«Эта злая буря пронеслась красиво…»
Эта злая буря пронеслась красиво —
Налетела быстро, быстро и пропала;
Ясный день до бури, ясный — вслед за не
Будто этой бури вовсе не бывало.
Но она промчалась далеко недаром:
Умертвила сосну многовековую,
Повалила наземь, обнажила корни…
Плачу я над нею, глубоко тоскую!
Ну, так усыхайте, девственные корнями!
Нет, не пережить вам, корни, обнаженья!
Ты, хвоя, рассыпься пожелтелым прахом, —
Ты ведь не осилишь злого приниженья!
Плачь, душа, плачь горько по сосне убитой!
Лейтесь, лейтесь, слезы, молчаливо-дружно…
Это — над собою сам хозяин плачет…
Говорят, что бури этой было нужно!..
«Славный снег! Какая роскошь…»
Славный снег! Какая роскошь!..
Все, что осень обожгла,
Обломала, сокрушила,
Ткань густая облегла.
Эти светлые покровы
Шиты в мерку, в самый раз,
И чаруют белизною
К серой мгле привыкший глаз.
Неспокойный, резкий ветер,
Он — закройщик и портной —
Срезал вс, что было лишним,
Свеял на землю долой…
Крепко, плотно сшил морозом,
Искр навеял без числа…
Платье было б без износа,
Если б не было тепла,
Если б оттепель порою,
Разрыхляя ткань снегов,
Как назло, водою талой
Не распарывала швов…
«Тьма непроглядна. Море близко…»
Тьма непроглядна. Море близко, —
Молчит… Такая тишина,
Что комаров полночных песня —
И та мне явственно слышна…
Другая ночь, и то же море
Нещадно бьет вдоль берегов;
И тьма полна таких стенаний,
Что я своих не слышу слов.
А я все тот же!.. Не завишу
От этих шуток бытия, —
Меня влечет, стезей особой,
Совсем особая ладья.
Ей все равно: что тишь, что буря…
Друг! Полюбуйся той ладьей,
Прочти названье: «Bcё проходит!»
Ладьи не купишь, — сам построй!
«Мой стих — он не лишен значенья…»
Мой стих — он не лишен значенья:
Те люди, что теперь живут,
Себе родные отраженья
Увидят в нем, когда прочтут.
Да, в этих очерках правдивых
Не скрыто мною ничего!
Черты в них — больше некрасивых,
А краски — серых большинство!
Но если мы бесцветны стали, —
В одном нельзя нам отказать:
Мы раздробленные скрижали
Хоть иногда не прочь читать!
Как бы ауканье лесное
Иль эха чуткого ответ,
Порой доходит к нам былое…
Дойдет ли к внукам? Да иль нет?
«Кто утомлен, тому природа…»
Кто утомлен, тому природа —
Великий друг, по сердцу брат,
В ней что-нибудь всегда найдется
Душе звучащее под лад.
Глядишь на рощу: в колыханьи
Она шумит своей листвой,
И, мнится, будто против воли
Ты колыханью рощи — свой!
Зажглись ли в небе хороводы
И блещут звезды в вышине,
Глядишь на них — они двоятся
И ходят также и во мне…
«Как вы мне любы, полевые…»
Как вы мне любы, полевые
Глубокой осени цветы!
Несвоевременные грезы,
Не в срок возникшие мечты!..
Вы опоздали в жизнь явиться;
Вас жгут морозы на заре;
Вам в мае надобно родиться,
А вы родились в октябре…
Ответ их: «Мы не виноваты!
Нас не хотели опросить,
Но мы надеждою богаты:
К зиме не будут нас косить!»
«Не может юноша, увидев…»
Не может юноша, увидев
Тебя, не млеть перед тобой:
Ты так волшебна, так чаруешь
Средневековой красотой!
И мнится мне: ты — шателенка;
По замку арфы вкруг звучат,
К тебе в плюмажах и беретах
С поклоном рыцари спешат.
И я в раздумьи: как бы это
И мне, с лоснящимся челом,
В числе пажей и кавалеров
Явиться в обществе твоем?
И я решил: стать звездочетом,
Одеться в бархат — тьмы темней,
На колпаке остроконечном
Нашить драконов, сов и змей;
Тогда к тебе для гороскопа, —
Чтоб остеречь от зол и бел, —
В полночный час в опочивальню
Я буду призван на совет.
