IV. САФО[74]
Я оплету тебя змеями черных кос
И убаюкаю, склонивши на колени.
Мой дом известен всем в веселой Митилене,
Ложницы устланы покровами из роз.
Главу в грядущее мой памятник вознес.
Ты будешь славима, дитя, в пурпурной хлене,
Пока не отзвучат молитвы вожделений
И будет лирами благоухать Лесбос.
О девочка моя! цветок полуразвитый!
Я перелью в тебя мой нектар ядовитый.
Дай гиакинфы уст! ты вся — горящий снег,
И око томное улыбчиво и узко.
Я млею сладостью неутомимых нег,
Пьяна лобзанием и ароматом муска.
Жестокий лев зубов не изострит,
Спокойна лань среди дубрав Немеи,
Из топких блат уже не свищут змеи,
И гидра травы кровью не багрит.
Но золотом в тени ветвей горит
Душистый плод. Прохладные аллеи
Уводят в тайный мрак, где — как лилеи —
Серебряные груди Гесперид.
Сверкает жемчуг, блещут хрисолиты
На поясе пурпурном Ипполиты.
Сколь сладок яд елея устных роз!
И пламя жжет, и слепнет взор от света.
Назад!.. Но плащ к моим костям прирос,
И рвется плоть, и вторит воплям Эта.
VI. ASCLEPIADEUS MAIOR[76]
Ты — харита весны, ты — гиакинф богом любимых рощ.
Сладко имя твое, нимфа дубрав! Дафны ли дикий лавр
Вешний в кудри вплету нежной тебе? Иль Амафусии
Первый пурпур сорву — влажный венок сладкоуханных роз?
Злачно ложе твое! зелень земли сладостнотравная
Нежит бедер твоих белый наркисс. Рдянец сосцов и уст
Благовонием роз жала зовет гулкозвенящих пчел.
Ах, нужны ли цветы той, кто сама — роз и лилей цветник.
Тебе шестнадцать лет. Подобно серне дикой
Ты мчалась от меня в полдневный час, когда
Я гнал через холмы, поросшие мирикой,
К родному озеру шумящие стада.
Не бойся, глупая! давно в долинах смежных
Мы стережем стада. Тебе знаком Титир:
Моих веселых коз и телок белоснежных
Ты любишь молоко и ноздреватый сыр.
Лениво спят быки. На горных склонах козы
Рассыпались щипать свой лакомый китис.
Я сплел тебе венок. Смотри: наркиссы, розы
Стеблями с нежными фиалками сплелись.
………………………………………………………
Испачкавшись землей и золотым навозом,
Руками, крепкими, как белая кора,
Сжимаешь ты сосцы упрямым, диким козам,
И струи молока звенят о дно ведра.
Как я давно люблю и твой румянец смуглый,
И взоры, полные желанья и стыда,
И грудь, которую всё более округлой
И тучной делают бегущие года.
Ах, я бы мог терпеть! Но помнишь, как недавно,
Залегши в заросли, я подсмотрел, как ты
Купалась в жаркий час? Приняв меня за фавна,
Ты громко вскрикнула и скрылась за кусты.
С тех пор преследуют мое воображенье
И труди сочные, как спелые плоды,
И бедра крепкие, и вольные движенья
Могучих белых ног, сверкавших из воды.
Моя желанная! когда ж под тайным сводом
Дубов развесистых нас сопряжет Эрот,
И козьим молоком, укропом, диким медом
Благоухающий я поцелую рот?
VIII. АПОЛЛОН С КИФАРОЙ[78]
Зачем, с душой неутоленной
Весельем Зевсовых пиров,
Я приведен под твой зеленый
Приветно шелестящий кров?
Припав лицом к коре холодной,
Целую нежные листы,
И вновь горят любви бесплодной
Несовершенные мечты.
Как зелени благоуханье
Мучительно душе моей,
Как сладость твоего дыханья
Струится с лавровых ветвей!
Но ствол не затрепещет гибкий
И не зардеет лист. В тиши
Чуть слышен стон твоей улыбкой
Навек отравленной души.
Былой тоской, любовью старой
Душа больна. Уныл, суров,
Один, с печальною кифарой,
Брожу, тоскуя, средь лесов.
