праздничное за
за вас кто власть за сладкий стол
позор ничком в ночную грязь я
где громоздя еловый кол
пред небом длань народогласья
его мол ивой не согнуть
айфон огонь конепреклонно
посмел за гиннессом сягнуть
на фараоновавилоно
левиафана год-удило
искусственный и снулый лес
в колючий невод угодила
гонителям семи небес
сновали сонмы вира майна
меж сном и духом технозмий
соврал по образу майдана
о розе четырёх стихий
что угорелым зряуменьем
твой референдум соберёт
по грёзам искрам угрызеньям
за вертоград наоборот
и что за совесть что с тобой
иглоуколота слезится
неизъяснимою виной
святая ясная зеница
забвенье киевской руси
историей зело не просто
впервые аз и я евросстань
кто заедино скрой трусы
как новоголую полову
в сердцах мету полулюдей
злословный харьковский халдей
на православную голгофу
красавицу звезду целуя
и воспевая праздный труд
патриархально аллилуйя
клянутся крестятся орут
ель с ильичом в соистуканах
единоистинный народ
дотлей в стаканах ветеранах
свободнолёгочный исход
нагрудный храмовый алтарь
и тост обидно безобидный
скрижалобою челобитной
за вас о твердь пустой стопарь
Вселённый по зодчему чину зовёт человек
Вот мучительный брезг мирозданья
Где меркнет звезда за звездою вдогонку вразбег
В неразлучную меру сознанья
Извилины света по ветхой идее жилья
Ухватили на слух возвели на
Вершину безмолвья напраслину слов Иль не я
Для развалины млечная глина
Ризома замри умозря времябежную тьму
Облачён в за стеной одиночку
Сначала в законе темницу теснину тюрьму
Отнесём семяносную точку
К сыновнему зимнику жилкой музычной прижму
Еле-я неземному листочку
В залог состраданья, замедленной зимнею миной
Займу, что твой ЖЭК, мирозданья семейный торец:
Мессия, ни духом заметный, ни сном заменимый, —
Сирот именительных имя от сердца сердец.
Дверные удары и северный ветер, на случай,
Кабы в перспективе обратной пернатая кобь, —
Преступную душу смотри, исправитель, послушай,
Сперва приведя в исполненье мышиную скорбь!
Бригада ремонта по западной стенке колотит,
По праву Европы, на память о Храме, увы,
И берег над чермною плотью, да руки по локоть…
И звёздной цветут желтизной межпланетные швы.
Культурней, чем кряж, призывает к родному занятью,
Плывмя не затянуто льдом, производство утят
Историей, коей конец наутиной затянут
Всемирной грамматики… руки по локоть… культя.
Чур, перечень, перелистай черновые тетради,
Престольною ночью, о Господи, не приведи
Для праведной лжи, полнолунья единого ради,
Луча триединого, ибо рассвет впереди.
Умозренье пригрело и грёзы сморозило,
Цель разумея незрелым зерном,
Миротворных наречий глазничное озеро
Бережной ночью в кольце заревом.
Милосердных жмыхов до макушки сомлечному
Нежному возрасту – шаткий шажок;
Центробежную мжичку заимствовать нечему:
Змию незрячему кожа – ожог!
Революции суть – гравитация суриком;
Молнийным именем время громя,
Материнской энергии символу – сумеркам —
Светит мыслете по воле огня.
И всем миром восстал из премирной сумятицы
В космос грамматики, осень и зимь,
Мыслезнак святописьменной семидесятницы:
Вечное знамя, очельная синь.
Полустёрта история рода, чьи терния
Похолодали в тепле вечевом
Светоносного термоса, – чай, не мистерия, —
Митинг растянут всего-ничего!
Полустёрта история рода; гораздо мне
Ближе блаЖенство оранжевых тайн:
На замедленной грани зимующих – граждане! —
Воли и поля воссоздан майдан.
С днём рожденья, подвижные! – взрослые, дети ли —
Звёздную весть зажигают везде,
Где венчающий вече общественный деятель
Славит себя в первозданном вожде.
Из теснин же восстала Всесильная систола
Пламенной дланью!, Божественный свод
Не вскружился средь вышних, а нижними выстоял
Выход из времени, вечный восход.
Рождество. Окруженье для горнего грустное.
Кодекс гражданский для кожи суров.
Накануне спасенья раскаянье устное
Скромно предписано сердцу миров.
И сознанье стемнеет, материя вскружится
Вздорным адроном любви и добра —
Всё ж храбришься, народе днепрожья и мужества;
Дышит препона подобьем ребра.
Душе, повидайся! – грезил круглосуточно
Сил, околевая, оселок
В технике альфреско лишнею минуточкой
Выдоха на инейное скло.
За полночь – на выход! – разве что для зарева
Мал майданек пепла и сурьмы,
Из – под номерами имяречных замертво —
Жизнеописуемой тюрьмы.
