Николай Клюев - Стихотворения

Как родители-разлучники
Да женитьба подневольная
Довели удала молодца
До большой тоски-раздумьица!

Допрежь сердце соколиное
Черной немочи не ведало, —
Я на гульбищах погуливал,
Шапки старосте не ламывал.

А теперича я — молодец,
Словно птаха-коноплянница,
Что, по зорьке лёт направивши,
Птицелову в сеть сгодилася.

Как лихие путы пташицу,
Так станливого молодчика
Завязала и запутала
Молода жена-приданница.

От кудрявых стружек тянет смолью,
Духовит, как улей, белый сруб.
Крепкогрудый плотник тешет колья,
На слова медлителен и скуп.

Тёпел паз, захватисты кокоры,
Крутолоб тесовый шоломок.
Будут рябью писаны подзоры,
И лудянкой выпестрен конёк.

По стене, как зернь, пройдут зарубки:
Сукрест, лапки, крапица, рядки,
Чтоб избе-молодке в красной щубке
Явь и сонь мерещились — легки.

Крепкогруд строитель-тайновидец,
Перед ним щепа как письмена:
Запоет резная пава с крылец,
Брызнет ярь с наличника окна.

И когда очёсками кудели
Над избой взлохматится дымок —
Сказ пойдет о красном древоделе
По лесам, на запад и восток.

Льнянокудрых тучек бег —
Перед ведреным закатом.
Детским телом пахнет снег,
Затенённый пнем горбатым.

Луч — крестильный образок —
На валежину повешен,
И ребячий голосок
За кустами безутешен.

Под березой зыбки скрип,
Ельник в маревных пелёнках…
Кто родился иль погиб
В льнянокудрых сутемёнках?

И кому, склонясь, козу
Строит зорька-повитуха?..
"Поспрошай куму-лозу", —
Шепчет пихта, как старуха.

И лоза, рядясь в кудель,
Тайну светлую открыла:
"На заранке я апрель
В снежной лужице крестила".

Чтобы медведь пришел к порогу
И щука выплыла на зов,
Словите ворона-тревогу
В тенета солнечных стихов.

Не бойтесь хвойного бесследья,
Целуйтесь с ветром и зарей,
Сундук железного возмездья
Взломав упорною рукой.

Повыньте жалости повязку,
Сорочку белой тишины,
Переступи в льняную сказку
Запечной, отрочьей весны.

Дремля присядьте у печурки —
У материнского сосца
И под баюканье снегурки
Дождитесь вещего конца.

Потянет медом от оконца,
Паучьим лыком и дуплом,
И, весь в паучьих волоконцах,
Топтыгин рявкнет под окном.

А в киноваренном озерке,
Где золотой окуний сказ,
На бессловесный окрик — зорко
Блеснет каурый щучий глаз.

Из подвалов, из темных углов,
От машин и печей огнеглазых
Мы восстали могучей громов,
Чтоб увидеть всё небо в алмазах,
Уловить серафимов хвалы,
Причаститься из Спасовой чаши!
Наши юноши — в тучах орлы,
Звезд задумчивей девушки наши.

Город-дьявол копытами бил,
Устрашая нас каменным зевом.
У страдальческих теплых могил
Обручились мы с пламенным гневом.
Гнев повел нас на тюрьмы, дворцы,
Где на правду оковы ковались…
Не забыть, как с детями отцы
И с невестою милый прощались…

Мостовые расскажут о нас,
Камни знают кровавые были…
В золотой, победительный час
Мы сраженных орлов схоронили.
Поле Марсово — красный курган,
Храм победы и крови невинной…
На державу лазоревых стран
Мы помазаны кровью орлиной.

В избе гармоника: "Накинув плащ с гитарой…"
А ставень дедовский провидяще грустит:
Где Сирии — красный гость, Вольга с Мемелфой старой,
Божниц рублевский сон, и бархат ал и рыт?

