Смешанные
Подруженька, идут двое.
Подруженька, твой да мой.
Твой в малиновой рубашке,
А мой в светло-голубой.
* * *
Висожары высоко,
А месяц-то низко.
Живет милый далеко,
А постылый близко.
* * *
Пойду плясать,
Весь пол хрястит.
Мое дело молодое,
Меня Бог простит.
* * *
Дайте, дайте мне пилу,
Я рябинушку спилю.
На рябине тонкий лист,
А мой милый гармонист.
* * *
Ах, што ж ты стоишь,
Посвистываешь?
Картуз потерял,
Не разыскиваешь!
* * *
Я ходила по полю,
Мимо кони топали.
Собирала планочки
Ваниной тальяночки.
* * *
Пали снеги, пали белы,
Пали да растаяли.
Всех хорошеньких забрили,
Шантрапу оставили.
* * *
Ах, щечки горят,
Алые полыщут.
Не меня ли, молодую,
В хороводе ищут?
* * *
Ай, мать бро́нится,
И отец бро́нится:
– За каким же непутевым
Наша девка гонится!
* * *
А я чаю накачаю,
Кофею нагрохаю.
Поведут дружка в солдаты,
Закричу, заохаю.
* * *
Ах, девки, беда —
Тальянка худа.
Надо денег накопить
Да тальяночку купить.
* * *
Ах, сад-виноград,
Зеленая роща.
Ах, кто ж виноват —
Жена или теща?
* * *
Ай, мать, ай, мать,
На кой меня женишь?
Я не буду с женой спать,
Куда ее денешь?
* * *
Молодой мельник
Завел меня в ельник.
Я думала – середа,
Ныне понедельник!
* * *
Не трожь меня, Ванька,
Я попова нянька.
В коротенькой баске,
Голубые глазки.
* * *
Ах, лапти свей
И оборки свей.
Меня милая не любит —
Лихоманка с ней.
* * *
Я ли не поповна.
Я ли не духовна.
А кто меня поцелует,
Благодарю покорно!
* * *
Пускай хают, нас ругают,
Что отчайные растем.
А мы чайные-отчайные
Нигде не пропадем!
* * *
В эту пору, на Миколу,
Я каталася на льду.
Приходили меня сватать,
Я сказала: не пойду!
* * *
Ах, темный лес,
Подвинься сюда.
Я по этому лесу
Свое горе разнесу.
* * *
Провожала Коленьку
За нову часовенку.
Провожала за ручей,
Я не знаю, Коля чей.
* * *
Чик, чик, чикалочки,
Едет мужик на палочке.
Жена на тележке
Щелкает орешки.
* * *
Уж я рожь веяла
И овес веяла.
Мне сказали – дружка взяли,
А я не поверила.
* * *
Никому так не досадно,
Как мне, горькой сироте:
Съел я рыбину живую,
Трепещется в животе!
«Выткался на озере алый свет зари…»
Выткался на озере алый свет зари.
На бору со звонами плачут глухари.
Плачет где-то иволга, схоронясь в дупло.
Только мне не плачется – на душе светло.
Знаю, выйдешь к вечеру за кольцо дорог,
Сядем в копны свежие под соседний стог.
Зацелую допьяна, изомну, как цвет,
Хмельному от радости пересуду нет.
Ты сама под ласками сбросишь шелк фаты,
Унесу я пьяную до утра в кусты.
И пускай со звонами плачут глухари,
Есть тоска веселая в алостях зари.
1910
Ты поила коня из горстей в поводу,
Отражаясь, березы ломались в пруду.
Я смотрел из окошка на синий платок,
Кудри черные змейно трепал ветерок.
Мне хотелось в мерцании пенистых струй
С алых губ твоих с болью сорвать поцелуй.
Но с лукавой улыбкой, брызнув на меня,
Унеслася ты вскачь, удилами звеня.
В пряже солнечных дней время выткало нить…
Мимо окон тебя понесли хоронить.
И под плач панихид, под кадильный канон,
Все мне чудился тихий раскованный звон.
1910
Хороша была Танюша, краше не было
в селе,
Красной рюшкою по белу сарафан
на подоле.
У оврага за плетнями ходит Таня ввечеру.
Месяц в облачном тумане водит с тучами
игру.
Вышел парень, поклонился кучерявой
головой:
«Ты прощай ли, моя радость, я женюся
на другой».
Побледнела, словно саван, схолодела,
как роса.
Душегубкою-змеею развилась ее коса.
«Ой ты, парень синеглазый, не в обиду
я скажу,
Я пришла тебе сказаться: за другого выхожу».
Не заутренние звоны, а венчальный
переклик,
Скачет свадьба на телегах, верховые
прячут лик.
