Роберт Рождественский - Лучшие стихи

люди

вспомнят потом.

Может,

не всем воздастся…

Сгорбившись

                  от потерь,

мы создаем

Государство

неравнодушных

                     людей!

Долгою будет

дорога.

Крупною будет

цена…

Нас у Москвы —

                      очень много.

А Москва у нас —

одна.

Мы —

         жители Земли —

                                богатыри.

Бессменно

от зари и до зари,

зимой и летом,

в полднях и в ночах

мы тащим тяжесть

                         на своих плечах.

Несем мы груз

промчавшихся годов,

пустых надежд

                    и долгих холодов,

отметины

             от чьих-то губ

                                и рук,

нелепых ссор,

бессмысленных разлук,

случайных дружб

и неслучайных встреч.

Все это так,

да не об этом

                  речь!

Привычный груз

                       не весит ничего…

Но,

не считая этого всего,

любой из нас

несет пятнадцать тонн!..

Наверно,

            вы не знаете о том?

Наверно,

            вам приятно жить в тепле?..

А между тем

на маленькой

                  Земле

накоплено

так много

             разных бомб,

что, сколько их,

не знает даже бог!..

Пока что эти бомбы

                           мирно спят.

И может,

            было б незачем опять

о бомбах

вспоминать и говорить.

Но если только

                     взять

                            и разделить

взрывчатку,

запрессованную в них,

на всех людей —

                       здоровых и больных,

слепых и зрячих,

старцев и юнцов,

на гениев,

             трудяг

                     и подлецов,

на всех – без исключения —

                                        людей

в их первый день

и в их последний день,

живущих

            в прокопченных городах,

копающихся

                 в собственных садах,

на всех людей! —

и посчитать потом,

на каждом будет

                     по пятнадцать тонн!

Живем мы.

И несет любой из нас

пятнадцать тонн взрывчатки.

Про запас…

Светло смеется женщина в гостях.

Грустит в холодном доме

                                 холостяк.

Рыбак

        по речке спиннингом стегнул.

Матрос

          за стойкой кабака

                                  уснул.

Пилот мурлычет

                       в небе голубом.

Пятнадцать тонн на каждом!

На любом!..

Плисецкая

              танцует вечный

                                   вальс.

Богатыри!

Я уважаю

вас…

Охотник

            пробирается тайгой.

Шериф

          бездумно смотрит на огонь.

Студент готовится

                        спихнуть зачет.

Хозяйка

           пудинг яблочный печет.

Рокочет на эстраде

                         баритон.

На каждом из живых —

пятнадцать тонн!..

Прыгун дрожит

                     не потому, что трус:

«Как вознести над планкой

этот груз?!.»

Старик

         несет из булочной батон

в авоське.

И свои пятнадцать тонн

он тащит за плечами,

                             как рюкзак.

И дым усталости

в его глазах…

Без отдыха

               работает роддом.

Смешное,

слабенькое существо

едва рождается,

                    а для него

уже припасено

пятнадцать тонн.

Пятнадцать тонн

                       на слабеньких плечах!

Вот почему

все дети

           так кричат…

…Сквозь смех и боль,

                            сквозь суету и сон

мы эту ношу

медленно

несем.

Ей подставляем

                     плечи и горбы,

влачим ее по жизни,

как рабы!

Ее не сбросить,

                     в землю не зарыть,

не утопить,

врагу не подарить…

А ноша эта —

                   черт ее возьми! —

придумана и создана

людьми!

Людьми самими

                      произведена.

В секретные бумаги

                          внесена.

Нацелена

и взвешена уже…

Ну как теперь?

Живет у вас в душе

надежда

           этот шар земной

                                 спасти?..

Шлагбаумом,

застывшим на пути, —

протянутая

               детская рука.

Взрывчатки – вдоволь.

Хлеба —

ни куска.

Взрывчатки – вдоволь.

По пятнадцать тонн…

Земля

утробный исторгает стон!

Ей хочется

               забыться поскорей.

Ей страшно

за своих

           богатырей!..

Пока —

пятнадцать тонн.

А завтра —

                что?

А через десять лет?

А через сто?

Пусть даже без войны,

                              без взрывов пусть…

Богатыри,

да разве это —

                    путь?!

…И снова ночь

                    висит над головой.

Бездонная,

как склад пороховой.

Для сердца

               любая окраина —

                                       близко.

Границей

очерчена наша Земля.

Но в каждом селенье

                            стоят

                                   обелиски,

похожие чем-то

на башни

Кремля…

Стоят обелиски

                     над памятью вечной,

над вдовьей тоской

да над темной водой

с такой же звездою

                         пятиконечной,

с такой же

              спокойной и светлой

                                          звездой.

С такой же,

которая так же

                   алеет,

которую так же

                    боятся враги…

Солдаты

сменяются

у Мавзолея,

раздольно и мощно

                          чеканят шаги!..

Я слышу:

звучат

        неумолчные гимны.

Я вижу:

под гроздьями облаков,

летящих над миром,

до каждой

             могилы

от Спасских ворот —

двести десять шагов!

До каждой!

Пусть маленькой,

                       пусть безымянной.

До каждой!

Которую помнит

                       народ.

По чащам лесным,

                         по траве непримятой

проторены тропки

от Спасских

ворот…

Сквозь зимние вьюги

                            и вешние гулы,

под пристальным взглядом

живущих людей

идут

      караулы,

встают

         караулы

у памятников

посреди площадей!

У скорбных надгробий

                               встают, бронзовея.

И бронза

становится цветом лица…

Есть память,

                 которой не будет забвенья.

И слава,

которой не будет конца.

Пока эта пуля летела в него….

– Ты о чем?

Он умер

           в больнице.

И все это было

не вдруг.

Почти что за месяц

                          мы знали,

что он – обречен…

Ты помнишь,

как плакал в пустом кабинете

                                       хирург?

«Какой человек умирает!

Какой человек!..»

Поэт хирургии

                    полсуток стоял у стола.

Хотел опровергнуть прогнозы.

И —

      не опроверг.

Там не было

пули…

– Нет,

         все-таки пуля была!..

На любом надгробье —

                                два

                                    главных года:

год прихода в этот мир.

И год ухода.

От порога

              до другого порога

вьется-кружит по земле

твоя дорога.

Вьется-кружит по земле

твоя усталость.

И никто не скажет,

много ль осталось…

Но однажды,

вопреки твоей воле,

обрываются

                надежды и хвори!

Обрываются

                 мечты и печали!

«Прибыл – убыл…» —

в это верят

              без печати…

Я разглядываю камень

                              в испуге:

между датами —

черта,

как след от пули!

След от пули!

След

      багряного цвета.

Значит, все-таки

                      была

пуля эта!

Значит, все-таки

                      смогла

долго мчаться!

Значит, все-таки

                      ждала

дня и часа!

Все ждала она,

                   ждала,

все летела!

И —

      домчалась.

Дождалась.

Досвистела….

Два числа на камне