От ничтожной земли, от презренной земли.
О, пойми, – не объятий я жажду твоих,-
Жду восторгов нездешних и ласк неземных,
Чтобы взоры, как звезды, остались чисты,
Чтоб несмятыми были под нами цветы.
1896–1898
«Я видела пчелу. Отставшая от роя…»
Я видела пчелу. Отставшая от роя,
Под бременем забот и суеты дневной -
Вилась она, ища прохлады и покоя,
В палящий летний зной.
И алый мак полей, дарующий забвенье,
Ей отдал влагу рос и медом напоил.
Усталая пчела нашла отдохновенье,
Источник новых сил.
Когда же серп луны взошел над спящей нивой
И вечер наступил, и благостен, и тих,
Она вернулась вновь в свой улей хлопотливый.
– Я жажду губ твоих! -
1896–1898
Мы остались вдвоем, – и летели мгновенья…
Я ждала, замирая, томясь и любя.
Я искала восторга, искала забвенья,
Я любила тебя, я желала тебя.
И под бременем грез опустились ресницы,
И сомкнулись – в предчувствии сладком – сне.
И сплелись мы с тобою, как вольные птицы,
Чей полет мы ревниво следим в вышине.
И надолго забылась я в странном мечтанье:
Мне казалось, что пальмы над нами шумят,
И звучало невидимых арф трепетанье,
И цветов неизвестных забил аромат.
Как листок, увлеченный теченьем потока,
Иль дыханием бури – песчинка земли,
В этот миг унеслась я далеко, далеко,
Утонула в лазури, в безбрежной дали…
Но сквозь облако сна и туман сладострастья,
О, какой мне сиял бесконечный экстаз
На лице дорогом, побледневшем от счастья,
В глубине затемненных и меркнущих глаз!
1896–1898
В любви, как в ревности, не ведая предела,-
Ты прав, – безжалостной бываю я порой.
Но не с тобой, мой друг! С тобою я б хотела
Быть ласковой и нежною сестрой.
Сестрою ли?… О, яд несбыточных мечтаний,
Ты в кровь мою вошел и отравил ее!
Из мрака и лучей, из странных сочетаний -
Сплелося чувство странное мое.
Не упрекай меня, за счастие мгновенья
Другим, быть может, я-страданья принесу,
Но не тебе, мой друг! – тебе восторг забвенья
И сладких слез небесную росу.
1896–1898
Где ты, гордость моя, где ты, воля моя?
От лобзаний твоих обессилела я.
Столько тайн и чудес открывается в них,
Столько нового счастья в объятьях твоих!
Я бесстрастна была, безучастна была,
И мой царский венец ты похитил с чела.
Но сжимай, обнимай-горячей и сильней,
И царица рабынею будет твоей.
Ты был кроток и зол, ты был нежно-жесток.
Очарованным сном усыпил и увлек,
Чтоб во сне, как в огне, замирать и гореть,
Умирая, ласкать-и от ласк умереть!
1896–1898
Лионель, певец луны,
Любит призрачные сны,
Зыбь болотного огня,
Трепет листьев и – меня.
Кроют мысли торжество
Строфы легкие его,
Нежат слух, и дышит в них
Запах лилий водяных.
Лионель, мой милый брат,
Любит меркнущий закат,
Ловит бледные следы
Пролетающей звезды.
Жадно пьет его душа
Тихий шорох камыша,
Крики чаек, плеск волны,
Вздохи «вольной тишины».
Лионель, любимец мой,
Днем – бесстрастный и немой,
Оживает в мгле ночной
С лунным светом и – со мной,
И, когда я запою,
Он забудет грусть свою,
И прижмет к устам свирель
Мой певец, мой Лионель.
1896–1898
«Посмотри, – блестя крылами…»
Посмотри, – блестя крылами,
Средь лазоревых зыбей,
Закружилася над нами
Пара белых голубей.
Вот они, сплетая крылья,
Без преград и без утрат,
Полны неги и бессилья,
В знойном воздухе парят.
Им одним доступно счастье,
Незнакомое с борьбой.
Это счастье – сладострастье,
Эта пара-мы с тобой!
1896–1898
«Уснуть, уснуть, уснуть!.. Какое наслажденье…»
Уснуть, уснуть, уснуть!.. Какое наслажденье
Забыть часов унылых звон…
О, пусть не минет нас отрава пробужденья,-
Зато как сладок будет сон!
Когда ж настанет день и вновь рассудок
бедный
Опутает сомнений сеть,-
Мой друг, готова я с улыбкою победной
Тебя обнять – и умереть.
1896–1898
Этот ландыш лесной
Благодатной весной
Распустился при ясной луне.
И дыханье весны,
И весенние сны
Отразил он в своей глубине.
Я убила его-
И всю ночь оттого
Замирала, томясь в забытьи.
Этот майский цветок
Был бесстрастно – жесток,
Он напомнил мне ласки твои.
