То уже не умеют прощать обид!
13 декабря 1999 г. Москва
Пришла неприятность, и я расстроился.
За что мне, простите, такая «радость»?
Но только я вроде бы успокоился,
Как, здравствуйте: новая неприятность!
А ты, не теряя привычной гордости,
Спросила, взглянувши светло и ясно:
«В чем дело? Откуда все эти сложности?
Ведь раньше же было все так прекрасно!»
А я улыбаюсь: мне это «нравится»…
Все верно… Прекрасно и вправду было.
Но дело-то в том, что одна красавица
В ту пору ужасно меня любила…
Когда же любовь вдруг как будто пятится
И смотрит порой хмуровато-косо,
Вот тут хоть убей: ничего не ладится…
И в этом-то, видимо, суть вопроса.
Смеешься? Ну что же: и впрямь занятно!
Я мог бы все сложности перечислить,
Но, вижу, тебе и без слов понятно.
Люблю, когда люди умеют мыслить!
Уж нам ли прекрасного не досталось?!
И ты не зря сейчас улыбаешься.
Ведь что нужно сделать, чтоб все получалось
И жизнь превосходнейше состоялась?
Ты лучше, чем кто-нибудь, догадаешься…
Ведь сложности мира и вздох любой
Зависят вовек лишь от нас с тобой!
31 октября 2001 г. Москва
Ах, как много женщины теряют
Оттого, что, возвратясь домой,
На себя такое надевают,
Что подчас наряднее бывает
Даже, вероятно, домовой!
Тут не пустяковая задача,
Дело это – мудрого ума.
Ведь себя ж в запущенность упряча,
Позабудет женщина иначе,
Что она – поэзия сама!
И хоть я в нарядах не знаток,
Понимаю: дома – по-домашнему.
Но когда домашность «по-неряшному»,
Тут, простите, впору наутек.
На работе чуть ли не влюбляются:
– Хороша, изящна! – Но зато
Жаль, что им не видно ту «красавицу»,
Что порою дома одевается
Черт ведь знает попросту во что!
Увидав ее в «домашнем платье»,
Вы бы просто потеряли речь:
То ль она в засаленном халате?
То ли в кофте с бабушкиных плеч?
Но, смутясь, сказала бы красавица:
– Так ведь в доме нету же мужчин!
Ну, а папа, братья, муж и сын,
Это же, конечно, не считается! —
Вот такой житейский оборот!
Только ей подумать бы впервые,
Что, быть может, все наоборот,
Что совсем ориентир не тот
И свои важнее, чем чужие?!
Что душа у братьев или сына
Как-никак – не прошлогодний снег.
И что муж, он все-таки мужчина
И, пожалуй, даже человек!
Да к тому ж в житейских столкновеньях,
Как ни странно, часто виноват
Да все тот же выцветший халат,
Что порою раздражает взгляд,
Да и просто портит настроенье.
И, пожалуй, чтобы быть счастливыми,
Чтоб и в будни пели соловьи,
Надо вечно, всюду быть красивыми,
Дорогие женщины мои!
1972
Люблю сердца, способные простить
Люблю сердца, способные простить.
Нет-нет, отнюдь не как-нибудь бездумно,
А с добрым сердцем, искренно и умно.
Простить – как бы занозу удалить…
Подчас так сладко горечь затаить,
Ведь нет теперь уже пути обратно,
А выйдет случай – крепко отомстить!
Приятно? Да и как еще приятно!
Коль отомстил – считай, что повезло:
Дал сдачу на укусы бессердечности!
Но зло обычно порождает зло,
И так идет, порой, до бесконечности…
От всепрощенья сердце не согрето,
А беспринципность – сущая беда.
Есть зло, когда прощенья просто нету!
И все же так бывает не всегда.
Пусть гневаться и даже раздражаться
Приходится, хоть это нелегко.
А все же зло, коль честно разобраться, —
Зачем хитрить?! Давайте признаваться:
Порой совсем не так уж велико!
Месть с добротою сложно совмещать.
И что порой важнее, я не знаю,
И все-таки стократно повторяю:
Люблю сердца, способные прощать!
<17 сентября 2001 года>
У любви не бывает разлук,
У любви есть одни только встречи,
До смешного счастливые речи
И ни лжи, ни тем более мук.
«Как же так! – скажут мне. – Где любовь,
Там всегда и обиды, и споры,
Бесконечные ревности, ссоры,
Примиренья и ревности вновь!»
Но давайте подумаем здраво:
Там – то счастье, то – лесть, то – месть.
Бесконечных эмоций лава,
Только есть ли уверенность, право,
В том, что это любовь и есть?!
При любви ведь не жгут корабли,
И разлука в любви не считается,
Даже если сердца друг от друга вдали,
Встреча все-таки продолжается!
