Татьяна Стрыгина - Пасхальные стихи русских поэтов

Скалистый грунт, враздроб каменья,
Да восемь старых маслин – вот
С чем ныне взору предстает
Сад гефсиманского селенья!..

С невольным трепетом иду!..
Земли касаюсь осторожно.
В бывшем некогда саду
Я озираюся тревожно:
Здесь, на страстном Его пути,
Боюся я, боюсь найти
То место, малое шагами,
Но орошенное слезами,
И обагренное слезами,
И обагренное Его
Кровавым потом… Никого
Мне не хотелось бы встретить
И ничего бы не заметить,
Но только пасть на месте том
И, головы не подымая,
Рыдать и плакать бы ручьем,
Его с томленьем вспоминая…

О, ночь ужасная, когда
Он с воплем крепким, со слезами
«Да мимо идет чаша та»
Молил покорными словами!..
Он скорбью смертною объят, —
Но жаль людей, о них Он плачет,
За них готов на смерть Он, – значит,
И за меня с тобой, мой брат!

Ах, если смысл Его томленья
Не ценят слабые умы;
Так поглядим же на мгновенье
Хоть на лицо Страдальца мы:
Пусть эта скорбь и пот кровавый,
Хоть на несколько минут,
Пред нашей совестью лукавой,
Неотразимо предстают!..

Зной целодневный угас; промелькнул бледно-матовый вечер,
И на страну каменистую, всю раскаленную зноем,
Ночь опускает покров освежающий, светлый, широкий…
Тихо; на яркое небо, как будто на доброго друга,
Смотрит задумчиво око страны – Галилейское море.
Дружно его обступили высокие старые горы,
Словно бы вместе с ним думают крепкую, долгую думу,
Вместе сличают судьбу настоящую с прежнею долей.
Словно тоскуя о днях благодатных, навеки минувших,
К небу безмолвно они поднимают вершины,
Будто желают проникнуть, куда же незримо сокрылся
Тот, Кто любил их когда-то, на них восходил помолиться!..
Тягостно жить лишь прошедшим, но горы угрюмо-безмолвны;
Только лишь на море стонут чуть слышно и мечутся волны:
Пусты лежат берега их прекрасные, пусты, печальны;
Все города их – в развалинах жалких, заросших, забытых.
Нет и следов, что здесь жил, и учил, и спасал человека
Кроткий, сладчайший Учитель, неслыханный миром от века!
Больше, чем где-либо, здесь утешал Он страдальца земного
Всей благодатию слова и всею любовью сердца.
Тихо растроганный, я погружаюсь в минувшее время;
Здесь и доныне как будто бы веет незримо былое:
Много видений святых, умиляющих сердце, проходит,
Ярче ж всего мне рисуется утро из дней Воскресенья.
Свет едва брезжится: прячутся звезды; восток уж алеет;
Вдруг, по-над берегом, Он восиял, и с любовью нежной
Смотрит на озеро; там его братия в горе житейском:
Целую ночь они семеро заняты рыбною ловлей;
Целую ночь они всюду искали удобного места;
Ночь уж проходит, а лов безуспешен: ловцы приуныли.
Тяжко уставшие к утру, споря со сном предрассветным,
Не узнают Его с лодки и думают – путник случайный…
«Дети! – зовет их Любовь сама. – Есть ли у вас с собой пища?»
Нет! – отвечают, усталые, с грустью, заметною слуху.
Снова к ним голос: «Закиньте по правую сторону сети!»
Звуки таинственно дышут на них ободряющей силой:
Сети закинуты вправо – и вдруг наполняются рыбой!
Трудно тянуть, оживилися руки, не дремлет и сердце:
«Это Господь!» – прошептал Иоанн, смотря зоркой любовью;
Пламенный Петр его слышит – и быстро бросается в море.
Что ему воды глубокие! он не боится их ныне:
Видя вдали пред собою Иисуса, он все забывает —
Труд целой ночи, и холод, и ловлю, и братью – выходит,
Молча глядит он на Господа, ждет Его первого слова…
Вот приплывают другие; все смотрят на береги, видят —
Там пламенеет огонь и готова уж рыба и хлебы:
То, в подкрепление сил, изнуренных работой ночною,
Сам Он таинственно им приготовил! И, чудо увидя,
Все узнают Его, молча приветствуют взором и сердцем.
Дружно готовится трапеза; быстро считается ловля;
Сам он зовет их к обеду, он хлеб раздает им и рыбу,
Сам Он, Возлюбленный, наземь садится, обедает с ними.
Ах, покажитесь дрожащему сердцу яснее, яснее,
Светлая трапеза, радостный берег, святейшие лица!
Хоть на минуту б увидеть те лица, послушать их речи,
Воздуху каплю вдохнуть бы, где дышит любовь всесвятая!
Там она светит и греет им ярче и радостней солнца,
Дышит в сердцах их, сияет в глазах, раздается в беседе;
Трижды о ней лишь одной говорит Само Божие Слово:
«Симон Ионин!.. любишь ли ты Меня более их?..»
Ах, это слово порой и в мою проторгается душу!
Ныне ж с большею силой зовет, чем когда – либо прежде;
Словно стучит оно в грешное сердце мне: «любишь ли ты Меня?..»
Страшно мне!.. Светлое слово меня в содроганье приводит:
Что я скажу, что отвечу у сердца стоящему Слову?!.
Разве лишь брошусь во прах и всю душу, рыдая, раскрою:
«Господи! я лишь слыхал о Тебе, но Тебя я не знаю;
Многое в мире люблю, а Тебя я любить не умею:
О, появись, позови и любить научи меня, Господи!..»

