Teologica - Maxim Berns

Волшебникам

Всё что осталось —

Прибой, утонувший вразрез,

Пропадающий в камень

Волной мой немой часовой —

Резал вены воды

С мерзкой точностью враг-волнорез,

Я бежал и горланил

Распевный псалтырь, как больной.

И монахом послушным

В окрест свой отмаливал ход

Именами и контуром лиц,

Что встречал на пути.

Метроном издевался и

Сухо отстукивал счёт

Бриллиантам улыбок,

Чтоб смог их с собой унести.

По сюжету всей пьесы

Мне дали репризу пера,

И я понял по смыслу —

Теперь не дано постареть,

Но по жестам читал,

Что – игра. И пора до утра.

И в ладонях искал

Смысл последней причины терпеть.

Находил перламутры

В глазах и разменивал их

На дельфийский кристалл.

Обшаманил собой все углы.

Где волшебники пели,

Я плел преднамеренный стих,

Где они танцевали,

Я таял их льды до воды.

Получился прибой.

Я стоял и смотрел. За косой,

За изгибами мыса

Кричал и рождался рассвет,

Я чеканил страницы кафисм 34,

Как какой-то больной,

А изрезанный Понт 35

Мне давал непреложный обет.

Да. Достойный ответ.

Сочи, 05.06.10 года

Александру Махмурову

От распятой вины,

От холодной реки, закрывая рукой

Яркий полдень. Иди.

Я не стану тебя провожать. Мне не лень,

Только я поженился

Сегодня с горбатой рекой,

А с женой расставаться вовек не пристало.

Пусть пахнет до рвоты сирень,

Пусть журавль кричит,

Разрываясь на ноты, пусть крыши стучит —

С ритмом проще прощаться с тобой,

Закрывая от солнца глаза.

Что ж ты медлишь? Смотри —

Там, вдали ждет монашеский скит,

А за скитом холодного Понта

Стальная лежит полоса.

Сочи, 26.07.10 года

Кате Алексеевой

Вы душите ванильными чернилами

Бумагу писем, что когда-нибудь напишите

Кому-то из провинции под Фивами,

И между строчек явственно услышите

Их тонкий запах в воздухе, в случайном

Гарсоне. В ресторане, где французами

Был создан крэм. И удивитесь чаяно

Их воздуху, их запаху. Их узами

Вас свяжет память. Черною перчаткою

Для памяти на окнах вы отпишите

Мне пару звуков. С детскою украдкою

Напишите, что больше их не слышите.

Что вы забыли все мои наклонности —

Как нервы вам изматывал молчанием

И опозданием на бал, и беспардонностью,

Признанием, прощением, прощанием,

И встречей через двадцать пять. Вы скажите,

Что вы забыли все эти истории,

Пообещаете – ищейкам не покажете

Мои портреты в профиль. Но не более:

«Что память? Ведь она, как прежде, девичья —

Я вас не помню, как и всё презренное.

Подарков присылать не стоит. Незачем.

А за любовь – спасибо откровенное».

Вы крестите ванильными чернилами

Конверт с Мон-Мартра в глухомань, в Иваново.

Сочи, 10.12.10 года

Lee Kater

В оборки созвездий

Подвязана белая ткань,

Покрыта глубокой молитвой

Чернее, чем сажа,

Чем ряса, чем зимняя ночь,

Чем бесстыжая кража

Последней монеты

У нищего в зыбкую рань.

И как безупречна

В тебе эта тонкая нить

В спокойствии шага на подвиг —

Тянуться и плыть

Рекою из белых атлáсов

По ровным плечам,

Едва прикасаясь горячей

Пульсирующей кожи.

Любой мог бы сбиться,

Упасть, ошибиться, и может

Тебе лишь дозволено

Быть Абсолютом. Парча

Чело накрывала поверх,

Как богатство небес,

И спорило золото

Космоса наперевес

С Ураном. Под шепот молитв,

Но не жить там словам,

Где царствует слог,

У престола твоих пониманий

Вселенных и их тишины.

Где моих обещаний

Комет зыбкий свет

Проносился к погибшим мирам

От Сердца до Солнца.

И пела тебе тишина,

О том, что бессилие

Воли венчает она

Согласием своим

Дослужить эту вечность тебе.

Сочи, 26.10.10 года

А.Д.

Губы, налитые медом,

Что шепчут февраль

В уши. Так тонко их слушать,

Так просто налиться

Соком в бокале высоком

Немых откровений,

И до утра их испить,

И к рассвету напиться

Пьяницей. Жаться к теплу

Нежных чистых ладоней,

Слушать, как с кем-то

Во сне говоришь. Улыбаться,

В губы целуя

И греясь их сонной тропинкой,

Ими послушно идти.

Ими смело расстаться

С тем, что со мной было раньше.

