«Было время, в оны годы...»
Было время, в оны годы,
К этим тихим берегам
Приплывали финикийцы,
Пробираясь к янтарям.
Янтари в песках лежали
Что янтарь – смола одна,
Финикийцы и не знали;
Эта мудрость нам дана!
И теперь порой, гуляя
Краем моря, я смотрю:
Не случится ль мне, по счастью,
Подобраться к янтарю.
Говорит мне как-то море:
«Не трудись напрасно, друг!
Если ты янтарь отыщешь, —
Обратишь его в мундштук.
Он от горя потускнеет...
То ли было, например,
Попадать на грудь, на плечи
Древнегреческих гетер!..
Отыщи ты мне гетеру,
А курить ты перестань,
И тогда тебе большую
Янтарем внесу я дань».
С той поры хожу по взморью,
Финикийцем жажду быть,
Жду мифической гетеры,
Но – не в силах не курить...
«На сценах царские палаты...»
На сценах царские палаты
Вдруг превращают в лес и дол;
Часть тащат кверху за канаты,
Другую тянут вниз, под пол.
Весной так точно льдины тают:
Отчасти их луч солнца пьет,
Отчасти вглубь земли сбегают,
Шумя ручьями теплых вод!
Знать, с нас пример берет природа:
Чтоб изменить черты лица
И поюнеть к цветенью года —
Весну торопит в два конца...
«Эта злая буря пронеслась красиво...»
Эта злая буря пронеслась красиво —
Налетела быстро, быстро и пропала;
Ясный день до бури, ясный – вслед за не
Будто этой бури вовсе не бывало.
Но она промчалась далеко недаром:
Умертвила сосну многовековую,
Повалила наземь, обнажила корни...
Плачу я над нею, глубоко тоскую!
Ну, так усыхайте, девственные корнями!
Нет, не пережить вам, корни, обнаженья!
Ты, хвоя, рассыпься пожелтелым прахом, —
Ты ведь не осилишь злого приниженья!
Плачь, душа, плачь горько по сосне убитой!
Лейтесь, лейтесь, слезы, молчаливо-дружно...
Это – над собою сам хозяин плачет...
Говорят, что бури этой было нужно!..
«Лес густой; за лесом – праздник...»
Лес густой; за лесом – праздник
Здешних местных поселян:
Клики, гул, обрывки речи,
Тучи пыли – что туман.
Видно издали – мелькают
Люди... Не понять бы нам,
Если бы не знать причины:
Пляска или драка там?
Те же самые сомненья
Были б в мыслях рождены,
Если б издали, случайно
Глянуть в жизнь со стороны.
Праздник жизни, бойня жизни,
Клики, говор и туман...
Непонятное верченье
Краткосрочных поселян,
«Славный снег! Какая роскошь...»
Славный снег! Какая роскошь!..
Все, что осень обожгла,
Обломала, сокрушила,
Ткань густая облегла.
Эти светлые покровы
Шиты в мерку, в самый раз,
И чаруют белизною
К серой мгле привыкший глаз.
Неспокойный, резкий ветер,
Он – закройщик и портной —
Срезал вс , что было лишним,
Свеял на землю долой...
Крепко, плотно сшил морозом,
Искр навеял без числа...
Платье было б без износа,
Если б не было тепла,
Если б оттепель порою,
Разрыхляя ткань снегов,
Как назло, водою талой
Не распарывала швов...
«Тьма непроглядна. Море близко...»
Тьма непроглядна. Море близко, —
Молчит... Такая тишина,
Что комаров полночных песня —
И та мне явственно слышна...
Другая ночь, и то же море
Нещадно бьет вдоль берегов;
И тьма полна таких стенаний,
Что я своих не слышу слов.
А я все тот же!.. Не завишу
От этих шуток бытия, —
Меня влечет, стезей особой,.
Совсем особая ладья.
Ей все равно: что тишь, что буря...
Друг! Полюбуйся той ладьей,
Прочти названье: «Bcё проходит!»
Ладьи не купишь, – сам построй!
«Мой стих – он не лишен значенья...»
Мой стих – он не лишен значенья:
Те люди, что теперь живут,
Себе родные отраженья
Увидят в нем, когда прочтут.
Да, в этих очерках правдивых
Не скрыто мною ничего!
Черты в них – больше некрасивых,
А краски – серых большинство!
Но если мы бесцветны стали, —
В одном нельзя нам отказать:
Мы раздробленные скрижали
Хоть иногда не прочь читать!
Как бы ауканье лесное
Иль эха чуткого ответ,
Порой доходит к нам былое...
Дойдет ли к внукам? Да иль нет?
«Кто утомлен, тому природа...»
