Алексей Апухтин - Стихотворения

Малыгин родился в глуши степной,
На бледный  север вовсе не похожей,
Разнообразной, пестрой и живой.
Отца не знал он, матери он тоже
Лишился  рано… но едва, едва,
Как дивный  сон, как звук волшебной сказки,
Он помнил  чьи-то пламенные ласки
И нежные  любимые  слова.
Он помнил,  что неведомая сила
Его к какой-то женщине влекла,
Что вечером она его крестила,
И голову к нему на грудь клонила,
И долго оторваться не могла;
И что однажды, в тихий вечер мая,
Когда в расцвете нежилась весна,
Она лежала, глаз не открывая,
Как мрамор  неподвижна и бледна;
Он помнил,  как дьячки псалтырь читали,
Как плакал  он и как в тот грозный час
Под окнами  цветы благоухали,
Жужжаиз окон пчелы вылетали
И чья-то песня громкая неслась.
Потом он жил  у старой, строгой тетки,
Пред образом святителя Петра
Молившейся  с утра и до утра
И с важностью  перебиравшей четки.
И мальчик  стал неловок, нелюдим,
Акафисты  читал ей ежедневно,
И, чуть запнется, слышит, как над ним
Уж  раздается тетки голос гневный:
"Да что ты, Миша,  все глядишь в окно?"
И  Миша, точно, глаз отвесть от сада
Не  мог. В саду темнело уж давно,
В окно лилась вечерняя прохлада;
Последний  луч заката догорал,
За  речкою излучистой краснея…
И, кончив чтенье, тотчас убегал
Он  из дому. Широкая  аллея
Тянулась вдаль. Оттуда старый  дом
Еще  казался старей и мрачнее,
Там каждый  кустик был  ему знаком
И  длинные ракиты улыбались
Еще  с верхушек… Он дохнуть не смел
И, весь дрожа от радости, глядел,
Как в  синем небе звезды загорались…

Если измена тебя поразила,
Если тоскуешь ты, плача, любя,
Если в борьбе истощается сила,
Если  обида терзает тебя,
   Сердце ли рвется,
   Ноет ли грудь, —
   Пей, пока пьется,
   Все позабудь!
Выпьешь,  заискрится сила во взоре,
Бури, нужда  и борьба нипочем…
Старые  раны, вчерашнее горе, —
Все обойдется, зальется вином.
   Жизнь пронесется
   Лучше, скорей,
   Пей, пока пьется,
   Сил не жалей!
Если ж  любим  ты и счастлив мечтою,
Годы беспечности мигом  пройдут,
В темной  могиле, под рыхлой землею
Мысли,  и чувства, и ласки замрут.
   Жизнь пронесется
   Счастья быстрей…
   Пей, пока пьется,
   Пей веселей!
Что нам все радости, что наслажденья?
Долго на  свете им жить не дано…
Дай нам забвенья, о, только забвенья,
Легкой дремой  отумань нас, вино!
   Сердце ль смеется,
   Ноет ли грудь, —
   Пей, пока пьется,
   Все позабудь!

"Что, умерла, жива? Потише  говорите,
Быть  может, удалось на время ей заснуть…"
И кто-то предложил: ребенка принесите
        И положите ей на грудь!
И вот на месте том, где прежде сердце билось,
    Ребенок с плачем скрыл  лицо свое…
О, если и теперь она не пробудилась, —
    Все кончено, молитесь за нее!

"Неспелый колос ждет, не тронутый косой,
Все лето виноград питается росой,
      Грозящей осени не чуя;
Я также  хороша, я также молода!
Пусть все полны кругом и страха, и стыда, —
      Холодной смерти не хочу я!

Лишь стоик сгорбленный бежит навстречу к ней,
Я плачу, грустная… В окно тюрьмы моей
      Приветно смотрит блеск лазури,
За днем безрадостным и радостный придет:
Увы! Кто пил всегда без пресыщенья мед?
      Кто видел океан без бури?

Широкая мечта живет в моей груди,
Тюрьма гнетет меня напрасно: впереди
      Летит, летит надежда смело…
Так, чудом избежав охотника сетей,
В родные небеса счастливей и смелей
      Несется с песней Филомела.