Ветхих дней заветы, в чью погрешность мешкаю
Летосчислить свечку и звучок,
К месту передышки мыслит перебежкою
Пулепробиваемый зрачок.
Жёлтая пелёнка лежебоки-хворушки…
Счастие семейное – приснись! —
Обегая семо, опекают пёрышки
Ореолом аспровых ресниц.
Постелилась пастень – трепетная дивная
Близость Постоянному жИлью, —
Верные вертепу, партия Единого,
Жилу перетянете мою.
Там, смеясь сквозь слёзы, батюшка да матушка,
Учите-химичите сиять
Устного Писанья пятничное пятнышко
На Шабате пакибытия.
История прирастает державными потрясеньями…
В метелях, дождях Всесветных блуждая и мельтеша —
Восстанью тиран погрешность, – пиши себе о рассеяньи,
Бесснежная завирюха, потерянная душа.
И тут же нашла спасенье, где песенник буколический
Похищен жестокой ночью злосредствующих мужей,
Симфония эпифаний, подобная вулканической,
О нежном ниспроверженьи классических мятежей.
Мы те же, чьи мавзолеи выстаивали над пропастью.
Исконно каменоломен поваленный истукан.
Не фарс, фарисеи Ребе свербят исторусской прописью
Священное Возвращенье к Писаниям и Станкам.
Инстинкты в за президента соперничестве озвучены —
На воркот разборкал беркут за клёкота первый приз.
О, танк на майданi Конго, по-прежнему-лзут излучины!..
Земля порождает небо близвечно, как Парадиз.
Прозаики манифестов освистывают сверхсрочника.
Вестимо благословенье! – у паствы, что мой Аллель,
Пером пробуждает душу потерянная сороченька.
Серебряная пороша. Дрожит голубая ель.
Время рассветное с комнатной скоростью
Белыми стренгами – схоже на стон —
Сшито височною костью и скромностью;
Искренней сна не восходит ничто:
В сумерках космят восьмёрку, искомую
В сумме, где сплюснулись двадцать и сто, —
Рань осокорью и скорбь космокорую
Осторонь ятки о стане простом.
Стойкий, на шаткое нешто посетуешь
Песенной осью секунд свысока…
Насмерть-распашку поспешная светопись
Спишет на снежную пастень виска
Псевдо-альсекко бессовестью, ветошью,
Сетью беседы всемирной, пока
Ищет спотишья умерших споспешеству
Лунной волной вавилоно песка.
Паки мельчайшие чашные умыслы
Падают, памятник сгинет, поди,
Навзничь!, обыночь овечью семью пасли —
Ряд соплеменников смёрз впереди
Людного брата – рабы соплеусые…
Мести песчаной метель, пощади
Улицу – днесь идолюция умеси,
Спесь, сердобольной оси посреди; —
Ради Мицраима лагерь налаживай
Ближе к Царю, главаря на крыльце!
Небу нижайшему гневно и наживо
Воля народная множит концерт,
Заворожённый цевницей отважною
Перепелок аки лазер в яйце.
Мёртвой кормилицей – море во влажную
Соль на мерцательном скромном конце.
Нежносердечье мандорлы оранжевой
Рыцарский беркут берёт на прицел.
Праздношатающиеся москважины.
Плачет ветла о мятежном стрельце.
Тянут с-трем-глав Атлантиды отважные
Мыши-титанки вступительный цент.
Нет!, окультурит сугревным пожарищем —
Право куриных котлет паровых —
В духе, с грехом пополам оживающем,
Тварей небесных и трав полевых
Блюдо брюс-сельское нас окружающим —
Рондо вороньих дворов хоровых —
Вере и правде, Горой угрожающим
Римской империи войн мировых.
В рифму свободную пращерь бесплодную
Правит псалом-безоружный-майдан,
Цепью жемчужной журча по-над площадью,
Пражской весны восьмисвещный пандан.
Граждане глажены, слава полотнищу;
Пламя Русланы как вот я, Адам,
Каторжным пловом, кощунствуя, потчую
Имя; за слово и голос отдам
Звёздной игле. Колесничною полночью
Вышли из мёртвых: стоять холодам,
Ёлки зелёные щиплют обочину,
Пляшет Европа по добрым делам
Сил злополучных личину свободную,
Млечная, удочерить молода
Блудным гражданством отчизну футбольную…
Шолом-алейхем! Шмонай, атаман,
Наполеон-вавилонии блочную
Бляху, Приезжего до-си-нема!
Мир вам, герои! В теплушку окопную
Храм возводящих возводит, кричма
Слышит Наталью, алтарную колпицу, —
Двум половинкам одна вменена
Воля, включая вину хлебосольную,
Наша и ваша; дотла, дотемна
Думать посмев, Алелую прохлопаю —
Плошки Наташиной Леся-зима.
Лоно Парижа заилено Лопа-нью.
Вышла в поддину, подобную нам.
