Юлия Друнина - Стихотворения (1942–1969)

В шуршащих платьицах коротких —
Капроновые мотыльки! —
Порхают стильные красотки,
Стучат стальные каблучки.

А у стены,
В простом костюме,
Не молода,
Не хороша,
Застыла женщина угрюмо —
Стоит и смотрит, не дыша.

Скользнув по ней
Бесстрастным взглядом,
Танцор другую пригласит.
Чужая юность
Мчится рядом
И даже глазом не косит…

Нет,
В гимнастерках,
Не в капронах
И не на танцах,
А в бою,
В снегах, войною опаленных,
Ты
Юность встретила свою.

До времени
Увяли щеки,
До срока
Губы отцвели,
И юность уплыла
До срока,
Как уплывают корабли…

И я, счастливая, не знаю,
Чем в эту праздничную ночь
Могу тебе помочь, родная,
Чем может кто-нибудь помочь?

В коридор корабельных сосен
Я сегодня пришла одна.
Отошла золотая осень,
Всюду снежная седина.

До чего же леса спокойны!
Каждый куст, каждый лист притих.
Непонятны им бури, войны,
Что бушуют в сердцах людских.

Бури, войны да революции —
В наших душах им нет конца:
В такт великой эпохе бьются
Наши маленькие сердца.

Женам — ждать.
Что ж, им привычно это.
Ждать с собраний,
Со свиданий
И с войны.

Женам — ждать,
Мужьям — задерживаться где-то —
Такова «профессия» жены.

Ждать.
Метаться из угла да в угол.
С нетерпением,
Со страхом
И с тоской…
Если женщина
И вправду лишь супруга —
Трудно ей с «профессией» такой.

Мы любовь свою
Схоронили,
Крест поставили
На могиле.
— Слава богу! —
Сказали оба…
Только встала любовь
Из гроба,
Укоризненно нам кивая:
— Что ж вы сделали?
Я — Живая!..

Без ошибок
                    не прожить на свете,
Коль весь век
                       не прозябать в тиши.
Только б,
                дочка,
                          шли ошибки эти
Не от бедности —
                              от щедрости души.

Не беда,
              что тянешься ко многому:
Плохо,
            коль не тянет ни к чему, —
Не всегда
                на верную дорогу мы
Сразу
          пробиваемся сквозь тьму.

Но когда пробьешься — не сворачивай
И на помощь
                      маму не зови.
Я хочу,
             чтоб чистой и удачливой
Ты была
              в работе и в любви.

Если
         горько вдруг обманет кто-то,
Будет трудно,
                       но переживешь.
Хуже,
          коль полюбишь по расчету
И на сердце
                    приголубишь ложь.

Ты не будь
                  жестокой с виноватыми,
А сама виновна —
                               повинись.
Все же
            люди,
                      а не автоматы мы,
Все же
            не простая штука —
                                             жизнь…

Дни идут походкой торопливой,
Шумной, беспорядочной толпой.
Что-то становлюсь я бережливой,
А порою попросту скупой.

Как я раньше тратила без счета
И часы
И целые года.
День прошел? —
Подумаешь, забота!
Год промотан? —
Тоже не беда!

Что ж со мной,
Такой беспечной,
Сталось?
Почему мне дорог
Каждый миг?
Неужели рядом бродит
Старость —
Осторожный и скупой старик?

Смиряемся
Мы с мыслью о кончине,
Смиряемся
Еще с ребячьих пор.
И кровь моя от ужаса не стынет,
Хоть вынесен мне
Смертный приговор…

Но сколько раз
С пронзительным испугом
Я снова вспоминаю,
Дорогой:
Из двух людей,
Живущих друг для друга,
Один уходит раньше,
Чем другой…

Скрипачка вышла на эстраду —
Не хороша и не юна.
Из-под очков смущенным взглядом
Взглянула в темный зал она.

Какой-то франт со вздохом тяжким
Шепнул соседу своему:
— Ох, как уродлива бедняжка —
Не пожелаю никому…

Но тишина вдруг раскололась,
По струнам заскользил смычок.
Послушен скрипки чистый голос,
Он так рыдает горячо.

Рыдает о годах суровых,
Что называются войной.
Рыдает он о юных вдовах,
О тех, кому не быть женой.

О душах, фронтом обожженных…
Глядит скрипачка в темный зал,
И на лице преображенном
Сияют умные глаза.

Гремят в концертном зале взрывы,
Горят сердца и города…
Как эта женщина красива!
Как бесконечно молода!

Да, многое в сердцах у нас умрет,
Но многое
Останется нетленным:
Я не забуду
Сорок пятый год —
Голодный,
Радостный,
Послевоенный.

В тот год,
От всей души удивлены
Тому, что уцелели почему-то,
Мы возвращались к жизни
От войны,
Благословляя каждую минуту.

Как дорог был нам
Каждый трудный день,
Как на «гражданке»
Все нам было мило!
Пусть жили мы
В плену очередей,
Пусть замерзали в комнатах чернила.

И нынче,
Если давит плечи быт,
Я и на быт
Взираю как на чудо, —
Год сорок пятый
Мною не забыт,
Я возвращенья к жизни
Не забуду!

Посторонитесь, смокинги!
Посторонитесь, фраки!
Дайте дорогу Кубе,
Лакеи и господа!

Идет человек в гимнастерке
Солдатского цвета хаки —
Уверенная походка,
Бунтарская борода.

Уходит он из отеля,
Смеясь, говорит: — Прекрасно!
Зачем партизанам роскошь?
Под звездами крепче сон!

…Здравствуй, товарищ Куба!
Здравствуй, товарищ Кастро!
Дети трех революций
Шлют тебе свой поклон!

Над склонами Сьерра-Маэстра
Солнце встает, алея,
Мулатки несут кувшины,
Наполненные водой…

Врывается свежий ветер
В притихшую Ассамблею.
То Кастро идет по залу —
Стремительный, молодой.

А рядом идет Россия,
А небо над ними ясно,
И смуглые руки Африки
Машут со всех сторон.

Здравствуй, товарищ Куба!
Здравствуй, товарищ Кастро
Дети трех революций
Шлют тебе свой поклон!

Паренек уходил на войну,
Покидая родную страну, —
В это время бои уже шли
За кордонами русской земли.

Был парнишка счастливым вполне,
Что успеет побыть на войне, —
Так спешил он скорей подрасти,
О геройском мечтая пути.

Но случилось, что юность свою
Он отдал в самом первом бою —
У норвежских причудливых скал
Новгородский парнишка упал.

У России героев не счесть,
Им по праву и слава и честь.
Но сегодня хочу помянуть
Тех, кто кончил безвестным свой путь.