«Расцветайте, расцветающие…»
Расцветайте, расцветающие,
Увядайте, увядающие,
Догорай, объятое огнём, –
Мы спокойны, не желающие,
Лучших дней не ожидающие,
Жизнь и смерть равно встречающие
С отуманенным лицом.
«Я лесом шёл. Дремали ели…»
Я лесом шёл. Дремали ели,
Был тощ и бледен редкий мох, –
Мой друг далёкий, неужели
Я слышал твой печальный вздох?
И это ты передо мною
Прошёл, безмолвный нелюдим,
Заворожённый тишиною
И вечным сумраком лесным?
Я посмотрел, – ты оглянулся,
Но промолчал, махнул рукой, –
Прошло мгновенье, – лес качнулся, –
И нет тебя передо мной.
Вокруг меня дремали ели,
Был тощ и бледен редкий мох,
Да сучья палые желтели,
Да бурелом торчал и сох.
«Не понять мне, откуда, зачем…»
Не понять мне, откуда, зачем
И чего он томительно ждет.
Предо мною он грустен и нем,
И всю ночь напролёт
Он вокруг меня чем-то чертит
На полу чародейный узор,
И куреньем каким-то дымит,
И туманит мой взор.
Опускаю глаза перед ним,
Отдаюсь чародейству и сну, –
И тогда различаю сквозь дым
Голубую страну.
Он приникнет ко мне и ведёт,
И улыбка на мёртвых губах, –
И блуждаю всю ночь напролёт
На пустынных путях.
Рассказать не могу никому,
Что увижу, услышу я там, –
Может быть, я и сам не пойму,
Не припомню и сам.
Оттого так мучительны мне
Разговоры, и люди, и труд,
Что меня в голубой тишине
Волхвования ждут.
Вне миров проносился
Неразгаданный сон.
Никому не приснился
Никогда еще он.
Непреклонною волей
Он стремился вдали
От небесных раздолий
И от тесной земли.
Он бежал человека,
Бытия не желал,
Но от века до века
Всё кого-то искал.
Не нашел я дороги,
И в дремучем лесу
Все былые тревоги
Осторожно несу.
Все мечты успокоя,
Беспечален и нем,
Я заснувшего зоя
Не тревожу ничем.
Избавление чую,
Но путей не ищу, –
Ни о чём не тоскую,
Ни на что не ропщу.
«Покоя мёртвых не смущай…»
Покоя мёртвых не смущай, –
Засыпь цветами всю гробницу,
Но в равнодушную слезницу
Туманных взоров не склоняй.
Из замогильной мрачной дали
Не долетит, как ни зови,
Ответный стон её любви
На дикий вопль твоей печали.
«Быть с людьми – какое бремя!..»
Быть с людьми – какое бремя!
О, зачем же надо с ними жить!
Отчего нельзя всё время
Чары деять, тихо ворожить,
Погружаться в созерцанье
Облаков, и неба, и земли,
Быть, как ясное молчанье
Тихих звёзд, мерцающих вдали!
Вот минута прощальная
До последнего дня…
Для того ли, печальная,
Ты любила меня?
Для того ли украдкою,
При холодной луне,
Ты походкою шаткою
Приходила ко мне?
Для того ли скиталася
Ты повсюду за мной,
И ночей дожидалася
С их немой тишиной?
И опять, светлоокая,
Ты бледна и грустна,
Как луна одинокая,
Как больная луна.
«Словами горькими надменных отрицаний…»
Словами горькими надменных отрицаний
Я вызвал Сатану. Он стал передо мной
Не в мрачном торжестве проклятых обаяний, –
Явился он, как дым, клубящийся, густой.
Я продолжал слова бесстрашных заклинаний, –
И в дыме отрок стал, прекрасный и нагой,
С губами яркими и полными лобзаний,
С глазами, тёмными призывною тоской.
Но красота его внушала отвращенье,
Как гроб раскрашенный, союзник злого тленья,
И нагота его сверкала, как позор.
Глаза полночные мне вызов злой метали,
И принял вызов я, – и вот, борюсь с тех пор
С царём сомнения и пламенной печали.
«Приучив себя к мечтаньям…»
Приучив себя к мечтаньям,
Неживым очарованьям
Душу слабую отдав,
Жизнью занят я минутно,
Равнодушно и попутно,
Как вдыхают запах трав,
Шелестящих под ногами
В полуночной тишине,
Отвечающей луне
Утомительными снами
И тревожными мечтами.
«Приподняла ты тёмный полог…»
Приподняла ты тёмный полог
И умертвила милый сон, –
Но свет очей моих недолог,
И днём я скоро утомлен.
И ты зовёшь меня напрасно
То к наслажденью, то к труду, –
Внимая зову безучастно,
Я за тобою не иду.
Напрасно в разные личины
Ты облекаешь прелесть дня, –
Твои восторги и кручины
Непостижимы для меня.
Воскреснет скоро сон-спаситель,
И, разлучив меня с тобой,
Возьмёт меня в свою обитель,
Где тьма, забвенье и покой.
«Скучная лампа моя зажжена…»
Скучная лампа моя зажжена,
Снова глаза мои мучит она.
Господи, если я раб,
Если я беден и слаб,
Если мне вечно за этим стоном
Скучным и скудным томиться трудом,
Дай мне в одну только ночь
Слабость мою превозмочь
И в совершенном созданьи одном
Чистым навеки зажечься огнем.
Холод повеял в окно, –
И затворилось оно.
Снова один я, и в мире живом,
И не обманут промчавшимся сном.
Снова я грустен и нем.
Где же мой кроткий Эдем?
Пёстрым узором напрасно дразня,
Тёмные стены глядят на меня.
Скучная лампа горит.
Скучная книга лежит.
«Там тишина с мечтой сплеталась…»
Там тишина с мечтой сплеталась
В кругу безветренных берёз,
И безнадёжность улыбалась
Толпе больных и жалких грёз.
Хотело сердце лицемерить,
И очи – слёзы проливать,
И как-то странно было верить,
И как-то страшно было ждать.
И всё томительно молчало, –
Уже природа не жила,
И не стремилась, не дышала,
И не могла, и не была.
«Этот зыбкий туман над рекой…»
Этот зыбкий туман над рекой
В одинокую ночь, при луне, –
Ненавистен он мне, и желанен он мне
Тишиною своей и тоской.
Я забыл про дневную красу,
И во мглу я тихонько вхожу,
Еле видимый след напряжённо слежу,
И печали мои одиноко несу.
Отрок сидит у потока.
Ноги целует волна.
Сказки о скрытом глубоко
Тихо лепечет она.
«Что же томиться тревогой,
Вздохи стесняя в груди!
Тихой подводной дорогой
Смело отсюда уйди.
Эти отребья пусть канут
В омут глубокий на дне.
Дивные дива предстанут
Перед тобой в глубине.
На землю там непохоже,
И далеко от небес.
Людям изведать негоже
Тайну подводных чудес.
Наши подводные чуда,
Правда, нетрудно узнать,
Но уж вернуться оттуда
Ты не захочешь опять.
Все усмиривши тревоги,
Все успокоив мечты,
С тихой и тайной дороги
Ввек не воротишься ты».
«В истоме тихого заката…»