IX. ОТРОК СО СВИРЕЛЬЮ[79]
В моих тазах ни ночи, ни лазури,
Но золотой задумчивый апрель.
Невинный отрок в грубой козьей шкуре,
Я полюбил печальную свирель.
Родной реки веселая наяда
Меня ласкает и вкушать дает
В глухой тени плюща и винограда
Пурпурный грозд и золотистый мед.
Противен мне тяжелый запах крови,
Не сладко мясо и овечий тук.
Дитя, грустя, блуждаю по дуброве,
Забыв колчан и мой звенящий лук.
Мне говорят, что, в жилах кровь волнуя,
Любовь приходит, но моя мечта
Всегда тиха. Не ищут поцелуя
Лишь песнями цветущие уста.
О Эрос, милый бог! нет, мне не нужно
Твоих весенних, ароматных уз.
Моей ланите, девственно-жемчужной,
Так радостны лобзанья легких муз.
Им я несу фиалки, розы, смолы
На жертвенник, под многолетний дуб,
И, тронув ствол, узывно полнит долы
Звенящий вздох зарозовевших губ.
«Приди на зов моей цевницы
К пещере нимф, под старый дуб,
Чтоб целовать твои ресницы
И розу ароматных губ.
Ах! фавн, пылающий тобою,
Ее сомнет, а твой пастух —
Свежей, чем плод, и над губою
Чуть золотится первый пух.
Любовь цветет цветком весенним.
Сорвавши первые цветы,
Друг другу завтра же изменим,
Я — с Хлоею, с Хромидом — ты».
Я шел и пел, покинув стадо,
Чтоб разогнать тоску и лень.
Вдруг вижу: ключ, трава, прохлада
И дремлющих деревьев тень.
Полузакрыта мехом грубым,
С плеча спустивши легкий лен,
Ты спишь, усталая, под дубом
И улыбаешься сквозь сон.
Ты шаг мой слышишь. Вздох нескромный
Слетает с уст. Твои мечты
Я угадал, и голос томный
Чуть слышно шепчет: Дафнис, ты?
И возле нежной, возле милой
Пастух склонился на траву,
И сын Киприды легкокрылый
Напряг с улыбкой тетиву.
В шумный праздник Сатурналий
Мы ночную стражу гнали
И ломились у ворот.
Пьяный, спал я у колонны…
Мне казались благосклонны
Вакх, Киприда и Эрот.
Бросив лысого супруга,
Ты в садах искала друга
Возле статуй и цистерн.
Я накрашенные губки
Целовал, а в общем кубке
Пенно искрился фалерн.
Я тебе в роскошной вазе
Приносил сирийских мазей,
Притираний и помад.
Тратил деньги, как патриций.
Всё — мечтал я — всё сторицей
Поцелуи возвратят.
Помнишь, как на той неделе
Мы шумели, мы галдели
Без сознанья и без ног.
Ты всю ночь была в тревоге.
Я оставил на пороге
Смятый розовый венок.
Знаю я твой нрав блудливый,
И соперник мой счастливый
Не ушел от зорких глаз.
Я истратил пол-именья,
А Лициний наслажденье
Получил за малый асс.
Чтоб забыть любовь и горе,
Я с весной пускаюсь в море.
Путь опасен и далек.
Нужно денег на галеру!
Пощади же мой не в меру
Отощавший кошелек.
XII.РИЧАРД ЛЬВИНОЕ СЕРДЦЕ[82]
На зависть прочим паладинам
Тебя воспел шотландский бард,
О, крестоносец с сердцем львиным.
Ахилл Британии. Ричард!
Ты жаждал битв неутолимо.
И в правый освященный бой
К святым стенам Иерусалима
Текла Европа за тобой.
Смешеньем войск разноплеменным
Владея мажем руки.
Ты криком боговдохновенным
Воспламенял свои полки.
Что за гроза в тебе играла!
Как бык, наставивший рога,
Спустив железное забрало,
Ты взором смаривал врага.
Люблю твой образ непреклонный,
Твой бранный пыл и гордый гнев,
Венчанный английской короной,
Пустыни Иудейской лев.