Овен - Алексей Леонидович Решетов

В двадцатом беспощадном веке

Кто думал, разве только Бог,

О беззащитном человеке,

Но что один Он сделать мог?

Скажите, правители наши,

Пройдет ли в России разлад?

Одни из нас сеют и пашут,

Другие на нарах сидят.

А третьи под дудочку пляшут

И пишут, о чем им велят.

Тропки тоненькая нитка,

Старец с высохшим лицом.

Почерневшая калитка

С нержавеющим кольцом.

Снега белого холстина.

Свечка около окна…

Никакая Палестина

Мне в России не нужна!

Ах, золотые одуванчики —

В них столько света и тепла!

Мне никогда свирепой мачехой

Земля родная не была…

Гляжу на речку темно-серую,

На этот хмурый небосвод.

И кажется — природа сетует,

Что нас с тобой переживет.

Власть настоящая —

Всевышняя,

Вся остальная —

Никудышная.

Мы с тобой — огонь и лед.

Лед в огне растает.

Но вода огонь зальет —

Вот что с нами станет.

Отрадная ранняя осень.

На утренних лужах ледок.

Но все еще пчелы и осы

Сбирают цветочный медок.

Деревья — одни пожелтели,

Другие — еще зелены.

И птицы — одни улетели,

Другие-отчизне верны.

Ты замочек, я ключик.

Ты берлога, я зверь.

Никого нету лучше

В этом мире, поверь.

Ты — подобие гимна.

Ты — живая вода.

Я тебя не постигну

Ни за что, никогда.

Мое тело съели черви,

И душа в руках чертей.

Но не плачьте, но поверьте —

Мое сердце и по смерти

Так горит, как туз червей.

Не будь в природе яблок наливных,

Мы все равно бы впали в грех счастливый.

Предназначенье мужа и жены

Открыли бы нам груши или сливы.

Недавно мне голос был вещий:

— Запомни, беспечный старик,

Все бренно, и люди, и вещи.

И ты к ним напрасно привык.

Все это уйдет в одночасье,

Спасенье не в блуде и лжи —

Оно в присносущем запасе

Бессмертной и чистой души.

Ах, фронтовые небылицы.

Бред разбитных моих коллег,

Что, дескать, смерти не боится

Наш, настоящий человек.

Да, лютый страх он превозможет,

Да, от врага не побежит.

И нам с тобой казаться может,

Что жизнью он не дорожит.

Но он-то знает — станет прахом.

Но он-то знает — обречен.

И подымается над страхом.

И в этом подвиг заключен.

Пустой барак, пустая зона.

Ни слез, ни горя, ни костей.

Глядишь — и, вроде, нет резона

Корить за прошлое властей.

И кто мешал поэтам нервным

Их пайку черную жевать,

И ногу с биркою фанерной

Шутливо ножкой называть?..

Товарищ писатель, скажите,

Зачем за бугор вы спешите?

Ведь вы же еще не могёте

Писать, как Петрарка и Гете.

Здесь травы пышные косили.

Водили шумный хоровод.

А нынче пусто: мисс Россия

Теперь на Западе живет.

Не пробежит за мышкой кошка.

Пчела цветок не посетит.

Лишь у разбитого окошка

Береза-бабушка грустит.

Умерла собачка Джуля.

Тихо, мирно умерла.

И печалится бабуля,

Что ее не сберегла.

Пятерых детей взрастила.

На себе держала дом.

И за Джулькою ходила,

Как за собственным дитем.

А теперь вот баба Фая,

Столько сделавши добра,

Плачет, не переставая,

Как осенняя пора.

Я человек из пластилина.

Увы, мне твердость не дана,

Но я плевал на властелина

Из камня или чугуна.

Вот Буратино, вот Мальвина,

Мои хорошие друзья.

А у него, у властелина,

Лишь стаи крыс и воронья.

Да, жизнь людская не малина

Из-за такого палача.

И, человек из пластилина,

Я скорбно таю, как свеча.

Судьба ковровые дорожки,

Конечно, не стелила мне,

Но я не вымазал сапожки

Ни в лужах крови, ни в дерьме.

Иду по кромке ада,

Дыша ужасным чадом.

Иду по краю рая,

Дыханье роз вбирая.

В раю мужчин и женщин

Знакомых много меньше.