Кто утомлен, тому природа —
Великий друг, по сердцу брат,
В ней что-нибудь всегда найдется
Душе звучащее под лад.
Глядишь на рощу: в колыханьи
Она шумит своей листвой,
И, мнится, будто против воли
Ты колыханью рощи – свой!
Зажглись ли в небе хороводы
И блещут звезды в вышине,
Глядишь на них – они двоятся
И ходят также и во мне...
«Как вы мне любы, полевые...»
Как вы мне любы, полевые
Глубокой осени цветы!
Несвоевременные грезы,
Не в срок возникшие мечты!..
Вы опоздали в жизнь явиться;
Вас жгут морозы на заре;
Вам в мае надобно родиться,
А вы родились в октябре...
Ответ их: «Мы не виноваты!
Нас не хотели опросить,
Но мы надеждою богаты:
К зиме не будут нас косить!»
«Не может юноша, увидев...»
Не может юноша, увидев
Тебя, не млеть перед тобой:
Ты так волшебна, так чаруешь
Средневековой красотой!
И мнится мне: ты – шателенка;
По замку арфы вкруг звучат,
К тебе в плюмажах и беретах
С поклоном рыцари спешат.
И я в раздумьи: как бы это
И мне, с лоснящимся челом,
В числе пажей и кавалеров
Явиться в обществе твоем?
И я решил: стать звездочетом,
Одеться в бархат – тьмы темней,
На колпаке остроконечном
Нашить драконов, сов и змей;
Тогда к тебе для гороскопа, —
Чтоб остеречь от зол и бел, —
В полночный час в опочивальню
Я буду призван на совет.
Тогда под кровом ночи звездной,
Тебе толкуя зодиак,
Я буду счастлив, счастлив... Только
Боюсь, чтоб не слетел колпак!
«Не знал я, что разлад с тобою...»
Не знал я, что разлад с тобою,
Всю жизнь разбивший пополам,
Дохнет нежданной теплотою
Навстречу поздним сединам.
Да!.. Я из этого разлада
Познал, что значит тишина, —
Как велика ее отрада
Для тех, кому она дана...
Когда б не это, – без сомненья,
Я, даже и на склоне дней,
Не оценил бы единенья
И счастья у чужих людей.
Теперь я чувства те лелею,
Люблю, как ландыш – близость мхов,
Как любит бабочка лилею —
Заметней всех других цветов.
«Здесь роща, помню я, стояла...»
Здесь роща, помню я, стояла,
Бежал ручей, – он отведен;
Овраг, сырой дремоты полный,
Весь в тайнобрачных – оголен
Огнями солнца; и пески
Спаивает ветер в завитки!
Где вы, минуты вдохновенья?
Бывала вами жизнь полна,
И по мечтам моим счастливым
Шла лучезарная волна...
Все это с рощей заодно
Куда-то вдаль унесено!..
Воскресни, мир былых мечтаний!
Воскресни, жизнь былых годов!
Ты заблести, ручей, волнами
Вдоль оживленных берегов...
Мир тайнобрачных, вновь покрой
Меня волшебною дремой!
«Серебряный сумрак спустился...»
Серебряный сумрак спустился,
И сходит на землю покой;
Мне слышно движение лодки,
Удары весла за горой...
Пловец, мне совсем неизвестный,
От сердца скажу: добрый путь!
На труд ли плывешь ты, на радость,
На горе ли, – счастливым будь!
Я так преисполнен покоя,
Я так им богат, что возьми
Хоть часть, – мне достанет делиться
Со всеми, со всеми людьми.
«Какая засуха!.. От зноя...»
Какая засуха!.. От зноя
К земле все травы прилегли...
Не подалась ли ось земная,
И мы под тропик подошли?
Природа-мать – лицеприятна;
Ведь, по рассказам, не слыхать,
Чтобы в Caxape или в Коби
Могли вдруг льдины нарастать?
А здесь, на севере, Сахара!
Край неба солнце обожгло;
И даже море, обезумев,
Совсем далеко вдаль ушло...
«Порой, в октябрьское ненастье...»
Порой, в октябрьское ненастье,
Вдруг загорится солнца луч,
Но тотчас быстро погасает, —
Туман так вязок, так тягуч.
И говорит земля туману:
«Не обижай моих красот!
Я так устала жарким летом,
В моих красотах недочет.
Я так бессильна, так помята,
Глаза сиянья лишены,
Поблекли губы, косы сбиты,
А плечи худы и бледны.
Закрой меня! Но день настанет,
Зимой успею отдохнуть,
Поверь мне, я сама раскрою
Свою окрепнувшую грудь!»
Сказала, и, закрывши очи,
Земля слабеющей рукой
Спешит, как пологом, туманом
Прикрыть усталый облик свой.
«О, неужели же на самом деле правы...»
