Андрей Дементьев - Стихотворения

Живет отставной полковник
В квартире из трех комнат.
Живет не один – с женой,
Собакой и тишиной.

И всё у него заслуженно:
Пенсия и почет,
Голос в боях простуженный,
Шрамы наперечет.

А жизнь-то почти прошла.
И всё в этой жизни было…
Да вот жена подвела:
И сына не подарила,
И дочку не родила.

Живут старики вдвоем.
Писем не получают.
Детей своих не встречают.
Внучат не качают.
И дом их пустой печален,
Как осенью водоем.

Я подумал – стать бы деревом,
Чтобы весь свой долгий срок
Не жалеть о всем содеянном
И о том, чего не смог.

Не страдая, не завидуя,
Позабыв друзей своих,
Молча встану над обидами
И над радостями их.

Не грустя о днях потерянных,
Буду ждать иной судьбы…

Почему не стать мне деревом,
Коль в чести у нас дубы.

В комнате моей светло и пусто.
Но порой бывает тесно в ней
От воспоминаний, если грустно,
От друзей, когда еще грустней.

Дружба, вероятно, как транзистор,
Ловит на знакомой ей волне
Наши беды, радости и мысли,
Если с ними мы наедине.

И друзья без умысла приходят,
Как улыбка, дождик или сон.
В доме ничего не происходит,
Просто дом от всяких бед спасен.

Ничего я без друзей не значу,
Ни черта без них я не смогу.
И они не могут жить иначе,
Видно, тоже у меня в долгу.

Это как наваждение —
Голос твой и глаза.
Это как наводнение.
И уплыть мне нельзя.

Всё затоплено синью,
Синим взглядом твоим.
Посредине России
Мы с тобою стоим.

И весенние ветки
Над водой голубой
Словно добрые вехи
Нашей встречи с тобой.

Я смотрю виновато.
Я в одном виноват,
Что чужой мне была ты
Час иль вечность назад.

Зимний пир – таков в лесу обычай —
Собирает много птичьих стай.
И плывет по лесу гомон птичий,
Словно за столом звенит хрусталь.

Собирая корм, синицы скачут,
На снегу расселись снегири,
Будто это расстелили скатерть,
Вышитую пламенем зари.

Через сук салфетку перекинув,
Над гостями клонится дубок.
Набросали птицы под осину
Кучу вилок – отпечатки ног.

Щедрый вечер им на третье подал
С медом рог…
Ты только посмотри:
Раскраснелись, словно от работы,
Сытые смешные снегири.

И, в густую хвою песни спрятав,
Засыпают птицы на суках…
А внизу стоят, как поварята,
Пни в огромных белых колпаках.

Смерть всегда преждевременна…
И с годами сильней
В нас бессмертная, древняя
Зреет ненависть к ней.

Сколько ты бы ни прожил,
Что ни сделал бы ты —
Это всё станет прошлым
С подведеньем черты.

Сколько ты бы ни сделал,
Всё покажется мало —
От вакцины Пастера
До интеграла…

Сделать многое хочется,
Даже что-то в запас,
Чтобы жизнь, как пророчество,
Непременно сбылась.

Никогда не бередите ран
Той любви, что вас не дождалась,
Что до вас слезами пролилась
И прошла, как утренний туман…

Будьте выше собственных обид,
Будьте выше ревности к былому.
Всё пройдет, и всё переболит,
Разнесет, как по ветру солому.

Просто очень поздно вы пришли,
Кто же знал, что вы придете поздно?
Не грустите по ушедшим веснам,
Доброте учитесь у Земли.

Но как важен этот ваш приход!
Пусть он был немного запоздалым,
Ничего нам не дается даром,
А любовь сомнения зачтет.

У нас одинаковые глаза,
Только твои сине́е.
У нас одинаковые глаза,
Только мои грустнее.
У нас одинаковые глаза.
И разные адреса.

И разные по утрам рассветы
В моем окне,
На твоем этаже.
И разные радости и секреты
В сердце твоем
И в моей душе.

Через беды,
Через разлуки
Провожает тебя мой страх.
Слышишь сердце?
Ты —
В этом стуке.
Видишь слезы?
Ты —
В тех слезах.