В чужбине свято наблюдаю
Родной обычай старины:
На волю птичку выпускаю
При светлом празднике весны.

Я стал доступен утешенью;
За что на Бога мне роптать,
Когда хоть одному творенью
Я мог свободу даровать!

Отцы пустынники и жены непорочны,
Чтоб сердцем возлетать во области заочны,
Чтоб укреплять его средь дольних бурь и битв,
Сложили множество Божественных молитв;
Но ни одна из них меня не умиляет,
Как та, которую священник повторяет
Во дни печальные Великого поста;
Все чаще мне она приходит на уста
И падшего крепит неведомою силой:
Владыко дней моих! дух праздности унылой,
Любоначалия, змеи сокрытой сей,
И празднословия не дай душе моей.
Но дай мне зреть мои, о Боже, прегрешенья,
Да брат мой от меня не примет осужденья,
И дух смирения, терпения, любви
И целомудрия мне в сердце оживи.

Я слышал – в келии простой
Старик молитвою чудесной
Молился тихо предо мной:
«Отец людей, Отец Небесный!
Да имя вечное Твое
Святится нашими сердцами;
Да придет Царствие Твое,
Твоя да будет воля с нами,
Как в небесах, так на земли.
Насущный хлеб нам ниспошли
Своею щедрою рукою;
И как прощаем мы людей,
Так нас, ничтожных пред Тобою,
Прости, Отец, Своих детей;
Не ввергни нас во искушенье,
И от лукавого прельщенья
Избави нас!..»
Перед крестом
Так он молился. Свет лампады
Мерцал впотьмах издалека,
И сердце чуяло отраду
От той молитвы старика.

Петух запел… Воспоминанье
Родит мгновенно образ тот:
Христос отвергнутый, страданье
От мира павшего несет.
А он – апостол, Им избранный,
Глядит на муки, и – молчит!..
И на вопрос от стражи бранной —
«Его не знаю», – говорит!..
И в этот миг Христос от пытки
На них печально посмотрел.
И Петр, смутясь, пошел к калитке.
Костер угас. Петух запел.

И в этот час не спал он боле…
Крик петушиный он внимал,
И, как преступники о воле, —
Он о Христе своем рыдал!
Глаза не знали облегченья,
Уста не находили слов…
– Зачем речами был готов
Твои усилить я мученья?
Зачем любви святой в уплату —
Тебя я ложно отвергал?
Зачем я этому солдату
Открыто правды не сказал?
Я знаю – Ты за нас мученье,
Как подвиг на Себя вознес…
Прости, Спаситель, отреченье!
Прости, страдающий Христос!..

Петух запел… Ах, слышишь пенье
Ты петуха? Так упади
И говори: – Господь – прощенье
Грехам моим! о пощади!
Я, как Иуда, предавал,
Как Петр от Бога отрекался,
Но, как Иуда, не терзался,
Как Петр, ночами не рыдал!

Петух запел… как звук сраженья,
Быть может, миру он поет:
– Вставайте, грешные творенья,
Жених в полуночи грядет!
Блажен, имеющий лампаду
И в ней наполненный елей,
Он внидет в райскую ограду
Не встретит запертых дверей.

Христос воскрес! Но с Ним ли мы?
Слезит грехов рукописанье.
И в запоздалом покаянье
Не Божий Свет, а царство тьмы.
Но царство это не страшит,
Кто на Распятого взирает:
Воскресший ныне озаряет
Тридневный гроб любой души!