Не кукушки загрустили – плачет Танина
родня,
На виске у Тани рана от лихого кистеня.
Алым венчиком кровинки запеклися
на челе,
Хороша была Танюша, краше не было в селе.
1911
«Заиграй, сыграй, тальяночка, малиновы меха…»
Заиграй, сыграй, тальяночка, малиновы меха.
Выходи встречать к околице, красотка,
жениха.
Васильками сердце светится, горит в нем
бирюза.
Я играю на тальяночке про синие глаза.
То не зори в струях озера свой выткали узор,
Твой платок, шитьем украшенный,
мелькнул за косогор.
Заиграй, сыграй, тальяночка, малиновы меха.
Пусть послушает красавица прибаски
жениха.
1912
«Матушка в Купальницу по лесу ходила…»
Матушка в Купальницу по лесу ходила,
Босая, с подтыками, по росе бродила.
Травы ворожбиные ноги ей кололи,
Плакала родимая в купырях от боли.
Не дознамо печени судорга схватила,
Охнула кормилица, тут и породила.
Родился я с песнями в травном одеяле,
Зори меня вешние в радугу свивали.
Вырос я до зрелости, внук купальской
ночи,
Сутемень колдовная счастье мне пророчит.
Только не по совести счастье наготове,
Выбираю удалью и глаза и брови.
Как снежинка белая, в просини я таю
Да к судьбе-разлучнице след свой заметаю.
1912
«Зашумели над затоном тростники…»
Зашумели над затоном тростники.
Плачет девушка-царевна у реки.
Погадала красна девица в семик.
Расплела волна венок из повилик.
Ах, не выйти в жены девушке весной,
Запугал ее приметами лесной.
На березке пообъедена кора —
Выживают мыши девушку с двора.
Бьются кони, грозно машут головой, —
Ой, не любит черны косы домовой.
Запах ладана от рощи ели льют,
Звонки ветры панихидную поют.
Ходит девушка по бережку грустна,
Ткет ей саван нежнопенная волна.
1914
«Устал я жить в родном краю…»
Устал я жить в родном краю
В тоске по гречневым просторам,
Покину хижину мою,
Уйду бродягою и вором.
Пойду по белым кудрям дня
Искать убогое жилище.
И друг любимый на меня
Наточит нож за голенище.
Весной и солнцем на лугу
Обвита желтая дорога,
И та, чье имя берегу,
Меня прогонит от порога.
И вновь вернусь я в отчий дом,
Чужою радостью утешусь,
В зеленый вечер под окном
На рукаве своем повешусь.
Седые вербы у плетня
Нежнее головы наклонят.
И необмытого меня
Под лай собачий похоронят.
А месяц будет плыть и плыть,
Роняя весла по озерам…
И Русь все так же будет жить,
Плясать и плакать у забора.
<1916>
«Не бродить, не мять в кустах багряных…»
Не бродить, не мять в кустах багряных
Лебеды и не искать следа.
Со снопом волос твоих овсяных
Отоснилась ты мне навсегда.
С алым соком ягоды на коже,
Нежная, красивая, была
На закат ты розовый похожа
И, как снег, лучиста и светла.
Зерна глаз твоих осыпались, завяли,
Имя тонкое растаяло, как звук,
Но остался в складках смятой шали
Запах меда от невинных рук.
В тихий час, когда заря на крыше,
Как котенок, моет лапкой рот,
Говор кроткий о тебе я слышу
Водяных поющих с ветром сот.
Пусть порой мне шепчет синий вечер,
Что была ты песня и мечта,
Всё ж, кто выдумал твой гибкий стан
и плечи —
К светлой тайне приложил уста.
Не бродить, не мять в кустах багряных
Лебеды и не искать следа.
Со снопом волос твоих овсяных
Отоснилась ты мне навсегда.
<1916>
«Опять раскинулся узорно…»
Опять раскинулся узорно
Над белым полем багрянец,
И заливается задорно
Нижегородский бубенец.
Под затуманенною дымкой
Ты кажешь девичью красу,
И треплет ветер под косынкой
Рыжеволосую косу.
Дуга, раскалываясь, пляшет,
То выныряя, то пропав,
Не заворожит, не обмашет
Твой разукрашенный рукав.
Уже давно мне стала сниться
Полей малиновая ширь,
Тебе – высокая светлица,
А мне – далекий монастырь.
Там синь и полымя воздушней
И легкодымней пелена.
Я буду ласковый послушник,
А ты – разгульная жена.
И знаю я, мы оба станем
Грустить в упругой тишине:
Я по тебе – в глухом тумане,
А ты заплачешь обо мне.
Но и познав, я не приемлю
Ни тихих ласк, ни глубины.
Глаза, увидевшие землю,
В иную землю влюблены.
1916