Забыть и закрыть

Сердце на медные дверцы.

В имени стёртом

Стать белым телом и голосом -

Плавным и смелым,

И созерцать в тебе тайну,

И петь в тебе чёрта.

Сочи, 17.02.11 года

С.Г.

Ничего не оставив

Для памяти жадной твоей,

Как пантере плешивой

Лизать и играться с костями

Наших дней. Я собрал их в мешки

И сложил у дверей,

Чтоб под утро снести на помойку

В три раза. Частями.

И горстями наш пепел из слов

Чтоб по ветру пустить,

С чистым сердцем твой тлен

От себя навсегда отпустить.

Не воспев тебя музой,

Не став искушенным юнцом,

Что течет и страдает

На скользкой строке восхищения,

Я доволен, как смертник,

Таким безвозвратным концом,

Принимая всю данность

И суть своего превращения

Из вампира, плененного

Страхом посмертных грехов,

До искателя новых кровей,

До легенды ворóв.

От предательства взяв

Только преданность. Предупредив

Много крови —

Истерики, сопли и слезы,

Ничего не запомнил плохого.

Запомнил лишь миф

О твоей чистоте,

Из которой сифонит морозом.

Я развеял тепло по свече,

Плавил зимнюю ночь,

И твой смех растворил через пламя.

И в форточку – прочь.

И оставил тебя

В волгоградских пустых деревнях

Разрываться и плакать

Подружкам о сломанной жизни.

Я пройду по костям

Наших дней, я спляшу на костях,

И расплачусь под спелое утро,

Что дьякон на тризне,

Чтобы боль моих фраз

Поглотила живая вода,

Чтоб тебе улететь

И вернуться ко мне никогда.

Сочи, 22.06.11 года

Похабные флейты, визгливые скрипки.

Плевок трубадура с большого помоста,

Как верхний виток от скрипичной завивки —

От примы до альта неврозами роста

И пульсами темпа. Крещендо морозов —

Такт нервно срывался в другой, задыхался,

Скрывая под льдами октябрьские розы,

Срывая бутоны их тлена. Считался

Удачной находкой. И волчьей походкой

Рысцою в клыках уносило их пламя

Иголок мороза. Февральскою водкой,

Больным перегаром вдувая во знамя

Свой клад. Уносило по норам, в лежанки

Цветов восхитительный прах. И распадом

Хромой трубадур гнал смычком свои танки

Истерики нот, как последним парадом

В мои откровения.

Сочи, Красная Поляна, 12.02.12 года

С.Г.

Ни одной общей

Семейной фотографии

За два года

С небольшим хвостиком —

Ты выпадаешь

Из моей биографии,

Как осенний листок

Падает в реку над скрюченным мостиком.

Ни одного целого,

Не разорванного воспоминания.

Весёлого, светлого,

Так, чтобы впечаталось,

Лишь какие-то люди,

Бормотания прощания,

И пальто в январской грязи

Безнадежно заляпалось.

Будто не было нас вместе.

И вовсе тоже не было.

Сочи, 06.04.12 года

Обласканный снисхожей добротой

Усталого казаческого Дона,

Как жалкий нищий за былой мечтой,

Бреду из панихид вечерних звонов.

Из опухоли спившихся проказ

Вагоном верным, словно лучшим другом,

И ровным рельсом – будто в первый раз,

А честно говоря, идя по кругу,

К лазури юга и в хрусталь небес

До звона хрупких – миг, и разобьются.

И будто к поиску скучающих невест,

А честно говоря, спешу вернуться

К губам, что спелой вишни горячей,

К рукам, держащим мир на расстоянии

От боли пустоты, от всех людей

К божественному милому созданию.

Там я сильней.

Сочи, 06.04.12 года

День похож на старую невесту

Был. Беззубен, счастлив и спокоен,

Все искал намоленного места,

Где он смог быть в вечер упокоен.

Рыскал между тенью чахлой ланью,

Гнулся рельсом стариков-вокзалов,

Вешался на плечи острых зданий —

Саблезубых каменных шакалов.

Сочи, сентябрь12 года

А.Д.

Раздели мою тень на меня и на мрак —

Тот, что ходит за мной, повторяет след в след.

Раздели мой язык на слога и табак,

На ванильную ложь и бандитский кастет.

Разбивай линзы глаз на моря и алмаз —

Слабых слез единочь и вопросов упор.

Расплети сеть молитв на аминь и намаз,

На джихад, что звучит как пустой приговор.

Разливай мои песни на водку и сок,

Разбавляй с куантро, речь бокалом испей.

Отливай пули рифм, нажимай на курок,

И смотри, как октябрь разрывает хорей.

А потом, как закончишь, как сделаешь так,

Уничтожь колдовство и сложи его в крик —

Собери на язык мне слога и табак,

Буду петь тебя снова, пока не постиг

Бездны