Иоганн Гёте - Фауст

Так в сердце нет еще печали?

Как вас понять?

Дитя, дитя!

Прощайте!

С богом!

Не шутя,
О муже бы достать бумагу,
Где погребен, когда, бедняга,[45]
И эти сведенья в печать
Для верности потом отдать.

Признанье очевидцев двух
Достаточно для справки устной.
Хотите, явится мой друг
И подтвердит рассказ мой грустный?

Прошу!

А барышня придет?
Приятель мой отличный малый,
Объездил свет, весьма бывалый,
Для дома честь его приход.

При нем я постыжусь являться.

Будь он и принц, не вам стесняться.

Итак, сегодня вечерком
Мы вас в саду обоих ждем.

Ну, как дела? Идут на лад?

Ты пламенем объят и в горе?
Она твоею будет вскоре.
Пойдем к соседке Марте в сад.
Кума заведомая сводня,
И Гретхен будет там сегодня.

Ну что ж, прекрасно. Очень рад.

Но и от нас услуг хотят.

Так что ж, услуга за услугу.

Заверим ей своей рукой,
Что в Падуе в земле святой
Почиет прах ее супруга.

Хорош! И нам в такую даль!

Sancta simplicitas![47] Да что ты?
Какая в том тебе забота?
Дашь подпись, вот и вся печаль.

Нет, неприемлем этот шаг.

Подумайте, какой святоша!
Доныне, господин хороший,
Ты ложных не давал присяг?
А доказательства твои
О боге, мире, бытии?
Из этого инвентаря
Преподносил ты небылицы
С уверенностью очевидца,
А между нами говоря,
О Марты Швердтлейн мертвом муже
Ты знаешь, кажется, не хуже.

Ты, как всегда, софист и лжец.

Зато ты – чести образец
И завтра это обнаружишь,
Когда головку Гретхен вскружишь
И дашь ей верности обет.

Всем сердцем дам ей.

Спору нет!
И примешься чистосердечно
Твердить, что чувство будет вечно!

Примусь, конечно, – вот ответ,
И с чистой совестью, конечно!
О, как ты глуп! Когда, чуть жив,
Себя не помня, все забыв,
Назвать хочу я наудачу
Стихию чувств, слепой порыв,
И слов ищу, и чуть не плачу,
И вечным сгоряча зову
Мой сон небесный наяву,
Неужто я других дурачу?

И все ж я прав.

О, целиком!
Сдаюсь. Тебя не переспоришь.
Вертя так ловко языком,
Ты доводами всех уморишь.
Я согласиться принужден:
Ты нужен мне, вот твой резон.

Ах, это только ваша доброта,
Что вы так снисходительно нестроги.
Меняя в путешествии места,
Любезны вы со встречными в дороге.
Моя незанимательная речь
Не может вас ни капельки увлечь.

Один лишь взгляд, один лишь голос твой
Дороже мне всей мудрости земной.

Да что вы, право, руки целовать!
Ведь кожа у меня так огрубела.
Тружусь, минуты не сижу без дела.
И требует порядка в доме мать.

Так вы в разъездах, стало быть, всегда?

Проклятое занятие такое.
Стрелою мчишься через города
И ни в одном нельзя пожить в покое.

По молодости все нам нипочем,
Свищи в кулак да по дорогам рыскай,
Когда ж к концу подступит дело близко,
Не сладко доживать холостяком.

Представишь это, сердце жить не радо.

Об этом вовремя подумать надо.

Да, с глаз долой, из сердца вон небось?
Вы вежливы, вот все и объясненье.
У вас друзей ученых тьма, хоть брось.
Я с ними не могу идти в сравненье.

Поверь, мой ангел, то, что мы зовем
Ученостью, подчас одно тщеславье.

Ужель?

О, как в неведенье своем
Невинность блещет, как алмаз в оправе,
Не помышляя о своей цене,
Своих достоинств ни во что не ставя!

Хоть миг вниманья подарите мне,
И я всегда вас помнить буду вправе.

И ты все дома?

Больше все одна.
Хотя у нас хозяйство небольшое,
Сноровка в доме все равно нужна:
Мы без служанки, я стираю, мою,
Готовлю, подметаю, шью, все – я.
Возни и спешки, только б с ног не сбиться
И матушка строга: насчет шитья
Она сама большая мастерица!
Не то чтоб находились мы в нужде,
Скорее мы с достатком горожане.
Отец семье оставил состоянье,
И сад, и домик малый в слободе.
Теперь я не тружусь чуть свет спросонку,
Как год назад:
В солдатах брат
И умерла сестренка,
А то я отдавала все ребенку,
Но рада б муки все вернуть назад
За милый детский взгляд.

Взгляд, вероятно, херувима,
Единственно с твоим сравнимый!

Сестра на свет явилась в страшный год
Отцовой смерти. Я была ей няней.
Мать поручила мне за ней уход,
Сама ж тогда лежала без сознанья,
Мы думали, что и она умрет.
Кормить дитя в теченье этих дней
Тогда нельзя и думать было ей.
Я молоком с водой сестру вскормила.
И на моих руках, всегда со мной
Она росла, смеялась и шалила.

И это было радостью живой?

Но временами я теряла силы.
Стояла ночью рядом колыбель.
Проснусь, чуть двинется она, бывало,
Сестре дам молока, возьму в постель,
А если этого крикунье мало,
Пойду качать, закутав в одеяло,
И ноги оттопчу до хромоты,
А поутру на рынке, у плиты
Или за постирушкой у корыта
Почувствуешь себя такой разбитой:
Зато как сладок съеденный кусок,
Как дорог отдых и как сон глубок!