НА ЖЕЛЕЗНОЙ ДОРОГЕ
Мчится, мчится железный конек!
По железу железо гремит.
Пар клубится, несется дымок;
Мчится, мчится железный конек,
Подхватил, посадил да и мчит.
И лечу я, за делом лечу, —
Дело важное, время не ждет.
Ну, конек! я покуда молчу…
Погоди, соловьем засвищу,
Коли дело-то в гору пойдет…
Вон навстречу несется лесок,
Через балки грохочут мосты,
И цепляется пар за кусты;
Мчится, мчится железный конек,
И мелькают, мелькают шесты…
Вон и родина! Вон в стороне
Тесом крытая кровля встает,
Темный садик, скирды на гумне;
Там старушка одна, чай, по мне
Изнывает, родимого ждет.
Заглянул бы я к ней в уголок,
Отдохнул бы в тени тех берез,
Где так много посеяно грез.
Мчится, мчится железный конек
И, свистя, катит сотни колес.
Вон река — блеск и тень камыша;
Красна девица с горки идет,
По тропинке идет не спеша;
Может быть — золотая душа,
Может быть — красота из красот.
Познакомиться с ней бы я мог,
И не все ж пустяки городить, —
Сам бы мог, наконец, полюбить…
Мчится, мчится железный конек,
И железная тянется нить.
Вон, вдали, на закате пестрят
Колокольни, дома и острог;
Однокашник мой там, говорят,
Вечно борется, жизни не рад…
И к нему завернуть бы я мог…
Поболтал бы я с ним хоть часок!
Хоть немного им прожито лет,
Да не мало испытано бед…
Мчится, мчится железный конек,
Сеет искры летучие вслед…
И, крутя, их несет ветерок
На росу потемневшей земли,
И сквозь сон мне железный конек
Говорит: «Ты за делом, дружок,
Так ты нежность-то к черту пошли»…
<1868>
Дом стоит близ Мойки — вензеля в коронках
Скрасили балкон.
В доме роскошь — мрамор — хоры на колонках —
Расписной плафон.
Шумно было в доме: гости приезжали —
Вечера — балы;
Вдруг все стало тихо — даже перестали
Натирать полы.
Няня в кухне плачет, повар снял передник,
Перевязь — швейцар:
Заболел внезапно маленький наследник —
Судороги, жар…
Вот перед киотом огонек лампадки…
И хозяйка-мать
Приложила ухо к пологу кроватки —
Стонов не слыхать.
«Боже мой! ужели?!. Кажется, что дышит…»
Но на этот раз
Мнимое дыханье только сердце слышит —
Сын ее погас.
«Боже милосердый! Я ли не молилась
За родную кровь!
Я ли не любила! Чем же отплатилась
Мне моя любовь!
Боже! страшный боже! Где ж твои щедроты,
Коли отнял ты
У отца — надежду, у моей заботы —
Лучшие мечты!»
И от взрыва горя в ней иссякли слезы, —
Жалобы напев
Перешел в упреки, в дикие угрозы,
В богохульный гнев.
Вдруг остановилась, дрогнула от страха,
Крестится, глядит:
Видит — промелькнула белая рубаха,
Что-то шелестит.
И мужик косматый, точно из берлоги
Вылез на простор,
Сел на табурете и босые ноги
Свесил на ковер.
И вздохнул, и молвил: «Ты уж за ребенка
Лучше помолись;
Это я, голубка, глупый мужичонко, —
На меня гневись…»
В ужасе хозяйка — жмурится, читает
«Да воскреснет бог!»
«Няня, няня! Люди! — Кто ты? — вопрошает. —
Как войти ты мог?»
«А сквозь щель, голубка! Ведь твое жилище
На моих костях,
Новый дом твой давит старое кладбище —
Наш отпетый прах.
Вызваны мы были при Петре Великом…
Как пришел указ —
Взвыли наши бабы, и ребята криком
Проводили нас —
И, крестясь, мы вышли. С родиной проститься
Жалко было тож —
Подрастали детки, да и колоситься
Начинала рожь…
За спиной-то пилы, топоры несли мы:
Шел не я один, —
К Петрову, голубка, под Москву пришли мы,
А сюда в Ильин.
Истоптал я лапти, началась работа,
Почали спешить:
Лес валить дремучий, засыпать болота,
Сваи колотить, —
Годик был тяжелый. За Невою, в лето
Вырос городок!
Прихватила осень, — я шубейку где-то
Заложил в шинок.
К зиме-то пригнали новых на подмогу;
А я слег в шалаш;
К утру, под рогожей, отморозил ногу,
Умер и — шабаш!
Вот на этом самом месте и зарыли, —
Барыня, поверь,
В те поры тут ночью только волки выли —
То ли, что теперь!
Ге! теперь не то что… — миллион народу…
Стены выше гор…
Из подвальной Ямы выкачали воду —
Дали мне простор…
Ты меня не бойся, — что я? — мужичонко!
Грязен, беден, сгнил,
Только вздох мой тяжкий твоего ребенка
Словно придушил…»
Он исчез — хозяйку около кроватки
На полу нашли;
Появленье духа к нервной лихорадке,
К бреду отнесли.
Но с тех пор хозяйка в северной столице
Что-то не живет;
Вечно то в деревне, то на юге, в Ницце…
Дом свой продает, —
И пустой стоит он, только дождь стучится
В запертой подъезд,
Да в окошках темных по ночам слезится
Отраженье звезд.
1868
«Заря под тучами взошла и загорелась…»
Заря под тучами взошла и загорелась
И смотрит на дорогу сквозь кусты…
Гляди и ты,
Как бледны в их тени поникшие цветы
И как в блестящий пурпур грязь оделась…
<1869>
Весь в пыли ночной метели,
Белый вихрь, из полутьмы
Порываясь, льнет к постели
Бабушки-зимы.
Складки полога над нею
Шевелит, задув огни,
И поет ей: «Вею-вею!
Бабушка, засни!
То не вопли, то не стоны, —
То бубенчики звенят,
То малиновые звоны
По ветру летят…
То не духи в гневе рьяном
Поднимают снег столбом,
То несутся кони с пьяным,
Сонным ямщиком;
То не к бабушке-старушке
Скачет внучек молодой
Прикорнуть к ее подушке
Буйной головой;
То не к матушке в усадьбу
Сын летит на подставных —
Скачет к девице на свадьбу
Удалой жених.
Как он бесится, как плачет!
Видно молод — невтерпеж!
Тройка медленнее скачет…
Пробирает дрожь…
Очи мглою застилает —
Ни дороги, ни версты,
Только ветер развевает
Гривы да хвосты.
И зачем спешит он к месту?
У меня ли не ночлег?
Я совью ему невесту
Бледную, как снег.
Прихвачу летучий локон
Я венцом из белых роз,
Что растит по стеклам окон
Утренний мороз;
Грудь и плечи облеку я
Тканью легкой, как туман,
И невесты, чуть дохну я,
Всколыхнется стан, —
Вспыхнут искристым мерцаньем
Влажно темные глаза,
И — лобзанье за лобзаньем…
Скатится слеза!..
Ледяное сердце будет
К сердцу пламенному льнуть.
Позабывшись, он забудет
Заметенный путь.
И глядеть ей будет в очи
Нескончаемые дни,
Нескончаемые ночи…
Бабушка, засни!..»
<1870>
