Дурацкий сон, как кистенем,
Избил нещадно.
Невнятно выглядел я в нем
И неприглядно.
Во сне – ‹и› лгал, и предавал,
И льстил легко я…
А я ‹и› не подозревал
В себе такое!
… Еще – сжимал я кулаки
И бил с натугой, —
Но мягкой кистию руки,
А не упругой…
Тускнело сновиденье, но
Опять являлось:
Смыкал я веки – и оно
Возобновлялось!
… Я не шагал, а семенил
На ровном брусе,
Ни разу ногу не сменил —
Трусил и трусил.
Я перед сильным лебезил,
Пред злобным – гнулся…
И сам себе я мерзок был
Но не проснулся.
Да это бред – я свой же стон
Слыхал сквозь дрему!
Но – это мне приснился он,
А не другому.
Очнулся я – ‹и› разобрал
Обрывок стона,
И с болью веки разодрал —
Но облегченно.
И сон повис на потолке —
И распластался…
Сон – в руку ли? И вот в руке
Вопрос остался.
Я вымыл руки – он в спине
Холодной дрожью!
… Что было правдою во сне,
Что было ложью?
Коль этот сон – виденье мне, —
Еще везенье!
Но – если было мне во сне
Ясновиденье?!
Сон – отраженье мыслей дня?
Нет, быть не может!
Но вспомню – и всего меня
Перекорежит.
А после скажут: «Он вполне
Всё знал и ведал!..» —
Мне будет мерзко, как во сне,
В котором предал.
Или – в костер! Вдруг нет во мне
Шагнуть к костру сил, —
Мне будет стыдно, как во сне,
В котором струсил.
Но скажут мне: «Пой в унисон —
Жми что есть духу!..» —
И я пойму: вот это сон,
Который в руку!
* * *
Зарыты в нашу память на века
И даты, и события, и лица,
А память – как колодец глубока:
Попробуй заглянуть – наверняка
Лицо и то неясно отразится.
Разглядеть, что истинно, что ложно,
Может только беспристрастный суд:
Осторожно с прошлым, осторожно —
Не разбейте глиняный сосуд!
Иногда как-то вдруг вспоминается
Из войны пара фраз —
Например, что сапер ошибается
Только раз.
Одни его лениво ворошат,
Другие неохотно вспоминают,
А третьи – даже помнить не хотят,
И прошлое лежит, как старый клад,
Который никогда не раскопают.
И поток годов унес с границы
Стрелки – указатели пути, —
Очень просто в прошлом заблудиться —
И назад дороги не найти.
Иногда как-то вдруг вспоминается
Из войны пара фраз —
Например, что сапер ошибается
Только раз.
С налета не вини – повремени:
Есть у людей на всё свои причины —
Не скрыть, а позабыть хотят они, —
Ведь в толще лет еще лежат в тени
Забытые заржавленные мины.
В минном поле прошлого копаться —
Лучше без ошибок, – потому
Что на минном поле ошибаться
Просто абсолютно ни к чему.
Иногда как-то вдруг вспоминается
Из войны пара фраз —
Например, что сапер ошибается
Только раз.
Один толчок – и стрелки побегут, —
А нервы у людей не из каната, —
И будет взрыв, и перетрется жгут…
Но, может, мину вовремя найдут
И извлекут до взрыва детонатор!
Спит земля спокойно под цветами,
Но когда находят мины в ней —
Их берут умелыми руками
И взрывают дальше от людей.
Иногда как-то вдруг вспоминается
Из войны пара фраз —
Например, что сапер ошибается
Только раз.
‹До 1978›ОСТОРОЖНО, ГРИЗЛИ!Михаилу Шемякину
с огромной любовью и пониманием
Однажды я, накушавшись от пуза,
Дурной и красный, словно из парилки,
По кабакам в беспамятстве кружа,
Очнулся на коленях у француза, —
Я из его тарелки ел без вилки —
И тем француза резал без ножа.
Кричал я: «Друг! За что боролись?!» – Он
Не разделял со мной моих сомнений, —
Он был напуган, смят и потрясен
И пробовал согнать меня с коленей.
Не тут-то было! Я сидел надежно,
Обняв его за тоненькую шею,
Смяв оба его лацкана в руке, —
Шептал ему: «Ах, как неосторожно:
Тебе б зарыться, спрятаться в траншею —
А ты рискуешь в русском кабаке!»
Он тушевался, а его жена
Прошла легко сквозь все перипетии, —
Еще бы – с ними пил сам Сатана! —
Но добрый, ибо родом из России.
Француз страдал от недопониманья,
Взывал ко всем: к жене, к официантам, —
Жизнь для него пошла наоборот.
Цыгане висли, скрипками шаманя,
И вымогали мзду не по талантам, —
А я совал рагу французу в рот.
