Песнь одиннадцатая
1
Над пропастью застывши, как виденье,
Не слыша и не чувствуя меня,
Без возгласа, без вздоха, без движенья
Она стояла в ярком свете дня,
И что-то было у нее во взоре,
То, что бывает только в тишине,
Мысль глубины, бездонная, как море;
Безгласно было Небо в вышине;
В пещерах, там внизу, потоки пели;
Сквозь сеть волос ее глаза блестели.
2
На западе, над скатом темных гор,
Висела туча; перед ней седые
Туманы низливалися в простор
От севера, как волны снеговые;
День умирал; вдруг яркий сноп лучей,
Как золото на зыби Океана,
Прорвался всей текучестью своей
И плыл на клочьях быстрого тумана;
Как выброски морские на волнах,
Они носились в красных Небесах.
3
То был поток живых лучей, и справа,
И слева туча берегом была;
В ее разрыв он лился величаво,
Она в краях вдвойне была светла;
Как бы веленьем безглагольной бури
Прилив огня стремился прямо к ней;
Ее блестящий образ на лазури
Как бы мелькал в текучести лучей;
Свет побледнел, она затрепетала,
Волна ее волос огнем блистала.
4
Она меня не видела, хоть я
Был рядом; взор ее глядел на море,
На Небо; счастье, радость бытия,
Блаженство быть в таком немом просторе —
Соткали страсть, сильнее слез и слов,
Сильнее всех обыденных движений;
Та страсть ее сковала чарой снов,
Нашедших много нежных отражений
В ее глазах, все существо мое
Затмивших и являвших лишь ее.
5
В устах, я слышал, мерное волненье
Дышало; в зыбкой бездне темных глаз,
Круг в круге, глубже смерти, сновиденья,
Весь блеск Небес горел, дрожал и гас;
С волненьем сердца слился он безбрежным,
Которое вошло в глубокий взор
И всю ее своим сияньем нежным
Окутало на этой грани гор,
Дрожанием ее же атмосферы,
Блестящей и пленительной сверх меры.
6
Она во мне могла бы Рай зажечь,
Ко мне прильнуть горячими устами,
Всем телом, этой негой груди, плеч,
Но, унесен холодными ветрами,
Не вспыхнул нежно-страстный поцелуй;
Мог услыхать я этот звучный голос,
Что был нежней весной поющих струй,
И все, что у меня в душе боролось,
Нашло бы в ней живой ответ тогда,
Но миг, и мы расстались навсегда.
7
Мы встретились лишь раз еще, не боле.
Мои шаги услышала она,
И я с своей почти расстался волей,
Услышав зов, и цепь уж создана
Почти была, и я лишился силы.
"Куда? Мне не догнать тебя! Куда?
Слабею я! Вернись ко мне, мой милый!
Вернись, вернись! Приди ко мне сюда!"
Тот зов домчался в ветре, замолкая,
Слабея и в конец изнемогая.
8
О, эта ночь без звезд и без луны!
Чума и Голод страшны, но страшнее,
Чем эти ужасающие сны,
Страх Ада; о, как гидра, злость лелея,
Все возрастал и жертвами владел,
И каждый, этим страхом удушенный,
Был в пламени, был меж горящих тел,
Как скорпион, огнями окруженный;
Но страх не мог одну надежду сжечь,
Она была — на нити острый меч.
9
Не смерть — смерть больше не была покоем,
Не жизнь — в ней дикий ужас! — и не сон:
Он преисподней и свирепым роем
Бесов был всех обычных снов лишен;
Кто бодрствовал, тот знал, что он пред бездной,
Грядущее влекло в провал огней,
И каждого вело рукой железной,
Уторопляя шаг бичом из змей,
И каждый час, с походкой равномерной.
Грозил им адским ревом бездны серной.
10
Погаснув для всего, что на земле,
Одно лелеял каждый упованье;
Так на объятой пеною скале
Моряк, дрожа, глядит на возрастанье
Кипучих волн; так в бурю на судне
Стоят матросы, сдерживая шепот;
Дрожали все, чуть только в тишине
Раздастся, там далеко, конский топот,
Или невнятный возглас, здесь и там,
Возникнет и помчится по ветрам.
11
Зачем бледнеют лица от надежды?
В них смерть, и здесь ничем нельзя помочь.
Зачем не спят и не смыкают вежды
Толпы людей уже вторую ночь?
Нет жертв, — и час за часом, дети праха,
Ложатся на тела еще тела,
И в смертный час уста дрожат от страха,
Плоть холодеет, что была тепла;
Толпы молчат, как скошенные нивы;
Вверху Арктур сияет молчаливый.
12
А! Слышишь? Смех, и вскрик, и топот ног?
Восторг, что разразился полновластно?
Идет, бежит стремительный поток.
Они идут! Дорогу им! Напрасно.
То лишь толпа безумных, бледный хор,
От душного колодца мчится с криком:
Земной, рожденный гнилью, метеор,
Оттуда выйдя в блеске многоликом,
В их спутанные волосы впился,
Как синий дым, окутавший леса.
13
И многие, с сочувствием ужасным,
В толпе пустились в этот странный пляс;
Спокойствием сменялся безгласным,
Последний отклик странных воплей гас
И отзвучал средь улиц отдаленных,
Как сдавленный последний смертный стон. —
Среди своих советников бессонных
Тиран сидел и, опершись на трон,
Ждал вести; вдруг пред ними Некто стройный
Предстал один, прекрасный и спокойный.
14
Ряды Бойцов надменных и Жрецов
На пришлеца взглянули с изумленьем,
В монашеский он был одет покров;
Но овладел он тотчас их смущеньем,
Едва заговорил: в его словах
И в самом тоне голоса дышали
Уверенность, которой чужд был страх,
И кротость; эти люди задрожали
От чувства неизвестного, когда
Заговорила с ними не вражда.
15
"Вы в ужасе, Властители Земные,
Вы проклинали, — что ж, на звук тех слов
Проснувшись, встали силы роковые,
И темный Страх явился к вам на зов.
Я враг ваш, — вы хотите быть врагами;
О, если б мог зажечь я светлый день
Своим врагам, я тотчас был бы с вами
Как брат и друг! Но зло бросает тень,
Которая не так проходит скоро,
И Злоба — мать печали и позора.
16
Вы к Небесам взываете в беде.
О, если б вы, в ком мудрость есть и страстность!
Постигли, что возможно вам везде,
Всегда являть живую полновластность,
Лишь нужно не бояться ложных снов,
Что ты и ты, вы создали, чтоб ими
Держать в повиновении рабов;
Задумайтесь над мыслями своими:
Готовите вы жертву, и она
Бесцельности, жестокости полна.
17
Вы счастия желаете — но счастья
Нет в золоте, нет в славе, нет его
В уродующих играх сладострастья;
Обычай — ваш тиран, и для него
Свои сердца пустили вы в продажу.
Хотите вы, чтоб в вашей смерти ум
Забыл кошмары, снов тревожных пряжу;
Но смертный в смерти холоден, без дум,
И, если остается что, конечно,
Любовь, — ее сиянье дышит вечно.
18
Зачем скорбеть о прошлом и дрожать
Пред будущим! Когда я мог заставить
Вас в вольном мире радостно дышать,
И полному забвенью предоставить
Эмблемы ваших пыток — багрянец,
И золото, и сталь! Когда б могли вы
Вещать народам, из конца в конец,
Что вы отныне люди все счастливы,
Что лишь от рабства — Страх, Чума, Нужда,
Что больше лжи не будет никогда!
19
"Раз так, отлично, если ж нет, скажу я,
Ваш враг Лаон", но в тот же самый миг,
Злорадную победу торжествуя.
Внезапный страх и шум в дворце возник:
Из молодых воителей иные,
Как пчелы мед, впивали те слова,
Они проникли в смыслы их живые
И видели, что истина права;
Вскочил невольно каждый юный с трона, —
Их закололи вестники закона.
20
Со смехом в спину закололи их,
И раб, что был близ Деспота за троном,
Взял трупы, чтоб во мгле могил глухих
Кровавость тел под дерном скрыть зеленым;
Один, смелей других, пронзить хотел
Безвестного, но он сказал сурово:
"Прочь от меня, ты, тело между тел!"
И дерзкого сразило это слово,
Он выронил кинжал и сел без сил
На трон свой, — Юный вновь заговорил.
21
"О нет, вы недостойны сожаленья,
Вы стары, измениться вам нельзя,
И ваша участь — ваше же решенье;
От книги вашей славы кровь, скользя,
Струится наземь; в сказке, полной стона,
Жизнь будет правду в лучший день читать.
Теперь победа — вам. Я друг Лаона
И вам его теперь хочу предать,
Раз вы мое несложное желанье
Исполните. Я все скажу. Вниманье!
22
Народ есть мощный в юности своей,
В нем ценится Правдивость и Свобода;
Страна за гранью Западных морей —
Приют того великого народа;
Ему напиток Мудрости был дан
Той гордою и мудрою страною,
Что первою была меж прочих стран,
Когда простилась Греция с весною;
Теперь же просит помощи она
У той страны, что ею рождена.
23
Тот край Орлу подобен, что в лазури
Питает взор свой утренним лучом,
Бестрепетно плывя в теченье бури,
Когда Земля еще сокрыта сном;
Ты будешь новой жизнью над гробницей
Европы умерщвленной, Юный Край,
Твои деянья встанут вереницей
Прекрасных дум; цвети, преуспевай;
Твой рост — блеск дня, что ширится с рассветом.
Ты на Земле сверкнешь роскошным цветом.
24
У Вольности в пустыне есть очаг.
Под новым Небом возникают зданья,
Эдем еще безвестных, новых благ;
И те, которых бросили в скитанья
Тираны, там находят свой приют.
Хочу, чтоб Цитну в этот край свезли вы,
Где люди песни Вольности поют,
Где все, что здесь бездомны, там счастливы,
В Америку, от вас навеки прочь, —
Лаона я предам вам в ту же ночь.
25
Со мною поступите как хотите.
Я враг ваш!" Вдруг во взорах ста людей
Сверкнули как бы искристые нити,
Как изумруд в глазах голодных змей.
"Где, где Лаон? Зачем не за порогом,
Не здесь? Скорей! Исполним просьбу мы!"
— "Клянитесь мне ужасным вашим Богом!"
— "Клянемся им и бешенством Чумы!"
На них взглянувши ясными глазами,
Плащ сбросив, Юный молвил: "Он — пред вами!"
