Редьярд Киплинг - "Казарменные баллады" и "Семь морей" (книги стихов)

И снова: Дин! Дин! Дин!

Поворачивайся, старый сукин сын!

Все орут на бедолагу:

Ну-ка, быстро лей во флягу,

А иначе — врежу в рожу, Ганга Дин!

Он хромает день за днем,

И всегда бурдюк при нем,

Не присядет он, пока не сляжет зной;

В стычках — Боже, помоги,

Чтоб не вышибли мозги! —

Ну а он стоит почти что за спиной

Если мы пошли в штыки —

Он за нами, напрямки,

И всегда манером действует умелым

Если ранят — из-под пуль

Вытащит тебя, как куль:

Грязнорожий, был в душе он чисто-белым.

Опять же: Дин! Дин! Дин!

Так и слышишь, заряжая карабин,

Да еще по многу раз!

Подавай боеприпас,

Подыхаем, где там чертов Ганга Дин!

Помню, как в ночном бою

В отступающем строю

Я лежать остался, раненый, один

Мне б хоть каплю, хоть глоток —

Все ж пустились наутек,

Но никак не старина, не Ганга Дин.

Вот он, спорый, как всегда;

Вот — зеленая вода

С головастиками, — слаще лучших вин

Оказалась для меня!

Между тем из-под огня

Оттащил меня все тот же Ганга Дин!

А рядом: Дин! Дин! Дин!

Что ж орешь ты, подыхающий кретин?

Ясно, пуля в селезенке,

Но взывает голос тонкий:

Ради Бога, ради Бога, Ганга Дин!

Он меня к носилкам нес.

Грянул выстрел — водонос

Умер с подлинным достоинством мужчин,

Лишь сказал тихонько мне:

«Я надеюсь, ты вполне

Был водой доволен», — славный Ганга Дин.

Ведь и я к чертям пойду:

Знаю, встретимся в аду,

Где без разницы — кто раб, кто господин;

Но поилка наш горазд:

Он и там глотнуть мне даст,

Грешных душ слуга надежный, Ганга Дин!

Да уж — Дин! Дин! Дин!

Посиневший от натуги Ганга Дин,

Пред тобой винюсь во многом,

И готов поклясться Богом:

Ты честней меня и лучше, Ганга Дин.

Пер. Евгений Витковский

(Товарные поезда Северной Индии)

Когда сердца солдат сильней забиться бы могли?

От слов команды: «Заряжай!» — а после: «Ляг!» и «Пли!»?

Нет: вот когда у тесных троп все с нетерпеньем ждут,

Чтоб интендантский груз привез снабженческий верблюд.

Ох, верблюд! Ох, верблюд! С важным видом идиота

Он раскачивает шеей, как корзиной злобных змей.

Не ворчит он, не кричит, делает свою работу.

Нагрузите-ка побольше, приторочьте поплотней!

Что заставляет нас, солдат, всё в мире проклинать?

И что солдат-туземцев заставит задрожать?

То, что патаны в эту ночь нам разнесут палатки?

Да нет, похуже: вдруг верблюд над ней раздует складки!

Ох, верблюд! Ох, верблюд! Волосатый и косматый,

За оттяжки от палаток спотыкается в пыли.

Мы шестом его бьем, мы орём ему: «Куда ты?»,

Ну а он ещё кусает руки, что его спасли.

Известно: лошадь-то чутка, а вол совсем дурак,

Слон — джентльмен, а местный мул упрямей, чем ишак.

Но вот снабженческий верблюд, как схлынет суета,—

И дьявол он, и страус он, и мальчик-сирота.

Ох, верблюд! Ох верблюд! Ох, кошмар, забытый богом,

Где приляжет — вьется птичка и мелодию свистит.

Загородит нам проходы — и лежит перед порогом,

А как на ноги поднимем — так, скотина, убежит!

Хромает, весь в царапинах, воняет — просто страх!

Отстанет — потеряется и пропадёт в песках.

Он может целый день пастись, но в ночь — поднимет вой,

А грязь найдет — так уж нырнет аж чуть не с головой!

Ох, верблюд! Ох, верблюд! Шлеп и хлоп — в грязи забавы,

Только выпрямил колени — и во взгляде торжество.

Племя дикое налево, племя дикое направо,

Но для Томми нет заторов, раз верблюд везет его!

Но вот закончен трудный марш, и лагерь впереди.

И где-то выстрелы гремят, и крики позади,

Тут расседлаем мы его — испил он скорбь до дна,

И так мечтает он за всё нам отомстить сполна,

Ох, верблюд! Ох, верблюд! Как горбы в пустыне плыли!

У источника приляжет, где фонтанчиком вода,

А когда к нему подходим так не ближе, чем на милю:

В бочку мордой он залезет — пропадём ведь мы тогда!

