.
Как печальна ныне осень,
Или это мы печальны…
И тревожны краски леса,
Как последнее – «Прости…»
Дай мне Бог еще не раз
Повстречать красоты эти,
Подивиться вдохновенью
Облетающих берез.
И обнять холодным утром
Белоствольные колени.
И увидеть лист кленовый.
И согреть его в мороз.
Осень в расцвете…
И птицы поют.
Синее небо.
И солнечный полдень.
Здесь у природы особый уют.
И не случайно мы по лесу бродим.
Тихо…
Ни гроз, ни дождей, ни пальбы.
Вот уж поистине место Святое.
Здесь продолжение нашей судьбы.
Здесь понимаешь —
Чего мы все стоим.
Скоро настанет грибная пора.
Может быть, мы еще встретимся с нею.
И золотая на соснах кора.
И, как в июле, трава зеленеет.
Как я люблю эту Землю Христа!
Землю Давида…
И ты мне сказала:
«Именно здесь мир спасет красота…»
Иерусалим
Ах, Наина, Наина, —
Как ты наивна.
Ты над веткой весенней
Склоняешься чутко,
В этом хитросплетенье
Увидев вдруг чудо.
Ты берешь изваяние
Ветки печальной
И всё ищешь название
Скульптуре нечаянной.
Ах, Наина, Наина, —
До чего ты наивна.
Ты несешь на весу
Это чудо природы.
Ты поставишь весну
В равнодушную воду.
Только сломанной ветке
Цветов не качать,
За заборчиком ветхим
Добрых пчел не встречать.
Но в разбуженной комнате
Будет сниться весь день,
Как на улицы ломится
Сквозь заборы сирень.
Как за окнами плавают
Облака налегке,
Как сиреневым пламенем
Ветка бьется в руке…
1959
«Я пред тобой ни в чем не виноват…»
Я пред тобой ни в чем не виноват.
Ни в чем я пред тобою не виновен.
Но почему так холоден твой взгляд,
Как будто ты по гороскопу Овен?
А этот знак враждебен моему.
И, значит, нет меж нами примиренья.
Ну, выйди из созвездия на время,
Оставь свою таинственную тьму.
Побудь со мной в моем веселом знаке,
Где доброта и верность правят бал.
Душа твоя оттает от похвал,
Как от тепла глаза больной собаки.
Я пред тобой ни в чем не виноват.
И всё я напридумал про созвездья.
Давай вернемся в мир своих утрат,
Где наши дни и души были вместе.
Давай вернемся в мир своих утрат.
И выясним, кто был в них виноват.
Березы в ночи – как улыбки…
Вот так улыбается Русь
Сквозь беды свои и ошибки,
Сквозь майские грозы и грусть.
Березы – как давние даты,
Что всё еще в сердце остры.
Похожи на русских солдаток
Березы военной поры.
Светлы, величавы и строги,
С Россией сроднившись судьбой,
Стояли у каждой дороги,
Солдат провожая на бой.
Бежали за поездом следом,
В снегу утопая по грудь…
Зимою бежали и летом.
И был нескончаем их путь.
Собой партизан укрывали,
Плечом подпирали жилье.
Бойцам на коротком привале
Тепло отдавали свое.
Березы – разлуки и встречи,
Печаль над безмолвием трав…
Люблю ваши сильные плечи
И тихий приветливый нрав.
Березы, березы России —
Вы всё вместе с нами прошли.
И нету конца вашей силе,
Идущей от русской земли.
1965
Лебединая верность. Песни