Ури Цви Гринберг - Избранные стихотворения Ури Цви Гринберга

УЖАС ПРОРОЧЕСТВА

Перевод М. Яниковой/

Облаков дыханье, как нежная тень, еще небеса не залило,

и сравнялись разумом люди с детьми, что груди сосали,

и тогда мне было пророчество о великой печали:

тучи над Иерусалимом!

И поэты еще слагали стихи об оленях

и о гроздьях звезд в виноградниках поднебесных,

ну а мне пророчество было о днях гонений,

когда мы обнаружим, что воды несут нас, как листья, в бездну.

Это дикое знанье — откуда оно мне досталось?

Если чья-то душа разорвана в трауре и кровоточит,

в ней тогда открывается этого знанья источник.

И пророчество билось во мне, и ключом прорывалось.

И сухие губы издали вопль того, кто погублен,

кто остался в живых единственным после боя,

и чье сердце упало внутрь раскаленным углем,

что останется тлеть, даже если все реки его омоют.

И когда спасенья от жажды искал я в колодцах братьев,

зачерпнули в одном из ключей, и затем повернуться

они к морю решили; тогда луна на небо взобралась,

и поплыли блики в волнах, как серебряные блюдца.

Вот то горе, несчастье, что мне в виденье предстало!

Вот несут на носилках мертвых неисчислимых!

Есть ли такая беда, что еще не пришла, не настала,

Если об этом вопил я в уши Иерусалима!

Вот и беженцев лежбище — будто грибное царство,

на краю селений — прах плодов непригодных,

вот позор молодых, что вдруг превратились в старцев,

тех парней — сухих тель-авивских деревьев бесплодных.

Нет спасенья. Нет выкупа. Есть безысходность одна и изгнанье.

Пусть изгнание и не на Западе, а в Сионе хотя бы,

но увы! — здесь не легче: на Западе лишь христиане,

а в Сионе — опять христиане, а также арабы.

И смотрите — уже поэты стихи слагают

о несчастье и горе; их песни — чернила, а слезы — как воды,

что хотели сказать — умирает в устах, на губах застывает,

с головы и до ног покрывают их нечистоты.

О, послушайте их! Они вам верны, как дети!

Со вчерашнего дня раздается напев их небесный!

Свои рифмы пустые плетут они, будто сети,

расправляя их над иерусалимскою бездной!

Как же сладко вам спится! Напевы звучат все нежнее,

колыбельные их безыскусны и неодолимы.

Но вчера здесь другой был поэт, — его песни сложнее,

он единственным был, кто взывал в воротах Иерусалима.

Ночь... Так где же те виноградники под небесами?

Вот затихли обманутые в колыбели, поднялись к вершинам.

Ну а я здесь стою, как велит мне закон, у вас пред глазами,

и осколки пророчества моего, как осколки кувшина.

По-моему, все вы давно уж мертвы,

Пусть в яму нескоро уляжетесь вы!

31 мая 1930 г.

Перевод М. Яниковой

1.

Словно строки пророчеств, горят мои дни,

а тело мое между ними — как груда металла для плавки.

И стоит надо мною Бог мой — кузнец и колотит по мне как герой:

и раны разверсты, что временем нанесены,

и скрытый огонь извергают, и искры льются рекой.

Да, это судьба — до заката дней.

И когда возвращаюсь, чтоб тело избитое бросить на ложе,

рот мой — открытая рана.

И нагой обращусь к Нему: Боже, Ты работал как каторжник днем,

и вот — ночь пришла. Дай — вдвоем отдохнем.

Перевод И. Винярской 

1.

Как пророков слова, в откровеньях рождаются дни.

Это тело мое в них — металл для судьбы.

Бог-кузнец надо мною молот вознес, я в его тени,

И сквозь раны мои видит Он — устает металл,

Но кующий удар распаляет во мне огни.

Таковы приговор и судьба! Но когда с наковальни дорог

Я вернусь и брошу металл свой на ложе потерь,

Я из раны разверстой крикну Ему,

И нагим я восстану и скажу Ему — Мой Бог! Были тяжки труды Твои.

Ночь пришла. Давай отдохнем теперь.

Перевод А. Воловика

1.

Как отрывки пророчества, горят мои дни обнаженные,

и тело мое между ними, как брусок металла, готовый к разрезу.

И Бог мой — кузнец — стоит надо мной и бьет меня молотом.

И каждую рану, нанесенную временем, он снова вскрывает,

и выплевывает мгновенные искры скрытого огня.

Такова моя судьба и мой суд по дороге к закату.

И вернусь я, чтоб бросить избитое тело на ложе,

а уста мои как открытая рана.

И я, обнаженный, к Нему обращусь: Ты работал так тяжко.

Ночь наступила. Давай отдохнем.

1.

Будто главы пророчества горят мои дни во всем, что открыли они,

и тело мое между ними, как слиток, на перековку пошло.

Бог-кузнец надо мною стоит, и лишь обрушит удар —

открывается рана за раной, что время мне нанесло,

отдавая в искрах мнговений скрытого пламени жар.

Это мой суд и судьба моя на пути до вечернего поворота.

И, возвратясь, — бросить побитое тело на ложе,

рот — открытая рана.

В наготе я Богу скажу: Каторжная работа!

Ночь покойна — и нам с Тобой дай передышку тоже.

Перевод Я. Лаха

1.

Как пророков хула — меж раскаленных дней,

я — расплавленным слитком — такая юдоль,

Бог без устали бьет — за ударом удар,

каждый шрам — старой раны щемящая боль,

и кровавые искры — вот мой гонорар.

Вот судьбы приговор — до вечерней поры

нет пощады, и, рухнув бессильно в постель,

умоляю истерзанным ртом,

Боже, дай мне покой, ты устал от жары,

ночь пришла — так давай отдохнем.

1.

Как обрывки горящих пророчеств,

дни, что в поисках нужно прожить.

И меж ними, как слиток металла,

мое тело, что будут дробить.

И наотмашь Кузнец рассекает

рану каждую прожитых лет,

искры быстрых секунд извергает,

храня бережно времени свет.

В судьбоносном Суде до заката

снова брошен бруском в колыбель.

Обращусь обнаженный, разъятый:

"Был так тяжек Твой труд, а теперь

ночь настала, закончился путь.

Нам обоим пора отдохнуть..."

Перевод Л. Слуцкой

1.

Как осколки пророчества, дни мои раскалены,

И меж ними тело мое, как брусок металла,

И стоит надо мною мой Бог-кузнец, и молотом бьет,

И раскрыто ему все, что время на мне начертало,

И обузданный пламень искры секунд отдает.

Мне начертан сей путь, и до вечера я под судом,

Но когда я вернусь и избитое тело брошу на ложе,

Как открытою раною, заговорю я устами,

И нагим обращусь я к Богу: посмотри, ты измучен трудом,

Так давай отдохнем — мы оба устали.

2.

Как женщина, знающая, что околдовала меня,

дразнит Господь мой меня: "Если сможешь, сбеги от меня!"

А я убежать не смогу.

Ибо, уйдя от Него в гневе палящем,

с клятвой, во рту как угли горящей:

"Впредь не увижу Его!" —

Я снова к Нему возвращусь, в двери Его стучусь,

словно в любовном страданьи мечусь.

Как будто посланье любовное

я получил от Него.

Перевод И. Винярской

2.

Как женщина, в своих чарах уверенная,

насмехается Бог: "Убегай, если можешь".

Если бы я мог!

В гневе отчаянном я бегу от Него,

Уста мои, как шипящие угли, клянутся:

"Я больше не увижу Его!"