И приходят ко мне твои письма,
Как в горло приходит ком…
Словно ты на руках у меня повисла,
Прибежав из разлуки в дом.
– Здравствуй! —
Строчки прыгают вверх и вниз.
– Здравствуй!
И продолжается жизнь…

Приехали туристы из Германии.
Из Западной,
Где этот самый Бонн.
Их ждали,
Всё продумали заранее —
Экскурсии, купание и сон.

Их поселили в номерах с балконами,
Сперва оттуда выселив своих.
Мне показались очень уж знакомыми
Ухмылки немцев
И нахальство их.

Я слышу речь,
Пугавшую нас в детстве,
Когда она входила в города…
И никуда от памяти не деться,
От гнева не укрыться никуда!

Они горланят в ресторане гимны.
И эти гимны —
Словно вызов нам.
От пуль отцов их
Наши батьки гибли
Не для того, чтоб здесь
Наглеть сынам.

Я понимаю —
Мы гостеприимны
И для друзей распахиваем дом —
Ждем их вопросов,
Слушаем их гимны
И речи произносим за столом.
Но эти,
Что приехали из Бонна,
Скажу по правде —
Ненавистны мне.
И снова мне и яростно,
И больно,
И снова я как будто
На войне.

Они идут вдоль берега,
Гогочут…
Откормлены,
Чванливы
И горды.
А рядом море Черное грохочет, —
С родной земли смывает их следы.

Как руки у Вас красивы!
Редкостной белизны.
С врагами они пугливы,
С друзьями они нежны.

Вы холите их любовно,
Меняете цвет ногтей.
А я почему-то вспомнил
Руки мамы моей.

Упрека я Вам не сделаю,
Вроде бы не ко дню.
Но руки те огрубелые
С Вашими не сравню.

Теперь они некрасивы,
А лишь, как земля, темны.
Красу они всю России
Отдали в дни войны.

Всё делали – не просили
Ни платы и ни наград.
Как руки у Вас красивы!
Как руки мамы дрожат…

Грустит ночами старый дом.
В нем поселились мрак да ветер.
А дому снится на рассвете
Всё чей-то шепот под окном.

Он просыпается, волнуясь,
И, затаив дыханье, ждет,
Что кто-то дверь его резную
С привычным шумом распахнет.

Но тихо всё. Во мраке комнат
Ткут паутину пауки,
Да половицы смутно помнят
Еще недавние шаги.

Покинут дом весельем детским,
Теплом хозяев и гостей.
И никуда ему не деться
От трудной памяти своей.

Смотрела крепостная мастерица
На вышитую родину свою…
То ль серебро,
то ль золото искрится,
То ли струятся слезы по шитью.

И лишь ночами вспоминала грустно,
Как бьется лебедь в лапах у орла…
Откуда же пришло твое искусство?
Чьим колдовством помечена игла?

А было так:
проснувшись на печи,
Крестьянка вдруг почувствовала
Солнце,
Когда сквозь потемневшее оконце
Пробились к ней весенние лучи.
Как нити золотые,
всю избу
Они прошили радостным узором.
Она смотрела воскрешенным взором
И утро принимала за судьбу.
Всё в ней дрожало,
волновалось,
млело.
И белый свет —
как россыпи огней.
Она к оконцу оглушенно села…
И вот тогда
пришло искусство к ней.
Пришло от Солнца,
от надежд —
оттуда,
Где ничего нет ближе красоты.
Она в иголку вдела это чудо,
Ниспосланное небом с высоты.

И не было прекраснее товара
На ярмарках заморских, чем ее.
Она надежду людям вышивала,
И горе,
и отчаянье свое.

Поэта решили сделать начальством,
А он считает это несчастьем.

И происходят странные превращенья:
Те, кто при встречах кивал едва,
Теперь – как пальто – подают слова.
Здороваются, словно просят прощенья.

Поэт не привык
К этим льстивым поклонам,
К фальшивым взглядам
Полувлюбленным.

Он остается во всем поэтом
И еще чудаком при этом.
Прежним товарищем для друзей,
Чернорабочим для музы своей.

И добрая слава о нем в народе,
А он продолжает свое твердить:
«Должность приходит и уходит —
Поэзии некуда уходить…»