Пер Галина Усова

Если яйца ты фазаньи хоть однажды воровал,

Иль белье с веревки мокрое упер,

Иль гуся чужого лихо в вещмешок к себе совал —

Раскумекаешь и этот разговор.

Но армейские порядки неприятны и несладки,

Здесь не Англия, подохнешь ни за грош.

(Рожок: Не врешь!)

Словом, не морочься вздором, раз уж стал ты мародером,

Так что —

(Хор.) Все — в дрожь! Все — в дрожь! Даешь!

Даешь! Гра-беж!

Гра-беж! Гра-беж!

Ох, грабеж! Глядь, грабеж!

Невтерпеж прибарахлиться, невтерпеж!

Кто силен, а кто хитер,

Здесь любой — заправский вор,

Все на свете не сопрешь! Хорош! Гра-беж!

Хапай загребущей лапой! Все — в дрожь! Даешь!

Гра-беж! Гра-беж! Гра-беж!

Чернорожего пристукнешь — так его не хорони,

Для чего совался он в твои дела?

Благодарен будь фортуне — да и краги помяни,

Коль в нутро твое железка не вошла.

Пусть его зароют Томми — уж они всегда на стреме.

Знают — если уж ограбим, так убьем.

И на черта добродетель, если будет жив свидетель?

Поучитесь-ка поставить на своем!

(Хор.) Все — в дрожь!.. — и т. д.

Если в Бирму перебросят — веселись да в ус не дуй.

Там у идолов — глаза из бирюзы.

Ну, а битый чернорожий сам проводит до статуй,

Так что помни мародерские азы!

Доведут тебя до точки — тут полезно врезать в почки.

Что ни скажет — все вранье: добавь пинка!

(Рожок: Слегка!)

Ежели блюдешь обычай — помни, быть тебе с добычей

А в обычай — лупцевать проводника.

(Хор.} Все — в дрожь!., и т. д.

Если прешься в дом богатый, баба — лучший провожатый

Но — добычею делиться надо с ней.

Сколько ты не строй мужчину, но прикрыть-то надо спину

Женский глаз в подобный час — всего верней.

Ремесло не смей порочить: прежде чем начнешь курочить

На кладовки не разменивай труда:

(Рожок: Да! Да!)

Глянь под крышу! Очень редко хоть ружье, хотьстатуэтка

Там отыщется, — поверьте, господа.

(Хор.) Все — в дрожь!., и т. д.

И сержант и квартирмейстер, ясно, долю слупят с вас

Отломите им положенную мзду.

Но — не вздумайте трепаться про сегодняшний рассказ,

Я-то сразу трачу все, что украду.

Ну, прощаемся, ребята: что-то в глотке суховато,

Разболтаешься — невольно устаешь.

(Рожок: Не врешь!)

Не видать бы вам позора, эх, нахлебнички Виндзора,

А видать бы только пьянку да дележ!

(Хор.) Да, грабеж!

Глядь, грабеж!

Торопись прибарахлиться, молодежь!

Кто силен, а кто хитер,

Здесь любой — матерый вор.

Жаль, всего на свете не сопрешь! Хо-рош! Гра-беж!

Гра-беж!

Служишь — хапай! Всей лапой Все — в дрожь!

Все — в дрожь! Гра-беж! Гра-беж! Гра-беж!

Пер. Е. Витковский

Вот что в жаркой битве было с батареей полковой,

Что зовётся Первой Леди и Богиней вставших в строй;

В битве… только — черт! — не помню что была там за война,

Но второго в той упряжке знали все как «Ворчуна».

Пропал пехтура — так никто и не глядит;

А конный погибнет — полковник сердит;

Но коль в колесе отскочила чека,

Храбрец — бомбардир послабее щенка!

Их ввели в сраженье сразу, чуть призвали, ей же ей!

Чтобы дать урок примерный толпам здешних дикарей;

Встали крепко на высотах, нам любая цель видна.

Вдруг — бабах — ядро шальное в бок лягнуло Ворчуна.

Шлепнув, тут же отскочило — конь почти напополам,

Но, стараясь долг исполнить, попытался встать он сам;

Передок перекосило, возчик крикнуть смог едва:

'Ворчуна спасайте, братцы: меж коленок голова!'

Спрыгнул тут его помощник, колесо сдержать сумел

Только пушка неподвижна, а кричат — 'Сменить прицел!'

Грит: «Тебя водил я всюду, и любил, без хвастовства,

Но теперь ты бесполезен, меж коленок голова!»

Не успел сказать, что думал — грохнул разрывной снаряд

В середину батареи, меж орудий в аккурат;

А как дым-то разогнало, у колес красна трава,

И валяется помощник — меж коленок голова.

Еле слышно грит помощник, речь невнятна, но проста:

Милость Божья будь со мною, вижу райские врата'.