Томись, музыкант встревоженный, Люби, вспоминай и плачь И, с тусклой планеты брошенный, Подхватывай легкий мяч !
Так вот она - настоящая С таинственным миром связь ! Какая тоска щемящая, Какая беда стряслась !
Что, если, вздрогнув неправильно, Мерцающая всегда, Своей булавкой заржавленной Достанет меня звезда ? 1912, 1937
* * *
Я ненавижу свет Однообразных звезд. Здравствуй, мой давний бред, Башни стрельчатый рост !
Кружевом, камень, будь И паутиной стань, Неба пустую грудь Тонкой иглою рань.
Будет и мой черед Чую размах крыла. Так - но куда уйдет Мысли живой стрела ?
Или свой путь и срок Я, исчерпав, вернусь: Там - я любить не мог, Здесь - я любить боюсь... 1912
* * *
Образ твой, мучительный и зыбкий, Я не мог в тумане осязать. "Господи!" - сказал я по ошибке, Сам того не думая сказать.
Божье имя, как большая птица, Вылетело из моей груди ! Впереди густой туман клубится, И пустая клетка позади... 1912
* * *
Нет, не луна, а светлый циферблат Сияет мне, - и чем я виноват, Что слабых звезд я осязаю млечность ?
И Батюшкова мне противна спесь: Который час, его спросили здесь, А он ответил любопытным: вечность ! 1912
Пешеход
М.Л.Лозинскому
Я чувствую непобедимый страх В присутствии таинственных высот. Я ласточкой доволен в небесах, И колокольни я люблю полет !
И, кажется, старинный пешеход, Над пропастью, на гнущихся мостках, Я слушаю, как снежный ком растет И вечность бьет на каменных часах.
Когда бы так ! Но я не путник тот, Мелькающий на выцветших листах, И подлинно во мне печаль поет;
Действительно, лавина есть в горах ! И вся моя душа - в колоколах, Но музыка от бездны не спасет ! 1912
Казино
Я не поклонник радости предвзятой, Подчас природа - серое пятно. Мне, в опьяненьи легком, суждено Изведать краски жизни небогатой.
Играет ветер тучею косматой, Ложится якорь на морское дно, И бездыханная, как полотно, Душа висит над бездною проклятой.
Но я люблю на дюнах казино, Широкий вид в туманное окно И тонкий луч на скатерти измятой;
И, окружен водой зеленоватой, Когда, как роза, в хрустале вино, Люблю следить за чайкою крылатой ! 1912
* * *
Паденье - неизменный спутник страха, И самый страх есть чувство пустоты. Кто камни нам бросает с высоты, И камень отрицает иго праха ?
И деревянной поступью монаха Мощеный двор когда-то мерил ты: Булыжники и грубые мечты В них жажда смерти и тоска размаха !
Так проклят будь, готический приют, Где потолком входящий обморочен И в очаге веселых дров не жгут.
Немногие для вечности живут, Но если ты мгновенным озабочен Твой жребий страшен и твой дом непрочен ! 1912
Золотой
Целый день сырой осенний воздух Я вдыхал в смятеньи и тоске. Я хочу поужинать, и звезды Золотые в темном кошельке !
И, дрожа от желтого тумана, Я спустился в маленький подвал. Я нигде такого ресторана И такого сброда не видал !
Мелкие чиновники, японцы, Теоретики чужой казны... За прилавком щупает червонцы Человек, - и все они пьяны.
- Будьте так любезны, разменяйте, Убедительно его прошу, Только мне бумажек не давайте Трехрублевок я не выношу !
Что мне делать с пьяною оравой ? Как попал сюда я, Боже мой ? Если я на то имею право, Разменяте мне мой золотой ! 1912
Царское Село
Георгию Иванову
Поедем в Царское Село ! Свободны, ветрены и пьяны, Там улыбаются уланы, Вскочив на крепкое седло... Поедем в Царское Село !
Казармы, парки и дворцы, А на деревьях клочья ваты, И грянут "здравия" раскаты На крик "здорово, молодцы!" Казармы, парки и дворцы...
Одноэтажные дома, Где однодумы генералы Свой коротают век усталый, Читая "Ниву" и Дюма... Особняки - а не дома !
Свист паровоза... Едет князь. В стеклянном павильоне свита!.. И, саблю волоча сердито, Выходит офицер, кичась, Не сомневаюсь - это князь...
И возвращается домой Конечно, в царство этикета, Внушая тайный страх, карета С мощами фрейлины седой, Что возвращается домой... 1912, 1927
Лютеранин
Я на прогулке похороны встретил Близ протестанской кирки, в воскресенье. Рассеянный прохожий, я заметил Тех прихожан суровое волненье.
Чужая речь не достигала слуха, И только упряжь тонкая сияла Да мостовая праздничная глухо Ленивые подковы отражала.
А в эластичном сумраке кареты, Куда печаль забилась, лицемерка, Без слов, без слез, скупая на приветы, Осенних роз мелькнула бутоньерка.