О, мне ли умереть? Упреком не смущен,
Спокойно и легко проносится мой сон
      Без дум, без призраков ужасных;
Явлюсь ли утром, все приветствуют меня,
И  радость тихую в глазах читаю я
      У этих узников несчастных.

Жизнь, как знакомый путь, передо мной светла,
Еще  деревьев тех немного я прошла,
      Что смотрят на дорогу нашу;
Пир жизни начался, и, кланяясь гостям,
Едва, едва поднесть успела я к губам
      Свою наполненную чашу.

Весна моя цветет, я жатвы жду с серпом:
Как солнце, обойдя вселенную кругом,
      Я кончить год хочу тяжелый;
Как зреющий  цветок, краса своих полей,
Я свет увидела из утренних лучей, —
      Я кончить день хочу веселый.

О  смерть! Меня твой лик забвеньем не манит.
Ступай утешить тех, кого печаль томит
      Иль совесть мучит, негодуя…
А  у меня в груди тепло струится кровь,
Мне рощи темные, мне  песни, мне любовь…
      Холодной смерти не хочу я!"

Так, пробудясь в тюрьме, печальный узник сам,
Внимал тревожно я замедленным речам
      Какой-то узницы… И муки,
И ужас, и тюрьму — я все позабывал
И в стройные стихи, томясь, перелагал
      Ее пленительные звуки.

Те песни, чудные свидетели тюрьмы,
Кого-нибудь склонят певицу этой тьмы
      Искать, назвать ее своею…
Был полон прелести аккорд звеневших нот,
И, как она, за дни бояться станет тот,
      Кто будет проводить их с нею.

Что, чернокудрая с лазурными глазами,
Что, если я скажу вам, как я вас люблю?
Любовь, вы знаете, есть кара над сердцами, —
Я знаю: любящих жалеете вы сами…
Но, может быть, за то я гнев ваш потерплю?

Что, если я скажу, как много мук и боли
Таится у меня в душевной глубине?
Вы, Нина, так умны, что часто против воли
Все видите насквозь: печаль и даже боле…
"Я знаю", — может быть, ответите вы мне.

Что, если я скажу, что вечное стремленье
Меня за вами мчит, назло расчетам всем?
Тень недоверия и легкого сомненья
Вам придают еще ума и выраженья…
Вы не поверите мне, может быть, совсем?

Что, если вспомню я все наши разговоры
Вдвоем пред камельком в вечерней тишине?
Вы знаете, что гнев меняет очень скоро
В две ярких молнии приветливые взоры…
Быть может, видеть вас вы запретите мне?

Что, если я скажу, что ночью, в час тяжелый,
Я плачу и молюсь, забывши целый свет?
Когда смеетесь вы, — вы знаете, что пчелы
В ваш ротик, как в цветок, слетят гурьбой веселой…
Вы засмеетеся мне, может быть, в ответ?

Но нет! Я не скажу. Без мысли признаваться —
Я в вашу комнату иду, как верный страж;
Могу там слушать вас, дыханьем упиваться,
И будете ли вы отгадывать, смеяться, —
Мне меньше нравиться не может образ ваш.

Глубоко я в душе таю любовь и муки,
И вечером, когда к роялю вы в мечтах
Присядете, — ловлю я пламенные звуки,
А если в вальсе вас мои обхватят руки,
Вы, как живой тростник, сгибаетесь в руках.

Когда ж наступит ночь, и дома, за замками,
Останусь я один, для мира глух и нем, —
О, все я вспомню, все ревнивыми мечтами,
И сердце гордое, наполненное вами,
Раскрою, как скупой, не видимый никем!

Люблю я, и храню холодное молчанье;
Люблю, и чувств своих не выдам напоказ,
И тайна мне мила, и мило мне страданье,
И мною дан обет любить без упованья,
Но не без счастия: я здесь, — я вижу вас.

Нет, мне не суждено быть, умирая, с вами
И жить у ваших ног, сгорая, как в огне…
Но… если бы любовь я высказал словами,
Что, чернокудрая с лазурными глазами,
О, что? о, что тогда ответили б вы мне?