Тогда под кровом ночи звездной,
Тебе толкуя зодиак,
Я буду счастлив, счастлив… Только
Боюсь, чтоб не слетел колпак!
«Не знал я, что разлад с тобою…»
Не знал я, что разлад с тобою,
Всю жизнь разбивший пополам,
Дохнет нежданной теплотою
Навстречу поздним сединам.
Да!.. Я из этого разлада
Познал, что значит тишина, —
Как велика ее отрада
Для тех, кому она дана…
Когда б не это, — без сомненья,
Я, даже и на склоне дней,
Не оценил бы единенья
И счастья у чужих людей.
Теперь я чувства те лелею,
Люблю, как ландыш — близость мхов,
Как любит бабочка лилею —
Заметней всех других цветов.
«Здесь роща, помню я, стояла…»
Здесь роща, помню я, стояла,
Бежал ручей, — он отведен;
Овраг, сырой дремоты полный,
Весь в тайнобрачных — оголен
Огнями солнца; и пески
Спаивает ветер в завитки!
Где вы, минуты вдохновенья?
Бывала вами жизнь полна,
И по мечтам моим счастливым
Шла лучезарная волна…
Все это с рощей заодно
Куда-то вдаль унесено!..
Воскресни, мир былых мечтаний!
Воскресни, жизнь былых годов!
Ты заблести, ручей, волнами
Вдоль оживленных берегов…
Мир тайнобрачных, вновь покрой
Меня волшебною дремой!
«Серебряный сумрак спустился…»
Серебряный сумрак спустился,
И сходит на землю покой;
Мне слышно движение лодки,
Удары весла за горой…
Пловец, мне совсем неизвестный,
От сердца скажу: добрый путь!
На труд ли плывешь ты, на радость,
На горе ли, — счастливым будь!
Я так преисполнен покоя,
Я так им богат, что возьми
Хоть часть, — мне достанет делиться
Со всеми, со всеми людьми.
«Какая засуха!.. От зноя…»
Какая засуха!.. От зноя
К земле все травы прилегли…
Не подалась ли ось земная,
И мы под тропик подошли?
Природа-мать — лицеприятна;
Ведь, по рассказам, не слыхать,
Чтобы в Caxape или в Коби
Могли вдруг льдины нарастать?
А здесь, на севере, Сахара!
Край неба солнце обожгло;
И даже море, обезумев,
Совсем далеко вдаль ушло…
«Порой, в октябрьское ненастье…»
Порой, в октябрьское ненастье,
Вдруг загорится солнца луч,
Но тотчас быстро погасает, —
Туман так вязок, так тягуч.
И говорит земля туману:
«Не обижай моих красот!
Я так устала жарким летом,
В моих красотах недочет.
Я так бессильна, так помята,
Глаза сиянья лишены,
Поблекли губы, косы сбиты,
А плечи худы и бледны.
Закрой меня! Но день настанет,
Зимой успею отдохнуть,
Поверь мне, я сама раскрою
Свою окрепнувшую грудь!»
Сказала, и, закрывши очи,
Земля слабеющей рукой
Спешит, как пологом, туманом
Прикрыть усталый облик свой.
«О, неужели же на самом деле правы…»
О, неужели же на самом деле правы
Глашатаи добра, красот и тишины,
Что так испорчены и помыслы, и нравы,
Что надобно желать всех ужасов войны?
Что дальше нет путей, что снова проступает
Вся дикость прежняя, что, не спросясь, сплеча,
Работу тихую мышленья прерывает
И неожиданный, и злой удар бича…
Что воздух жизни затхл, что ржавчина и плесень
Так в людях глубоки и так тлетворна гниль,
Что нужны: пушек рев, разгул солдатских песен,
Полей встревоженных мерцающая пыль…
Людская кровь нужна! И стон, и бред больницы,
И сироты в семьях, и скорби матерей,
Чтоб чистую слезу вновь вызвать на ресницы
Не вразумляемых другим путем людей, —
Чтоб этим их поднять, и жизни цель поставить
И дать задачу им по силам, по плечу,
Чтоб добрый пастырь мог прийти и мирно править
И на торгующих не прибегать к бичу…
«Что тут писано, писал совсем не я…»
