На кудри мягкие надета
Ермолка вишневого цвета
С каймой и кистью золотой,
Дар молдаванки молодой.
Сидит и смотрит он прилежно...
Вот, промелькнувши как во мгле,
Обрисовался на стекле
Головки милой профиль нежный;
Вот будто стукнуло окно...
Вот отворяется оно.
XX
Еще безмолвен город сонный:
На окнах блещет утра свет;
Еще по улице мощеной
Не раздается стук карет...
Что ж казначейшу молодую
Так рано подняло? Какую
Назвать причину поверней?
Уж не бессонница ль у ней?
На ручку опершись головкой,
Она вздыхает, а в руке
Чулок; но дело не в чулке
Заняться этим нам неловко...
И если правду уж сказать
Ну кстати ль было б ей вязать?
30
XXI
Сначала взор ее прелестный
Бродил по синим небесам,
Потом склонился к поднебесной
И вдруг... какой позор и срам!
Напротив, у окна трактира,
Сидит мужчина без мундира.
Скорей, штаб-ротмистр! ваш сюртук!
И поделом... окошко стук...
И скрылось милое виденье.
Конечно, добрые друзья,
Такая грустная статья
На вас навеяла б смущенье;'
Но я отдам улану честь
Он молвил: "Что ж? начало есть".
ххп
Два дня окно не отворялось.
Он терпелив. На третий день
На стеклах снова показалась
Ее пленительная тень;
Тихонько рама заскрипела.
Она с чулком к окну подсела.
Но опытный заметил взгляд
Ее заботливый наряд.
Своей удачею довольный,
Он встал и вышел со двора
И не вернулся до утра.
Потом, хоть было очень больно,
Собрав запас душевных сил,
Три дня к окну не подходил.
ххш
Но эта маленькая ссора
Имела участь нежных ссор:
Меж них завелся очень скоро
Немой, но внятный разговор.
Язык любви, язык чудесный,
Одной лишь юности известный,
31
Кому, кто раз хоть был любим,
Не стал ты языком родным?
В минуту страстного волненья
Кому хоть раз ты не помог
Близ милых уст, у милых ног?
Кого под игом принужденья,
В толпе завистливой и злой,
Не спас ты, чудный и живой?
XXIV
Скажу короче: в две недели
Наш Гарин твердо мог узнать,
Когда она встает с постели,
Пьет с мужем чай, идет гулять.
Отправится ль она к обедне
Он в церкви, верно, не последний;
К сырой колонне прислонясь,
Стоит все время не крестясь.
Лучом краснеющей лампады
Его лицо озарено:
Как мрачно, холодно оно!
А испытующие взгляды
То вдруг померкнут, то блестят
Проникнуть в грудь ее хотят.
XXV
Давно разрешено сомненье,
Что любопытен нежный пол.
Улан большое впечатленье
На казначейшу произвел
Своею странностью. Конечно,
Не надо было б мысли грешной
Дорогу в сердце пролагать,
Ее бояться и ласкать!
Жизнь без любви такая скверность!
А что, скажите, за предмет
Для страсти муж, который сед?
32
С)
XXVI
Но время шло. "Пора к развязке!
Так говорил любовник мой.
Вздыхают молча только в сказке,
А я не сказочный герой".
Раз входит, кланяясь пренизко,
Лакей. "Что это?"-"Вот-с записка;
Вам барин кланяться велел-с;
Сам не приехал - много дел-с;
Да приказал вас звать к обеду,
А вечерком потанцевать.
Он сам изволил так сказать".
"Ступай скажи, что я приеду".
И в три часа, надев колет,
Летит штаб-ротмистр на обед.
XXVII
Амфитрион был предводитель
И в день рождения жены,
Порядка ревностный блюститель,
Созвал губернские чины
И целый полк. Хотя бригадный
Заставил ждать себя изрядно
И после целый день зевал,
Но праздник в том не потерял.
Он был устроен очень мило:
В огромных вазах по столам
Стояли яблоки для дам;
А для мужчин в буфете было
Еще с утра принесено
В больших трех ящиках вино.
xxvro
Вперед под ручку с генеральшей
Пошел хозяин. Вот за стол
Уселся от мужчин подальше
Прекрасный, но стыдливый пол
И дружно загремел с балкона,
Средь утешительного звона
33
Тарелок, ложек и ножей,
Весь хор уланских трубачей:
Обычай древний, но прекрасный;
Он возбуждает аппетит,
Порою кстати заглушит
Меж двух соседей говор страстный
Но в паше время решено,
Что все старинное смешно.