И всю ночь он мне мстил,
Он мне мстил и томил,
Навевая несбыточный сон…
И баюкал меня,
Ароматно звеня,
Колокольцев серебряных звон.
1896–1898
«Пусть разрыв жесток и неминуем…»
Пусть разрыв жесток и неминуем,
Сны блаженства светят впереди.
Темный знак, прожженный поцелуем,
Я храню на мраморе груди.
И таю до праздника забвенья -
От ревнивых взоров и тревог -
Этот след бессмертного мгновенья
И грядущих радостей залог.
1896–1898
Нет прохлады над потоком,
Всюду зной и тишина.
Но в томленье одиноком,
Мнится мне, – я не одна.
Кто-то робкий еле дышит
На спаленные цветы,
Травы сонные колышет,
Что-то шепчет… Это ты?
Кто одежды легкой складки
Шевельнул и с темных кос,
Разметав их в беспорядке,
Ленту белую унес?
И, кружа ее над нивой,
Кто концом моей фаты
С лаской нежной и ревнивой
Стан обвил мне? Это ты?
Это ты, чей гнет суровый
Так жесток для южных стран,
Где клубишь ты с силой новой
Грозных смерчей ураган.
Где ты мчишься вместе с тучей,
Гнешь деревья, рвешь листы,
И коварный, и могучий,
И незримый, это ты!
1896–1898
Нивы необъятные
Зыблются едва,
Шепчут сердцу внятные,
Кроткие слова.
И колосья стройные
В мирной тишине
Сны сулят спокойные,-
Но не мне, не мне!
Звезды блещут дальние
В беспредельной мгле;
Глуше и печальнее
Стало на земле.
И томят мгновения
В мертвой тишине.
Ночь дает забвение,-
Но не мне, не мне!
1896–1898
Приблизь твое лицо, склонись ко мне на грудь,
Я жажду утонуть в твоем прозрачном взоре,
В твои глаза хочу я заглянуть,
Зеленовато-синие, как море.
В их влажной глубине, как в бездне водяной,
Два призрака мои притягивают взгляды.
В твоих зрачках двоится образ мой,
В них две меня смеются, как наяды.
Но в глубь души твоей вглядеться страшно мне,
И странное меня томит предубежденье:
Не тожественных скрыто там на дне,
А два взаимно чуждых отраженья.
1896–1898
Да, верю я, она прекрасна,
Но и с небесной красотой
Она пыталась бы напрасно
Затмить венец мой золотой.
Многоколоннен и обширен
Стоит сияющий мой храм;
Там в благовонии кумирен
Не угасает фимиам.
Там я царица! Я владею
Толпою рифм, моих рабов;
Мой стих, как бич, висит над нею
И беспощаден, и суров.
Певучий дактиль плеском знойным
Сменяет ямб мой огневой;
За анапестом беспокойным
Я шлю хореев светлый рой.
И строфы звучною волною
Бегут послушны и легки,
Свивая избранному мною
Благоуханные венки…
Так проходи же! Прочь с дороги!
Рассудку слабому внемли:
Где свой алтарь воздвигли боги,
Не место призракам земли!
О, пусть зовут тебя прекрасной,
Но красота – цветок земной-
Померкнет бледной и безгласной
Пред зазвучавшею струной!
1896–1898
«Если прихоти случайной…»
Если прихоти случайной
И мечтам преграды нет,-
Розой бледной, розой, чайной
Воплоти меня, поэт!
Двух оттенков сочетанье
Звонкой рифмой славословь:
Желтый-ревности страданье,
Нежно-розовый – любовь.
Впомни блещущие слезы,
Полуночную росу,
Бледной розы, чайной розы
Сокровенную красу.
Тонкий, сладкий и пахучий
Аромат ее живой
В дивной музыке созвучий,
В строфах пламенных воспой.
И осветит луч победный
Вдохновенья твоего
Розы чайной, розы бледной
И тоску, и торжество.
1896–1898
«Эти рифмы – твои иль ничьи…»
Эти рифмы – твои иль ничьи,
Я узнала их говор певучий,
С ними песни звенят, как ручьи,
Перезвоном хрустальных созвучий.
Я узнала прозрачный твой стих,
Полный образов сладко-туманных,
Сочетаний нежданных и странных,
Арабесок твоих кружевных.
И, внимая напевам невнятным,
Я желаньем томлюсь непонятным:
Я б хотела быть рифмой твоей,
Быть, как рифма, – твоей иль ничьей.
1896–1898
«Если хочешь быть любимым нежно мной…»
Если хочешь быть любимым нежно мной,
Ты меня сомненьями не мучь,
Пусть над страстью чистой, но земной,
Светит веры неугасный луч.
Если хочешь силу знать любви моей,-
Разгони тревог ревнивых рой;
Ты в глаза мои гляди ясней,
Ты заветных дум своих не крой.
Если кубок жаждешь ты испить до дна,