Ну так скажем же вновь и вновь:
При любви все обиды мнимы,
Ибо там, где живет любовь,
Все преграды преодолимы!
<3 октября 2002 года. Москва>
Они без слов понимали друг друга,
И не было в мире сердец нежней.
Он бурно любил. А его подруга
Любила, быть может, еще сильней.
Есть множество чувств на земной планете,
И все-таки, что там ни говори,
Навряд ли найдется прибор на свете,
Способный измерить накал любви.
Насколько все было у них счастливо —
Прочувствовать было бы слишком сложно.
Однако же было все так красиво,
Что попросту вычислить невозможно!
И все ж вдруг такое порой случается,
Что там, где все тысячу раз прекрасно,
Свершается вдруг до того ужасно,
Что просто в сознаньи не умещается…
Встречая весенне-душистый шквал,
Шагнули они вдруг беде навстречу
И в самый спокойный и светлый вечер
Попали под бешеный самосвал.
А дальше, как тысячи лет подряд,
Взлетев под сияющий свод святилища,
Они оказались у врат чистилища,
Откуда дорога и в рай, и в ад…
И, глядя печально в свои бумаги,
Сказал им сурово премудрый Петр:
«Хоть думай о горе, хоть думай о благе,
А промысел Высший и чист и тверд.
Кому-то грустится, кому-то хохочется,
Ведь судьбы не мы, а за нас вершат,
Не все получается так, как хочется,
Тебе, – он сказал ей, – дорога прочится
Отныне и присно в кромешный ад.
Когда-то ты в юности нагрешила,
И ныне, что выпало – принимай.
А мужу иное Судьба решила:
Грешил ты немного, что было – то было,
Ступай же отныне в прекрасный рай!»
Но он на колени упал с мольбою:
«Пусть будет такой и ее стезя!
Оставь же ее навсегда со мною!»
Но Петр покачал головой: «Нельзя!
Конечно, все это ужасно сложно,
Но так существует мильоны лет:
Вот если за грешником вслед, то можно,
Но только подумать здесь крепко должно:
Обратной дороги оттуда нет!»
Но он улыбнулся: «Смешной секрет!
Разлука в любви – пострашней страданий!»
И в страшную лаву без колебаний
Он прыгнул навечно за милой вслед!
Мораль тут излишня: пойми и знай:
Ведь если бы все мы вот так любили,
То чувства людей обрели бы крылья,
А наша земля превратилась в рай…
29 января 2002 г. Москва
Мы спорим порой, будто две державы,
А после смеемся, слегка устав.
И все же не могут быть оба правы,
При спорах один все равно не прав.
Ах, люди! Ведь каждый, ей-богу, дивен.
Вот книгу читаем и снова спор:
«Ты знаешь, прости, но роман наивен», —
«Наивен? Но это же просто вздор!»
А может ли сеять раздор природа?
Еще бы! И даже порой с утра:
«Взгляни: нынче сказка, а не погода!»
«Да, да – препаскуднейшая жара!»
А бывает ли так: не склоня головы,
Оба спорят, но оба при этом правы?!
Да, когда они фразу за фразой рубят,
Но при этом безбожно друг друга любят!
5 августа 2001 г. Красновидово
Возможно, я что-то не так скажу,
И пусть будут спорными строки эти,
Но так уж я, видно, живу на свете,
Что против души своей не грешу.
В дружбу я верил с мальчишьих лет,
Но только в действительно настоящую,
До самого неба костром летящую,
Такую, какой и прекрасней нет!
Но разве же есть на земле костер,
Жарче того, что зажгли когда-то
Два сердца с высот Воробьевых гор,
На веки веков горячо и свято?!
О, как я о дружбе такой мечтал
И как был канонами околдован,
Пока не осмыслил, пока не познал
И в чем-то вдруг не был разочарован.
Пусть каждый ярчайшею жизнью жил,
Но в этом союзе, клянусь хоть небом,
Что только один из двоих дружил,
Другой же тем другом высоким не был!
Да, не был. Пусть сложен житейский круг,
Но я допускаю, хотя и туго,
Что к другу приехавший в гости друг
Мог даже влюбиться в супругу друга.
Влюбиться, но смуты своей сердечной
Даже и взглядом не показать,
Тем паче, что друг его, что скрывать,
Любил свою милую бесконечно.
Сердце… Но можно ль тут приказать?
Не знаю. Но если и вспыхнут страсти,
Пусть трудно чувствами управлять,
Но что допустить и как поступать,
Вот это все-таки в нашей власти!
Я гения чту за могучий ум,
За «Колокол», бивший в сердца набатом,
И все же могу я под грузом дум
Считать, что не все тут, быть может, свято.
