Владимир Высоцкий - Спасите наши души (сборник)

Была пора – я рвался в первый ряд,
И это всё от недопониманья, —
Но с некоторых пор сажусь назад:
Там, впереди, как в спину автомат —
Тяжелый взгляд, недоброе дыханье.

Может, сзади и не так красиво,
Но – намного шире кругозор,
Больше и разбег, и перспектива,
И еще – надежность и обзор.

Стволы глазищ – числом до десяти —
Как дула на мишень, но на живую, —
Затылок мой от взглядов не спасти,
И сзади так удобно нанести
Обиду или рану ножевую.

Может, сзади и не так красиво.
Но – намного шире кругозор,
Больше и разбег, и перспектива,
И еще – надежность и обзор.

Мне вреден первый ряд, и говорят —
От мыслей этих я в ненастье ною.
Уж лучше – где темней – в последний ряд:
Отсюда больше нет пути назад,
И за спиной стоит стена стеною.

Может, сзади и не так красиво,
Но – намного шире кругозор,
Больше и разбег, и перспектива,
И еще – надежность и обзор.

И пусть хоть реки утекут воды,
Пусть будут в пух засалены перины, —

До лысин, до седин, до бороды
Не выходите в первые ряды
И не стремитесь в примы-балерины.

Может, сзади и не так красиво,
Но – намного шире кругозор,
Больше и разбег, и перспектива,
И еще – надежность и обзор.

Надежно сзади, но бывают дни —
Я говорю себе, что выйду червой:
Не стоит вечно пребывать в тени —
С последним рядом долго не тяни,
А постепенно пробирайся в первый.

Может, сзади и не так красиво,
Но – намного шире кругозор,
Больше и разбег, и перспектива,
И еще – надежность и обзор.

Я весь в свету, доступен всем глазам, —
Я приступил к привычной процедуре:
Я к микрофону встал как к образам…
Нет-нет, сегодня точно – к амбразуре.

И микрофону я не по нутру —
Да, голос мой любому опостылит, —
Уверен, если где-то я совру —
Он ложь мою безжалостно усилит.

Бьют лучи от рампы мне под ребра,
Светят фонари в лицо недобро,
И слепя́т с боков прожектора,
И – жара!.. Жара!.. Жара!..

Сегодня я особенно хриплю,
Но изменить тональность не рискую, —
Ведь если я душою покривлю —
Он ни за что не выпрямит кривую.

Он, бестия, потоньше острия —
Слух безотказен, слышит фальшь до йоты, —
Ему плевать, что не в ударе я, —
Но пусть я верно выпеваю ноты!

Бьют лучи от рампы мне под ребра,
Светят фонари в лица недобро,
И слепя́т с боков прожектора,
И – жара!.. Жара!.. Жара!..

На шее гибкой этот микрофон
Своей змеиной головою вертит:
Лишь только замолчу – ужалит он, —
Я должен петь – до одури, до смерти.

Не шевелись, не двигайся, не смей!
Я видел жало – ты змея, я знаю!
И я – как будто заклинатель змей:
Я не пою – я кобру заклинаю!

Бьют лучи от рампы мне под ребра,
Светят фонари в лицо недобро,
И слепя́т с боков прожектора,
И – жара!.. Жара!.. Жара!..

Прожорлив он, и с жадностью птенца
Он изо рта выхватывает звуки,
Он в лоб мне влепит девять грамм свинца, —
Рук не поднять – гитара вяжет руки!

Опять не будет этому конца!
Что есть мой микрофон – кто мне ответит?
Теперь он – как лампада у лица,
Но я не свят, и микрофон не светит.

Мелодии мои попроще гамм,
Но лишь сбиваюсь с искреннего тона —
Мне сразу больно хлещет по щекам
Недвижимая тень от микрофона.

Бьют лучи от рампы мне под ребра,
Светят фонари в лицо недобро,
И слепя́т с боков прожектора,
И – жара!.. Жара!..

Я оглох от ударов ладоней,
Я ослеп от улыбок певиц, —
Сколько лет я страдал от симфоний,
Потакал подражателям птиц!

Сквозь меня многократно просеясь,
Чистый звук в ваши души летел.
Стоп! Вот – тот, на кого я надеюсь,
Для кого я все муки стерпел.

