Юрий Визбор - т.1 Стихотворения и песни

В кабинете Гагарина тихо.
Тихо-тихо. Часы не идут…
Где-то вспыхнул тот пламенный вихрь
И закрыл облаками звезду.
Только тихо пройдут экскурсанты,
Только звякнет за шторой луна.
И висит невесомым десантом
Неоконченная тишина.

Но Гагарин покоя не ведал —
Жил он в грохоте мощных ракет,
И победы и горькие беды
Он встречал со штурвалом в руке.
И всех тех, кто порвал с тишиною,
Кто по звездной дороге пошел,
Он их вел за своею кормою,
Хоть и маленький, но ледокол.

Я над краем стола наклоняюсь,
Словно в пропасть без края гляжу,
Улыбаюсь я и удивляюсь,
И нахлынувших слез не стыжусь.
Со стены молча смотрят портреты,
Лунный глобус застыл на столе,
И соборы стоят, как ракеты,
На старинной смоленской земле.

Снова тянет сырыми лугами.
Звездный город стихает во сне.
Понимаете, Юрий Гагарин,
Как несладко стоять в тишине,
Потому что грохочут рассветы,
Заливаются птицы в полях…
Впрочем, вам ли рассказывать это,
Человеку с планеты Земля.

Один рефрижератор — представитель капстраны —
Попался раз в нешуточную вьюгу,
А в миле от гиганта поперек морской волны
Шел ботик по фамилии «Калуга».

А тот рефрижератор, что вез рыбу для капстран,
Вдруг протаранил ботик молчаливо.
На таре из-под «Двина» только виден капитан
Хорошего армянского розлива…

Что же ботик потопили?
Был в нем новый патефон
И портрет Эдиты Пьехи,
И курительный салон.

«Ду ю спик инглиш, падлы? — Капитан кричит седой. —
Француженка, быть может, мать твоя?
А может, вы совсем уже, пардон, шпрехен зи дойч?»
И с судна отвечают: «Йа, йа, йа!»

Советское правительство послало документ
И навело ракеты на балбесов.
А ботику отгрохали огромный монумент,
Которым и гордится вся Одесса.

Вот и все. Заправлены моторы.
Внесена пятерка за багаж.
Впереди лежит тот край, который
Если взял, то больше не отдашь.

А республика Тува живет без публики,
По лесам-то, по лесам-то тишина.
По полянам ходят мишки — ушки круглые,
И летающих тарелок до хрена.

Закури, но погаси окурок!
Тут тебе не площадь Ногина.
Лето сбросило соболью шкуру,
Рыжиной тайга заражена.

А республика Тува живет без публики,
По лесам-то, по лесам-то тишина.
По полянам ходят мишки — ушки круглые,
И летающих тарелок до хрена.

А в тени снег лежит, как гора,
Будто снег тот к весне не причастен.
Ходит дворник и мерзлый февраль
Колет ломом на мелкие части.
Во дворах-то не видно земли,
Лужи — морем, асфальт — перешейком,
И плывут в тех морях корабли
С парусами в косую линейку.

Здравствуй, здравствуй, мой сретенский двор!
Вспоминаю сквозь памяти дюны:
Вот стоит, подпирая забор,
На войну опоздавшая юность.
Вот тельняшка — от стирки бела,
Вот сапог — он гармонью, надраен.
Вот такая в те годы была
Униформа московских окраин.

Много знали мы, дети войны,
Дружно били врагов-спекулянтов
И неслись по дворам проходным
По короткому крику «атанда!».
Кто мы были? Шпана не шпана,
Безотцовщина с улиц горбатых,
Где, как рыбы, всплывали со дна
Серебристые аэростаты.

Видел я суету и простор,
Речь чужих побережий я слышал.
Я вплываю в свой сретенский двор,
Словно в порт, из которого вышел.
Но пусты мои трюмы, в пыли…
Лишь надежды — и тех на копейку…
Ах, вернуть бы мне те корабли
С парусами в косую линейку!

