«Твоя слеза меня смутила...»
Твоя слеза меня смутила....
Но я, клянусь, не виноват!
Страшна условий жизни сила,
Стеной обычаи стоят.
Совсем не в силу убежденья,
А в силу нравов, иногда,
Всплывают грустные явленья,
И люди гибнут без следа,
И ужасающая драма
Родится в треске фраз и слов
Несуществующего срама
И намалеванных оков.
«Какая ночь убийственная, злая...»
Какая ночь убийственная, злая!
Бушует ветер, в окна град стучит;
И тьма вокруг надвинулась такая,
Что в ней фонарь едва-едва блестит.
А ночь порой красотами богата!
Да, где-нибудь нет вовсе темноты,
Есть блеск луны, есть прелести заката
И полный ход всем чаяньям мечты.
Тьма – не везде. Здесь чья-то злая чара!
Ее согнать, поверь, под силу мне;
Готовы струны, ждет моя гитара,
Я петь начну о звездах, о луне.
Они всплывут, мы озаримся ими —
Чем гуще тьма, тем будет песнь ясней,
И в град, и в вихрь раскатами живыми
Зальется в песне вешний соловей.
Высоко гуляет ветер,
Шевелит концы ветвей...
Сильф воздушный, сильф прекрасный,
Вей, красавец, шибче вей!
Там тебе простор и воля;
Всюду, всюду – светлый путь!
Только книзу не спускайся,
Не дыши в людскую грудь.
Станешь ты тоскою грузен,
Станешь вял, лишишься сна;
Грудь людская, будто улей,
Злых и острых жал полна...
И тебя, мой сильф воздушный,
Не признать во цвете лет;
Побывав в болящей груди,
Обратишься ты в скелет;
Отлетев, в ветвях застрянешь
Сочлененьями костей...
Не спускайся наземь, ветер,
Вей, мой сильф, но выше ней!..
«Пара гнедых» или «Ночи безумные»...»
«Пара гнедых» или «Ночи безумные» —
Яркие песни полночных часов, —
Песни такие ж, как мы, неразумные,
С трепетом, с дрожью больных голосов!..
Что-то в вас есть бесконечно хорошее...
В вас отлетевшее счастье поет...
Словно весна подойдет под порошею,
В сердце – истома, в душе – ледоход!
Тайные встречи и оргии шумные,
Грусть... неудача... пропавшие дни...
Любим мы, любим вас, песни безумные:
Ваши безумия нашим сродни!
«Нет, не могу! Порой отвсюду...»
Нет, не могу! Порой отвсюду,
Во тьме ночной и в свете дня,
Как крики совести Иуду —
Мечты преследуют меня.
В чаду какого-то кипенья
Несет волшебница дрова,
Кладет в костер, и песнопенья
Родятся силой колдовства!
Сгорает связь меж мной и ими,
Я становлюсь им всем чужой
И пред созданьями своими
Стою с поникшей головой...
«Ночь ползет из травы, из кустов...»
Ночь ползет из травы, из кустов;
Чуть погаснет закат, проступает;
Нет плотины теням, нет оков;
Тень возникшую тень нагоняет.
И, соткавшись в глубокую тьму,
В темной жизни своей веселятся;
Что и как – не узнать никому,
Но на утро цветы расплодятся!
«Я знаю кладбище. С годами...»
Я знаю кладбище. С годами
Остатки камней и крестов
Стоят застывшими волнами
В подушках мягких, сочных мхов.
Они – как волны – безымянны,
И только изредка, порой,
Возникнет новая могила
Поименованной волной...
Читаешь имя... как-то странно!
В нем просьба будто бы слышна,
Борьба последняя с забвеньем,
Но... прекратится и она!
«На гроб старушки я дряхлеющей рукой...»
На гроб старушки я дряхлеющей рукой
Кладу венок цветов, – вниманье небольшое!
В продаже терний нет, и нужно ль пред толпой,
Не знающей ее, свидетельство такое?
Те люди отошли, в которых ты жила;
Ты так же, как и я, скончаться опоздала;
Волна твоих людей давно уж отошла,
Но гордо высилась в свой срок и сокрушала.
Упала та волна пред юною волной
И под нее ползет бессильными струями;
В них – еле видный след той гордости былой,
Что пенилась, гремя могучими кряжами.
Никто, никто теперь у гроба твоего
Твоей большой вины, твоих скорбей не знает,
Я знаю, я один... Но этого всего
Мне некому сказать... Никто не вопрошает.
Года прошедшие – морских песков нанос!
Злорадство устает, и клевета немеет;
И нет свидетелей, чтоб вызвать на допрос,
И, некого судить... А смерть – забвеньем веет!
«Здравствуй, товарищ! Подай-ка мне руку...»
Здравствуй, товарищ! Подай-ка мне руку.