Родов, обычаев боярских
Теперь и следу не ищи,
И только на пирах гусарских
Гремят, как прежде, трубачи.
О, скоро ль мне придется снова
Сидеть среди кружка родного
С бокалом влаги золотой
При звуках песни, полковой!
И скоро ль ментиков червонных
Приветный блеск увижу я,
В тот серый час, когда заря
На строй гусаров полусонных
И на бивак их у леска
Бросает луч исподтишка!
XXX
С Авдотьей Николавной рядом
Сидел штаб-ротмистр удалой
Впился в нее упрямым взглядом,
Крутя усы одной рукой.
Он видел, как в ней сердце билось.
И вдруг-не знаю, как случилось,
Ноги ее иль башмачка
Коснулся шпорой он слегка.
Тут началися извиненья
И завязался разговор;
Два комплимента, нежный взор
И уж дошло до изъясненья...
Да, да - как честный офицер!
Но казначейша - не пример.
XXXI
Она, в ответ на нежный шепот,
Н-гмой восторг спеша сокрыть,
Невинной дружбы тяжкий опыт
Ему решилась предложить
Таков обычай деревенский!
Помучить - способ самый женский.
Но уж давно известна нам
Любовь друзей и дружба дам!
Какое адское мученье
Сидеть весь вечер tete-a-tete
С красавицей в осьмнадцать лет
XXXII
Вообще я мог в году последнем
В девицах наших городских
Заметить страсть к воздушным бредням
И мистицизму. Бойтесь их!
Такая мудрая супруга,
В часы любовного досуга,
Вам вдруг захочет доказать,
Что два и три совсем не пять;
Иль вместо пламенных лобзаний
Магнетизировать начнет
И счастлив муж, коли заснет!..
Плоды подобных замечаний,
Конечно б, мог не ведать мир,
Но польза, польза мой кумир.
XXXIII
Я бал описывать не стану,
Хоть это был блестящий бал.
Весь вечер моему улану
Амур прилежно помогал.
Увы - - - - -
Не веруют амуру ныне;
35
Забыт любви волшебный царь;
Давно остыл его алтарь!
Но за столичным просвещеньем
Провинциалы не спешат;
XXXIV
И сердце Дуни покорилось;
Его сковал могучий взор...
Ей дома целу ночь все снилось
Бряцанье сабли или шпор.
Поутру, встав часу в девятом,
Садится в шлафоре измятом
Она за вечную канву
Все тот же сон и наяву.
По службе занят муж ревнивый,
Она одна-разгул мечтам!
Вдруг дверью стукнули.
"Кто там? Андрюшка!
Ах, тюлень ленивый!.."
Вот чей-то шаг - и перед ней
Явился... только не Андрей.
хххт
Вы отгадаете, конечно, .
Кто этот гость нежданный был.
Немного, может быть, поспешно
Любовник смелый поступил;
Но, впрочем, взявши в рассмотренье
Его минувшее терпенье
И рассудив, легко поймешь,
Зачем рискует молодежь.
Кивнув легонько головою,
Он к Дуне молча подошел
И на лицо ее навел
Взор, отуманенный тоскою;
Потом стал длинный ус крутить,
Вздохнул и начал говорить:
36
XXXVI
"Я вижу, вы меня не ждали
Прочесть легко из ваших глаз;
Ах, вы еще не испытали,
Что в страсти значит день, что час!
Среди сердечного волненья
Нет сил, нет власти, нет терпенья!
Я здесь - на все решился я...
Тебе я предан... ты моя!
Ни мелочные толки света,
Ничто, ничто не страшно мне;
Презренье светской болтовне
Иль я умру от пистолета...
О, не пугайся, не дрожи;
Ведь я любим - скажи, скажи!.."
XXXVII
И взор его притворно скромный,
Склоняясь к ней, то угасал,
То, разгораясь страстью томной,
Огнем сверкающим пылал.
Бледна, в смущенье оставалась
Она пред ним... Ему казалось,
Что чрез минуту для него
Любви наступит торжество...
Как вдруг внезапный и невольный
Стыд овладел ее душой
И, вспыхнув вся, она рукой
Толкнула прочь его: "Довольно,
Молчите - слышать не хочу!
Оставите ль? я закричу!.."
XXXV Ш
Он смотрит: это не притворство,.
Не штуки - как ни говори,
А просто женское упорство,
Капризы - черт их побери!
И вот-о, верх всех унижений!
Штаб-ротмистр преклонил колени