Сколько раз в меня шептали про луну,
Кто-то весело орал про тишину,
На пиле один играл – шею спиливал, —
А я усиливал,
усиливал,
усиливал…

На «низах» его голос утробен,
На «верхах» он подобен ножу, —
Он покажет, на что он способен, —
Но и я кое-что покажу!

Он поет задыхаясь, с натугой —
Он устал, как солдат на плацу, —
Я тянусь своей шеей упругой
К золотому от пота лицу.

Сколько раз в меня шептали про луну,
Кто-то весело орал про тишину,
На пиле один играл – шею спиливал, —
А я усиливал,
усиливал,
усиливал…

Только вдруг: «Человече, опомнись, —
Что поешь?! Отдохни – ты устал.
Это – патока, сладкая помесь!
Зал, скажи, чтобы он перестал!..»

Всё напрасно – чудес не бывает, —
Я качаюсь, я еле стою, —
Он бальзамом мне горечь вливает
В микрофонную глотку мою.

Сколько лет в меня шептали про луну,
Кто-то весело орал про тишину,
На пиле один играл – шею спиливал, —
А я усиливал,
усиливал,
усиливал…

В чем угодно меня обвините —
Только против себя не пойдешь:
По профессии я – усилитель, —
Я страдал – но усиливал ложь.

Застонал я – динамики взвыли, —
Он сдавил мое горло рукой…
Отвернули меня, умертвили —
Заменили меня на другой.

Тот, другой, – он всё стерпит и примет, —
Он навинчен на шею мою.
Нас всегда заменяют другими,
Чтобы мы не мешали вранью.

…Мы в чехле очень тесно лежали —
Я, штатив и другой микрофон, —
И они мне, смеясь, рассказали,
Как он рад был, что я заменен.

Не хватайтесь за чужие талии,
Вырвавшись из рук своих подруг!
Вспомните, как к берегам Австралии
Подплывал покойный ныне Кук,

Как, в кружок усевшись под азалии,
Поедом – с восхода до зари —
Ели в этой солнечной Австралии
Друга дружку злые дикари.

Но почему аборигены съели Кука,
За что – неясно, молчит наука.
Мне представляется совсем простая штука:
Хотели кушать – и съели Кука!

Есть вариант, что ихний вождь – Большая Бука —
Сказал, что – очень вкусный кок на судне Кука…
Ошибка вышла – вот о чем молчит наука:
Хотели – кока, а съели – Кука!

И вовсе не было подвоха или трюка —
Вошли без стука, почти без звука, —
Пустили в действие дубинку из бамбука —
Тюк! прямо в темя – и нету Кука!

Но есть, однако же, еще предположенье,
Что Кука съели из большого уваженья, —
Что всех науськивал колдун – хитрец и злюка:
«Ату, ребята, хватайте Кука!

Кто уплетет его без соли и без лука,
Тот сильным, смелым, добрым будет – вроде Кука!»

Комуй-то под руку попался каменюка —
Метнул, гадюка, – и нету Кука!

А дикари теперь заламывают руки,
Ломают копья, ломают луки,
Сожгли и бросили дубинки из бамбука —
Переживают, что съели Кука!

Благодать или благословенье
Ниспошли на подручных твоих —
Дай нам, Бог, совершить омовенье,
Окунаясь в святая святых!

Исцеленьем от язв и уродства
Будет душ из живительных вод, —
Это – словно возврат первородства,
Или нет – осушенье болот.

Все пороки, грехи и печали,
Равнодушье, согласье и спор —
Пар, который вот только наддали,
Вышибает, как пули, из пор.

Всё, что мучит тебя, – испарится
И поднимется вверх, к небесам, —
Ты ж, очистившись, должен спуститься —
Пар с грехами расправится сам.

Не стремись прежде времени к душу,
Не равняй с очищеньем мытье, —
Нужно выпороть веником душу,
Нужно выпарить смрад из нее.

Здесь нет голых – стесняться не надо,
Что кривая рука да нога.
Здесь – подобие райского сада, —
Пропуск тем, кто раздет донага.

И в предбаннике сбросивши вещи,
Всю одетость свою позабудь —
Одинаково веничек хлещет,
Так что зря не выпячивай грудь!

Все равны здесь единым богатством,
Все легко переносят жару, —
Здесь свободу и равенство с братством
Ощущаешь в кромешном пару.

Загоняй по коленья в парную
И крещенье принять убеди, —
Лей на нас свою воду святую —
И от варварства освободи!