"Откуля, доброхот?" — "С Владимира-Залесска…"
— "Сгорим, о братия, телес не посрамим!.."
Махорочная гарь, из ситца занавеска,
И оспа полуслов: "Валета скозырим".

Под матицей резной (искусством позабытым)
Валеты с дамами танцуют "вальц-плезир",
А Сирин на шестке сидит с крылом подбитым,
Щипля сусальный пух и сетуя на мир.

Кропилом дождевым смывается со ставней
Узорчатая быль про ярого Вольгу,
Лишь изредка в зрачках у вольницы недавней
Пропляшет царь морской и сгинет на бегу.

Революцию и Матерь света
В песнях возвеличим,
И семирогие кометы
На пир бессмертия закличем!

Ура, осанна, — два ветра-брата
В плащах багряных трубят, поют…
Завод железный, степная хата
Из ураганов знамена ткут.

Убийца красный — святей потира,
Убить — воскреснуть, и пасть — ожить…
Браду морскую, волосья мира
Коммуна-пряха спрядает в нить.

Из нитей невод сплетет Отвага,
В нем затрепещут стада веков…
На горной выси, в глуши оврага
Цветет шиповник пурпурных слов.

Товарищ ярый, мой брат орлиный,
Вперяйся в пламя и пламя пей!..
Потемки шахты, дымок овина
Отлились в перстень яснее дней!

А ночи вставки, в их гранях глуби
Стихов бурунных, лавинных строк…
Мы ало гибнем, прибойно любим,
Как злая клятва — любви зарок.

Как воск алтарный — мозоль на пятке,
На ярой шее — веревки след,
Пусть в Пошехонье чадят лампадки,
Пред ликом Мести — лучи комет!

И лик стожарный нам кровно ясен,
В нем сны заводов, раздумье нив…
Товарищ верный, орел прекрасен,
Но ты как буря, как жизнь красив!

Россия плачет пожарами,
Варом, горючей золой,
Над перинами, самоварами
Над черной уездной судьбой.

Россия смеется зарницами
Плеском вод, перелетом гусей,
Над чертогами и темницами,
Над грудой разбитых цепей.

Россия плачет распутицей,
Листопадом, серым дождем,
Над кутьею и Троеручицей
С кисою, с пудовым замком

Россия смеется бурями
Блеском молний, обвалами гор,
Над столетьями, буднями хмурыми,
Где седины и мысленный сор,

Над моею заклятой тетрадкою,
Где за строчками визг бесенят…
Простираюсь перед укладкою
И слезам и хохоту рад, —

Там Бомбеем и Ладогой веющий,
Притаился мамин платок…
О твердыни ларца пламенещий
Разбивается смертный поток.

И над Русью ветвится и множится
Вавилонского плата кайма…
Возгремит, воссияет, обожится
Материнская вещая тьма!

Коровы — платиновые зубы,
Оранжевая масть, в мыке валторны,
На птичьем дворе гамаюны, инкубы —
Домашние твари курино-покорны.

Пшеничные рощи, как улей, медовы,
На радио-солнце лелеют стволы,
Глухие преданья про жатву и ловы
В столетиях брезжат, неясно-смуглы.

Двуликие девушки ткут песнопенья —
Уснова — любовь, поцелуи — уток…
Блаженна земля и людские селенья,
Но есть роковое: Начало и Срок.

Но есть роковое: Печаль и Седины,
Плакучие ивы и воронов грай
Отдайте поэту родные овины,
Где зреет напев — просяной каравай!

Где гречневый дед — золотая улыба
Словесное жито ссыпает в сусек!..
Трещит ремингтон, что Удрас и Барыба
В кунсткамерной банке почили навек,

Что внук Китовраса в заразной больнице
Гнусавит Ой-ра, вередами цветя…
Чернильный удав на сермяжной странице
Пожрал мое сердце, поэзии мстя