Слова о верности просвещенному правителю
Затрудняться не должен чиновник, давая
совет.
Повелителю лучше заранее знать, сколь
совет будет мудр.
Повелитель доподлинно видит, где правда,
где ложь.
В каждом слове чиновник бескорыстен
и предан ему.
Не смущай подчиненного: пусть пребудет
в спокойствии он,
Пусть вода ему служит примером, когда
она в русле реки.
Пусть красивой и тонкой будет речь
у него,
Пусть в словах соблюдает чувство меры
и такт.
Путь достойного мужа — безупречен,
велик,
И слова, что сказал он, должны
образцовыми быть.
Благочестье, которым возрадуют дети отца,
Проявиться должно и к правителю — это
закон.
Тот, кто честен и прям пред собою
самим,—
Тот еще бескорыстней послужит Отчизне
своей!
Говорящему легче,
Тому же, кто внемлет, — трудней.
Но какой бы горячей и пылкой ни была
собеседника речь,
Тот, кто внемлет, да пусть усомнится в
горячих словах.
Ибо если последний доверчиво примет
совет
И, податлив, как шарик, в нем истинность
только найдет,
То, когда прозвучат возраженья,—
поднимется спор…
Государство, скажу вам, — большой,
многогласый совет,
И народ в нем порой может слышать
недобрую речь,
А поэтому, если болтливый распустит
без меры язык,
Близорукий же скажет о том, что не мог
рассмотреть,
То, хотя и достойных чиновников много
у нас,
Недостойный своими речами смутит
Тех, кто внемлет речам.
Посему: верноподданных речи должны
отражать
Солнца блеск и сиянье луны,—
Разве будет возможным тогда эти речи
затмить?
Горький вкус у лекарства,
Но, морщась, здоровье себе возвращает
больной.
Таковы и сомненья слова:
Если горечь их сможет правитель в душе
пережить
И воспримет полезный совет,
То добьется и сам он великих заслуг
И от бедствий спасет свой народ!
Скажет он, что опасность висит над
страной,—
Будут люди смелы.
Выйдет к войску верхом на коне,—
Все пойдут и на смерть!
Как же, спросите вы, незначительный
вроде совет —
А такие большие плоды?
Корень — в нашей способности собственный
ум просвещать!
……………………………………………………………………
Это истинно так!
Сладкой речью прельщающий слух
Помнит только одно:
«Каждый маленький шаг — послушанье
отцу».
А другой, речь которого выслушать
трудно порой,
Лет на сто утверждает процветанье
в стране!
Если ж здравым рассудком, как туча,
порок овладел,
Тонет мудрость в болоте нечистых
страстей.
Если лишь наслажденье считает чиновник
добром,—
Пусть он честен душой, — все равно проку
нет от него.
Коли чист, непорочен,—
На сто ли о тебе разнесется в народе
Как о муже достойном молва!
А когда узнают, что считали напрасно
достойным тебя,
Долгу ты изменил,—
То, каким бы достойным и верным ты
в прошлом ни слыл,
Отмахнутся от верности прошлой,
про былое забыв!
Право, можно мякиной глаза засорить,
Но когда их протрешь, — станет белое
белым и черное черным опять.
Право, можно и сердце в туман
погрузить,—
Но потом прояснится, где подлость,
величие где.
И тогда запятнавший себя будет льстить,
Чтобы снова подняться на те же высоты,
где был,
Но увы! Подноготную зная,
Честный тут же на место поставит льстеца!
…Помним мы и о том, что Конфуций
не смог
В спор с Ай-гуном вступить,
Убоявшись дворцовых наложниц,
их опасных и злых языков.
Помним, как Шу Сунь-туну
Ничего не осталось, как лгать,
Чтоб от пасти тигриной спастись…
Посему подчиненный
Должен быть изворотливым в сложных
делах,
Если ж волю его подточить,
Будет явно правитель неправ,
Ибо верный останется верным, если верит
в себя.
Но беда, коли уши и очи
В послушанье своем позабыли о том,
чьи они!
Благоденствию общества должен чиновник
служить.
Как достойным и мудрым держаться —
Говорит ему ханьский Сюань.
Как в бою одолеть диких варваров сянь —
Говорит ему опыт Чуньго.
К прозорливости ключ вэйский Мин ему
даст,
Сюй послужит примером, как жертвовать
нужно собой,
Коль в беде государь.
Сколь тяжелое бремя несет
государственный муж!
Коль не верность, так что же награда
за это ему?
Между ним и чиновником, могут сказать,
все дела
Проще в дружеской, тихой беседе решать.
Это так, но нельзя
О высокой морали забыть или ей
пренебречь!
Строки этих стихов
Умудренный науками муж начертал,
согласуясь с понятьем Добро.
Но любые слова назиданья, коль мудрые
это слова, будут впрок и ему!
Он сам говорил, Тянь Суй-шэн, что вкушает порой дерезу, а порой хризантему. На пятой луне, с наступлением лета отростки на веточках этих растений и листья уже созревают, грубеют, хрустят на зубах. Когда разжуешь их — горьки и вязки. Он ел и от лакомства этого не помышлял отказаться. И фу сочинил, дабы все убедились, что вкус у него очень тонок.
Сначала отнесся я к пище такой с подозреньем, подумав о том, что ученый, наверно, в стесненном бывал положенье и даже, пожалуй, был в бедности крайней. Поэтому так получилось, что голод заставил жевать эти листья и стебли с одною мечтой: лишь бы выжить.
Десяток, прибавьте еще девять лет, — я, как прежде, чиновник, семья все беднее и ниже доход, денег нет на одежду и пищу, а когда-то хватало! Потом довелось в Цзяоси получить мне правителя должность. Ну, думаю, будет теперь чем насытить желудок! Увы, все, что ел, было пресным, невкусным и лишь вызывало досаду. И вот каждый день мы с тунпанем — ученым судьей Лю Тин-ши гуляли в забытых садах, что находятся в древних, заброшенных ныне кварталах. Гуляли и тоже искали траву — дерезу и цветы — хризантему. Попробовал я, пожевал и, погладив живот, улыбнулся…
С тех пор убежден, что слова Тянь Суй-шэна правдивы и выдумки нет в них досужей. И я сочинил это фу «Дереза с хризантемой» с единственной целью: слегка над собою самим посмеяться… Сие поясняю:
