X. ПУТЬ ЦАРЕВНЫ[101]
В царстве северных сияний, в царстве холода и льда
Ты в снегах, как 6 океане, затерялась навсегда.
Ни приветливых селений, ни веселых деревень,
Ты сжимаешь рог олений, быстро мчит тебя олень.
На лице твоем жемчужном — и улыбка, и печаль.
Заметает вихрем вьюжным взоров млеющий хрусталь.
В мех завернутая козий, задремала под метель,
Розовеет на морозе уст улыбчивых свирель.
Вдалеке, затмивши мощно лучезарность звонких звезд,
И вседневно, и всенощно пламенеет Красный Крест.
Знают шумно и напевно в полночь вставшие снега,
Как свершает путь царевна, взяв оленя за рога.
Вьюга в небе раздается голосами медных труб,
Ветер вьется, и смеется легкий снег у нежных губ.
XI. «Как робко вглядываюсь я…»
Как робко вглядываюсь я
В твои таза через цветы.
О шляпа легкая твоя
И еле слышные персты!
Над городом ночная муть.
Полуостывший тротуар —
В пыли. Мгновение уснуть
Спешит пустеющий бульвар.
Ах! неужели мы вдвоем,
И нежность после злого дня
Во взоре светится твоем,
И ты не мучаешь меня?
Утихла ревность, смолкла боль…
Надолго ли прошла гроза?
Не уходи! позволь, позволь
Молчать, смотря в твои таза!
Ведь завтра же растопчешь ты,
Вступив в дневное бытие,
И эти бедные цветы,
И сердце бедное мое.
Как черного колодца дно —
Пустынный двор. Одно окно
Мерцает в бледной вышине,
И кто-то, промелькнув в окне,
Кивает. Гулкие шаги
Звучат в тиши. Везде — враги.
Шагая мерно под стеной,
Не дремлет зоркий часовой,
Не дремлет стая чутких псов,
Чугунный недвижим засов.
У входа в башню строгий мрак
И лязг скрещающихся шпаг.
Внезапный, резкий крик: «пароль!»
Под сердцем вспыхнувшая боль,
Невнятный стон, предсмертный хрип…
И неизвестно, кто погиб,
И кровью отчего залит
Под лестницею камень плит.
Когда ж проглянет мутный день,
И побелеет двор, как тень,
Тиха, бесплотна и бледна,
Принцесса взглянет из окна,
И высохшую за ночь кровь
Увидит на камнях, и вновь
Окно закроет. Но когда
Взойдет вечерняя звезда,
Под башнею сгустится мрак,
Проснется тайный шелест шпаг,
И весело блеснет клинок,
И лязгнет сталь…
Я возвратился, я не мог
Не позабыть твоих обид.
Не стерта пыль с усталых ног,
А сердце ноет и стучит.
Грохочет город под окном,
В пыли не видно бледных звезд.
Как всё разбросано кругом!
Должно быть, недалек отъезд.
Неужели я опоздал?
Я всё простил. Я — твой, я — твой,
Я — твой. Я б всё теперь отдал
За миг один вдвоем с тобой.
Как некий неотвязный бред,
Поет в ушах: всё, всё прости.
И я гляжу на твой портрет,
И глаз не в силах отвести.
Кто больше высказать бы мог,
Чем эта мертвая доска?
В твоих глазах — какой упрек,
Какая смертная тоска!
Что, что с тобой? Куда глядишь?
Русалка, побледневший труп.
Прочь, прочь! Вверху — вода, камыш…
Не узнаю любимых губ.
Где ароматный пурпур их?
Где черно-изумрудный пыл
Очей, то солнечных, то злых?
Бог знает, как я их любил!
Как будто говорит их взгляд:
«Прощай, мой милый, навсегда!
Вокруг меня — подводный хлад,
Тиха зеленая вода.
Прости! прости! Проклятый бред
Душа не в силах превозмочь,
И я тяжу на твой портрет…
А в воздухе сгустилась ночь.
Средь чемоданов, сундуков,
С дорожной палкою, в пыли,
Едва могу расслышать зов
Весны, ликующей вдали.
Те дни хранятся в памяти моей,
И их ничто не может истребить,
Ничто, ничто, и тем нежней, больней
Воспоминание, что воротить
Того блаженства краткого нельзя.
Моя глухая, темная стезя
Мгновенье озарилась. Но молчу.
Я жалоб и укоров не хочу.
Но просто бы теперь хотелось мне
С тобою побеседовать вдвоем
Бездумно, тихо. Пусть как в легком сне
Прошедшее встает. Уж на твоем
Лице играет кроткая печаль.
Должно быть, и тебе былого жаль?
У ног твоих всё тот же прежний я.
Как хорошо, о милая моя!
Ты помнишь ли? тогда была весна,
В разгаре май. Над пыльною Москвой
Бледнела полночь. В глубине окна
Играла ты с котенком. Боже мой!
Как ты была безумно хороша!
Казалось, долго спавшая душа
Зажглась огнем, проснулась, зацвела…
Ужель твоя улыбка солгала?
Вплоть до зари не отрывая глаз,
Очей глубоких зелень и янтарь
Впивать, впивать… Рассветный близок час,
Последний догорающий фонарь
Вдали мерцает с городской стены,
И мы измучены, утомлены,
И ласково пересыпаешь ты
Моих фиалок блеклые цветы.
И едкие пурпурные уста
Смеются мне, и кажется: вот-вот
Действительность растает, как мечта,
И комната в безбрежность уплывет!
И в тихом ужасе небытия
Цветет твоя улыбка. Ты и я,
Безгласные, склоняя взор во взор,
— Заброшенный в пространство метеор.
И бесконечно длятся эти сны,
И жалко пробудиться. Но пора:
Уж улицы становятся бледны,
Свежеет ветр, недолго до утра,
В окно запахла белая сирень,
Со стен и мебели слетает тень,
И фонаря мигавший долго газ
Мерцал, мерцал, и наконец угас.
Но что же вдруг в тебе произошло,
Что ты, как ядовитая змея,
Ужалила мне сердце? О, как зло
Ты пошутила, милая моя!
И тихо воротился я домой
С опустошенной, мертвою душой.
Пусть наши снова встретились пути:
Весна прошла. Порхает снег. Прости.
Встречали ль вы в пустынной тьме лесной
Певца любви, певца своей печали?
Пушкин
Пора, мой мальчик-зверолов,
Берлоги зимние покинем!
И ветра шум, и скрип стволов
Зовут весну под небом синим.
Приди весну встречать со мной
На влажный луг, где пахнет прелью,
О бог веселый, бог лесной
С простою ивовой свирелью!
Ты — нежный отрок, пастушок,
Ты — бог родной моей долины,
Вокруг ушей твоих — пушок,
Надет на плечи мех козлиный.
Ты дикий бог, а я певец,
И наш союз — святой и древний.
Мне — петь весну, тебе — овец
Скликать свирелью по деревне.
Уж девы, твой заслышав шаг,
Краснеют томно, и с тобою
В одних купаться камышах
Не станут этою весною.
От поселян тебе почет,
Ты всех ловчей в стрельбе из лука.
Лишь старый дедушка сечет
Разбушевавшегося внука.
Балуют девушки тебя,
Когда придешь ты к нам на праздник:
Пушок твой серый теребя,
«Как вырос, — шепчут, — наш проказник!»
А ты хитер, а ты лукав,
И всё под ивами родными,
Не забывая детских прав,
Играешь с нимфами нагими.
Весна гудит! Пойдем со мной
Играть и петь под сенью хвойной,
О бог веселый, бог лесной,
Мой нежный друг, мой мальчик стройный!
Ты зол, насмешлив и хитер,
Ты мне заманишь ночью темной
Твоих неопытных сестер
В приют мой, тихий и укромный.
Ты знаешь сам, когда апрель
Дохнет в лицо, как манит нега!
В твоих глазах безумный хмель,
Лицо белей и чище снега.
Уж ты давно гроза дриад,
Ты гонишь их, свища и воя.
Во тьме горит твой пьяный взгляд,
Твое чело венчает хвоя.
Лишь предо мною ты не смел.
В лесных приютах сокровенных
Твоих не устрашится стрел
Слагатель песен вдохновенных.
Пойдем, пойдем, мой бог лесной,
И, томных дев целуя в очи,
Вдвоем отпразднуем весной
Благословляемые ночи.