Не провожай меня, не провожай.
Ты жди меня, а провожать не надо.
Лежит земля, туманами свежа,
Лежит моя дорога, как награда.
Но каждый день, прожитый без тебя,
Еще придет со мною расплатиться,
Еще в долинах мне ветры протрубят,
Что, уезжая, надо бы проститься.

Мой странный мир обрадуется мне,
Придут рассветы у огня погреться,
И по гитарной старенькой струне
Сползет роса и упадет на сердце.
И запоют ребята у костра,
И затрубит лосиха электричкой,
И будто бы ни пуха ни пера
От старых дней и от моих привычек.

Но каждый день наращивает стон,
И он растет стремительно и грозно,
И я кричу в помятый микрофон:
«Ты приезжай, пока еще не поздно!
Пока луна, как острие ножа,
Пока ледок на лужах утром тает,
Пока земля туманами свежа,
Пока к нам вертолеты прилетают».

О, посмотри, какие облака
Возведены вдоль нашего романа,
Как будто бы минувшие века
Дают нам знак, таинственный и странный.

И странное обилие цветов,
И странно, что кафе не закрывают.
И женщины в оранжевых пальто
Бесшумно, как кувшинки, проплывают.

О, посмотри хотя бы на себя
В минутном отражении витрины,
Где манекены редкие скорбят
И катятся волнистые машины,

Где тонкая колеблется рука
Среди незамечательных прохожих,
Где ты стоишь, похожа на зверька
И на смешного ангела похожа.

Прошу тебя, пожалуйста, спаси,
Не брось меня на каменную муку…
Но женщина, ведущая такси,
Находит дом с названием «Разлука».

И ты уходишь весело, легко —
Пустеет двор, пустеет мирозданье.
И ласковые днища облаков
Всю ночь стоят над миром в ожиданье.

О, посмотри, какие облака
Возведены вдоль нашего романа,
Как будто бы минувшие века
Дают нам знак, таинственный и странный.

Пахнет луна сосной.
По тишине лесной
Катятся по тропе
Я и велосипед.

Медленно цепь кручу —
Еду, куда хочу.
Шины на колесе
Ширкают по росе.

То ли вдали лиман,
То ли вблизи туман,
То ли блестит костел,
То ли горит костер.

Кто же там, у костра?
Это ж моя сестра.
Нет уж, моя жена.
Нет, это просто весна.

Рядом сидит пацан,
Худенький сам с лица
И кандидат в мужья.
Боже, да это ж я!

Я на себя гляжу.
Нету чудес — твержу.
Нету чудес, а все ж
Я это, я — похож.

Дым от костра встает.
Парень обнял ее,
Пальцами у лица,
Вот и целуются.

Я не пошел к костру,
Я зашагал к утру,
Мимо огня в крови,
Мимо своей любви.

Помни войну, пусть далёка она и туманна.
Годы идут, командиры уходят в запас.
Помни войну! Это, право же, вовсе не странно —
Помнить все то, что когда-то касалось всех нас.

Гром поездов. Гром лавин на осеннем Кавказе.
Падает снег. Ночью староста пьет самогон.
Тлеет костер. Партизаны остались без связи.
Унтер содрал серебро со старинных икон.

Помни войну! Стелет простынь нарком в кабинете.
Рота — ура! Коммунисты — идти впереди!
Помни войну! Это мы — ленинградские дети —
Прямо в глаза с фотографий жестоких глядим.

Тихо, браток. В печку брошены детские лыжи.
Русский народ роет в белой земле блиндажи.
Тихо, браток! Подпусти их немного поближе —
Нам-то не жить, но и этим подонкам не жить.

Помни войну, пусть далёка она и туманна.
Годы идут, командиры уходят в запас.
Помни войну! Это, право же, вовсе не странно —
Помнить все то, что когда-то касалось всех нас.