Тянулись иностранцы лентой черной, И шли пешком заплаканные дамы, Румянец под вуалью, и упорно Над ними кучер правил вдаль, упрямый.
Кто б ни был ты, покойный лютеранин, Тебя легко и просто хоронили. Был взор слезой приличной затуманен, И сдержанно колокола звонили.
И думал я: витийствовать не надо. Мы не пророки, даже не предтечи, Не любим рая, не боимся ада, И в полдень матовый горим, как свечи. 1912
Айя-София
Айя-София - здесь остановиться Судил Господь народам и царям ! Ведь купол твой, по слову очевидца, Как на цепи, подвешен к небесам.
И всем векам - пример Юстиниана, Когда похитить для чужих богов Позволила эфесская Диана Сто семь зеленых мраморных столбов.
Но что же думал твой строитель щедрый, Когда, душой и помыслом высок, Расположил апсиды и экседры, Им указав на запад и восток ?
Прекрасен храм, купающийся в мире, И сорок окон - света торжество; На парусах, под куполом, четыре Архангела прекраснее всего.
И мудрое сферическое зданье Народы и века переживет, И серафимов гулкое рыданье Не покоробит темных позолот. 1912
Notre Dame
Где римский судия судил чужой народ, Стоит базилика, и - радостный и первый Как некогда Адам, распластывая нервы, Играет мышцами крестовый легкий свод.
Но выдает себя снаружи тайный план, Здесь позаботилась подпружных арок сила, Чтоб масса грузная стены не сокрушила, И свода дерзкого бездействует таран.
Стихийный лабиринт, непостижимый лес, Души готической рассудочная пропасть, Египетская мощь и христианства робость, С тростинкой рядом - дуб, и всюду царь - отвес.
Но чем внимательней, твердыня Notre Dame, Я изучал твои чудовищные ребра, Тем чаще думал я: из тяжести недоброй И я когда-нибудь прекрасное создам... 1912
Старик
Уже светло, поет сирена В седьмом часу утра. Старик, похожий на Верлэна, Теперь твоя пора !
В глазах лукавый или детский Зеленый огонек; На шею нацепил турецкий Узорчатый платок.
Он богохульствует, бормочет Несвязные слова; Он исповедываться хочет Но согрешить сперва.
Разочарованный рабочий Иль огорченный мот А глаз, подбитый в недрах ночи, Как радуга цветет.
А дома - руганью крылатой, От ярости бледна, Встречает пьяного Сократа Суровая жена ! 1913, 1937
Петербургские строфы
Н.Гумилеву
Над желтизной правительственных зданий Кружилась долго мутная метель, И правовед опять садится в сани, Широким жестом запахнув шинель.
Зимуют пароходы. На припеке Зажглось каюты толстое стекло. Чудовищна, как броненосец в доке, Россия отдыхает тяжело.
А над Невой - посольства полумира, Адмиралтейство, слонце, тишина ! И государства жесткая порфира, Как власяница грубая, бедна.
Тяжка обуза северного сноба Онегина старинная тоска; На площади Сената - вал сугроба, Дымок костра и холодок штыка...
Черпали воду ялики, и чайки Морские посещали склад пеньки, Где продавая сбитень или сайки, Лишь оперные бродят мужики.
Летит в туман моторов вереница; Самолюбивый, скромный пешеход Чудак Евгений - бедности стыдится, Бензин вдыхает и судьбу клянет ! 1913
* * *
Hier stehe ich - ich
kann nicht anders...
"Здесь я стою - я не могу иначе", Не просветлеет темная гора И кряжистого Лютера незрячий Витает дух над куполом Петра. 1913 <1915?>
* * *
...Дев полуночных отвага И безумных звезд разбег, Да привяжется бродяга, Вымогая на ночлег.
Кто, скажите, мне сознанье Виноградом замутит, Если явь - Петра созданье, Медный всадник и гранит ?
Слышу с крепости сигналы, Замечаю, как тепло. Выстрел пушечный в подвалы, Вероятно, донесло.
И гораздо глубже бреда Воспаленной головы Звезды, трезвая беседа, Ветер западный с Невы. 1913
Бах
Здесь прихожане - дети праха И доски вместо образов, Где мелом - Себастьяна Баха Лишь цифры значатся псалмов.
Разноголосица какая В трактирах буйных и в церквах, А ты ликуешь, как Исайя, О, рассудительнейший Бах !
Высокий спорщик, неужели, Играя внукам свой хорал, Опору духа в самом деле Ты в доказательстве искал ?
Что звук ? Шестнадцатые доли, Органа многосложный крик Лишь воркотня твоя, не боле, О, несговорчивый старик !
И лютеранский проповедник На черной кафедре своей С твоими, гневный собеседник, Мешает звук своих речей. 1913
* * *
В спокойных пригородах снег Сгребают дворники лопатами. Я с мужиками бородатыми Иду, прохожий человек.
Мелькают женщины в платках, И тявкают дворняжки шалые, И самоваров розы алые Горят в трактирах и домах. 1913