И я вопил: «Отец мой имярек —
Герой, а я тут с падалью якшаюсь!» —
И восемьдесят девять человек
Кивали в такт, со мною соглашаясь.
Калигулу ли, Канта ли, Катулла,
Пикассо ли?! – кого еще, не знаю, —
Европа предлагает невпопад.
Меня куда бы пьянка ни метнула —
Я свой Санкт-Петербург не променяю
На вкупе всё, хоть он и – Ленинград.
В мне одному немую тишину
Я убежал до ужаса тверезый.
Навеки потеряв свою жену,
В углу сидел француз, роняя слезы.
Я ощутил намеренье благое —
Сварганить крылья из цыганской шали,
Крылатым стать и недоступным стать, —
Мои друзья – пьянющие изгои —
Меня хватали за руки, мешали, —
Никто не знал, что я умел летать.
Через «пежо» я прыгнул на Faubourg
И приобрел повторное звучанье, —
На ноте до завыл Санкт-Петербург —
А это означало: до свиданья!
Мне б – по моим мечтам – в каменоломню:
Так много сил, что всё перетаскаю, —
Таскал в России – грыжа подтвердит.
Да знали б вы, что я совсем не помню,
Кого я бью по пьянке и ласкаю,
И что плевать хотел на interdite.
Да, я рисую, трачусь и кучу,
Я даже чуть избыл привычку лени,
… Я потому французский не учу —
Чтоб мне они не сели на колени.
25 июля 1978 г., в самолете* * *
Пародии делает он под тебя,
О будущем бредя, о прошлом скорбя,
Журит по-хорошему, вроде любя,
С улыбкой поет непременно,
А кажется, будто поет под себя —
И делает одновременно.
Про росы, про плесы, про медкупоросы,
Там – осыпи, осы, мороз и торосы,
И сосны, и SOSы, и соски, и косы,
Усы, эскимосы и злостные боссы.
А в Подольске – раздолье:
Ив Монтан он – и только!
Есть ведь и горькая доля,
А есть горькая долька.
Тогда его зритель подольский
Возлюбит зимою и летом,
А вот полуостров наш Кольский
Весьма потеряет на этом.
Настолько он весь романтичный,
Что нечего и пародировать,
Но он мне в душе симпатичен,
[Я б смог] его перефразировать.
Нет свободной минуты и, кстати,
Спать не может‹он› не от кошмаров,
Потому что он‹все› время тратит
На подсчеты моих гонораров.
‹1978›* * *
Мы бдительны – мы тайн не разболтаем, —
Они в надежных жилистых руках,
К тому же этих тайн мы знать не знаем —
Мы умникам секреты доверяем, —
А мы, даст бог, походим в дураках.
Успехи взвесить – нету разновесов, —
Успехи есть, а разновесов нет, —
Они весомы – и крутых замесов.
А мы стоим на страже интересов,
Границ, успехов, мира и планет.
Вчера отметив запуск агрегата,
Сегодня мы героев похмелим,
Еще возьмем по полкило на брата…
Свой интерес мы – побоку, ребята, —
На кой нам свой, и что нам делать с ним?
Мы телевизоров напокупали, —
В шесть – по второй глядели про хоккей,
А в семь – по всем Нью-Йорк передавали, —
Я не видал – мы Якова купали, —
Но там у них, наверное, – о’кей!
Хотя волнуюсь – в голове вопросы:
Как негры там? – а тут детей купай, —
Как там с Ливаном? что там у Сомосы?
Ясир здоров ли? каковы прогнозы?
Как с Картером? на месте ли Китай?
«Какие ордена еще бывают?» —
Послал письмо в программу «Время» я.
Еще полно – так что ж их не вручают?!
Мои детишки просто обожают, —
Когда вручают – плачет вся семья.
‹1978›* * *
Я спокоен – он мне все поведал.
«Не таись», – велел. И я скажу.
Кто меня обидел или предал —
Покарает тот, кому служу.
Не знаю как – ножом ли под ребро,
Или сгорит их дом и все добро,
Или сместят, сомнут, лишат свободы,
Когда – опять не знаю, – через годы
Или теперь, а может быть – уже…
Судьбу не обойти на вираже
И на кривой на вашей не объехать,
Напропалую тоже не протечь.
А я? Я – что! Спокоен я, по мне – хоть
Побей вас камни, град или картечь.
‹1978›* * *
Слева бесы, справа бесы.
Нет, по новой мне налей!
Эти – с нар, а те – из кресел, —
Не поймешь, какие злей.
И куда, в какие дали,
На какой еще маршрут
Нас с тобою эти врали
По этапу поведут?
Ну а нам что остается?
Дескать, горе не беда?
Пей, дружище, если пьется, —
Все – пустыми невода.
Что искать нам в этой жизни?
Править к пристани какой?
Ну-ка, солнце, ярче брызни!
Со святыми упокой…
‹1979›* * *
Михаилу Шемякину