Что? Ты отдернул? Кажись, осерчал?
Глянь на мою, – нет ей места в гостиной;
Я, брат, недаром, кустарник сажал.
Старый товарищ! Печальная встреча!..
Как искалечен ты жизнью, бедняк!
Ну-ка, пожалуй в мой дом, горемыка...
Что? Не желаешь? Не любо! Чудак!
Выпьем с тобой... Как? И пить ты не хочешь?
Просишь на выпивку на руки дать;
Темное чувство в тебе шевельнулось?..
Что за причина, чтоб мне отказать?
Гордость ? Стыдливость? Сомнение? Злоба?
Коль потолкуем – причину найду...
Да не упрямься, мы юность помянем,
Дочку увидишь мою...– «Не пойду».
И отошел он по пыльной дороге,
Денег он взял, не сказав ничего...
Разных два мира в нас двух повстречались...
Камнем бы бросить... Кому и в кого?
«С моря сердитого в малый залив забежав...»
С моря сердитого в малый залив забежав,
В тихом спокойствии я очутился;
Лодку свою между острых камней привязав,
Слушая бурю, в раздумье забылся...
Как хорошо, прекратив неоконченный спор,
Мирно уйти из бурунов сомненья,
Руки сложив, ни себе, ни другим не в укор,
Тихо качаясь на зыби мышленья...
«Меня в загробном мире знают...»
Меня в загробном мире знают,
Там много близких, там я – свой!
Они, я знаю, ожидают...
А ты и здесь, и там – чужой!
«Ему нет места между нами, —
Вольны умершие сказать, —
Мы все, да, все, живем сердцами,
А он? Ему где сердце взять?
Ему здесь будет несподручно,
Он слишком дерзок и умен;
Жить в том, что осмеял он, – скучно,
Он не захочет быть смешон.
Все им поруганное – видеть,
Что отрицал он – осязать,
Без права лгать и ненавидеть
В необходимости – молчать! «
Ты предвкуси такую пытку:
Жить вне злословья, вне витийств!
Там не подрежет Парка нитку!
Не может быть самоубийств!
В неисправимости былого,
Под гнетом страшного ярма,
Ты, бедный, не промолвишь слова
И там – не здесь – сойдешь с ума!
«Вконец окружены туманом прежних дней...»
Вконец окружены туманом прежних дней,
Все неподвижней мы, в желаньях тяжелей;
Все уже горизонт, беззвучнее мечты,
На все спускаются завесы и щиты...
Глядишь в прошедшее, как в малое окно;
Там все так явственно, там все озарено,
Там светят тысячи таинственных огней;
А тут – совсем темно и, что ни час, темней...
Весь свет прошедшего как бы голубоват.
Цвет взглядов юности! Давно погасший взгляд!
И сам я освещен сиянием зари...
Заря в свершившемся! Любуйся и смотри!..
Как ясно чувствую и как понятно мне,
Что жизнь была полней в той светлой стороне!
И что за даль видна за маленьким окном —
В моем свершившемся, чарующем былом!
Ведь я там был в свой час, но я не сознавал.
И слышу ясно я – мне кто-то прошептал:
«Молчи! Довольствуйся возможностью смотреть
Но, чтоб туда пройти, ты должен умереть!»
«Я помню ночь. Мы с ней сидели...»
Я помню ночь. Мы с ней сидели.
Вдруг – теплый дождь! В лучах луны
Все капли в нем зазеленели,
Струясь на землю с вышины.
Зажглась заря. Вновь упадая,
Все капли ярко разожглись
И, в блеске утреннем пылая,
Дождем рубинов пронеслись.
Где эта ночь с ее значеньем?
Где годы те? Где взять ee?
И сам живу я под сомненьем:
Остаток дней – не бытие...
Соловья живые трели
В светлой полночи гремят,
В чувствах – будто акварели
Прежних, светлых лет скользят!
Ряд свиданий, ряд прощаний,
Ряд божественных ночей,
Чудных ласк, живых лобзаний...
Пой, о, пой, мой соловей!..
Пой! Греми волнами трелей!
Может быть, назло уму,
Эти грезы акварелей
Я за правду вдруг приму!
Пой! Теперь еще так рано,
Полночь только что прошла,
И сейчас из-за тумана —
Вот сейчас – она звала...
«Заря пройдет, заря вернется...»
Заря пройдет, заря вернется
И – в безучастности своей —
Не может знать, как сильно бьется
Больное сердце у людей.
А чтоб заря не раздражала,
Своих огней для нас не жгла,
Пускай бы по свету лежала
Непроницаемая мгла!
Что день грядущий? Что былое?
Все прах, все кончится в пыли, —
А запах мирры и алоэ
Сойдет с небес на труп земли...
«Бежит по краю неба пламя...»
