Стихов без водки не создать, Об этом знают даже дети, А далее созданья эти Могу я с выгодой продать.
Замкнулась в круг моя стезя: Чтоб выжить, продаю стихи я, Коль выпью, будет аллергия, Без водки же писать нельзя.
Стихов без водки не создать, Так если пить лишь соки-воды, Какие могут быть доходы? Так можно и концы отдать.
О Господи, мой вывод прост: Чтоб я тебя любил и славил, Поставь меня превыше правил, Дозволь мне пить в великий пост.
2000
Андрей Добрынин
Снискали славу скверную германцы, Их ореол в истории померк, Но жил когда-то честный немец в Майнце Трудолюбивый мастер Гутенберг.
Покуда кто-то грабил синагоги И призывал к походу на Восток, Наш Иоганн, засев в своей берлоге, Книгопечатный создавал станок.
Ни бредни Гитлера и Розенберга, Ни топот армий вдоль материка Не отвлекли вниманье Гутенберга От совершенствования Станка.
Он дал книгопечатание людям, И мы, друзья, коль будем пить в шинке, Не будем тупо бормотать:"Ну, будем", Пробудим тостом память о Станке.
Прошло изобретение поверку Оно культуру людям понесло; Должно сказать спасибо Гутенбергу Писателей несметное число.
Возьмите маньеристов куртуазных За счет чего мы, собственно, живем? Натискаем стишков не слишком связных И людям сердобольным продаем.
Подсчитываем с трепетом купюры, Благословляя мысленно станок, А после три сутулые фигуры Под фонарями семенят в шинок.
А с Пеленягрэ будет нас четыре, Коль наконец он что-то сочинит. Он тоже человек известный в мире Как молдаванин и антисемит.
Он забубнит в шинке про сионистов, Но мы в ответ - все трое заодно: "Откуда денежки у маньеристов На хлебушек и хлебное вино?
Хоть ты, Витек, седой уже детина, А мыслишь как сопливый гимназист. Раз ты неблагодарная скотина, То ты не куртуазный маньерист.
Андрей Добрынин
Деление по нациям и расам Своим изобретеньем опроверг И наши книги дал широким массам, А нам дал деньги немец Гутенберг.
Я предлагаю тост за Гутенберга, Священный тост для мыслящих людей. Лишь наша книга - истинная мерка, Ей все равно - что грек, что иудей.
Мы знаем лишь деление по классам,Ты, кстати, Маркса тоже не замай,Мы овладеем истинным Парнасом, На баррикадах встретив Первомай.
2000
Андрей Добрынин
Чтоб не попасть в любви впросак, Любимой не дари цветочки С цветочками любой простак В любви достигнет высшей точки.
Не посещай с ней ресторан, Не приучай к роскошной пище Понравится любой болван, Коль демонстрирует деньжищи.
И в ювелирный магазин Не стоит заходить с подружкой: Понравится любой кретин, Коль побряцает побрякушкой.
Любовь бывает от души, Бывает - денежкам в угоду; Запомни или запиши, Как выявить любви природу.
Во двор, где детские грибки, Ты приведи свою подружку И, озираясь, извлеки Там из-за пазухи чекушку.
Она должна початой быть И заткнутой газетной пробкой; Ее из горлышка добить Ты предложи подруге робкой.
На возражения в ответ Ты выпучи два страшных глаза И процеди:"Что значит - "нет"? Не хочешь? Брезгуешь, зараза?
Я что, по-твоему, алкаш? Ну, говори, отродье шлюхи!" И на шестнадцатый этаж Взовьется эхо оплеухи.
Подруга вдарится бежать, А ты за ней пустись вдогонку, Не прекращая угрожать Ей - девушке, почти ребенку.
Ты должен на бегу хрипеть: "Урою! Пришибу на месте!" Но дай ей все-таки успеть В последний миг спастись в подъезде.
Автоматический засов Защелкнется с приятным звоном, Но ты еще пять-шесть часов Слоняйся под ее балконом.
Андрей Добрынин
Чтоб от чудовищных угроз Дрожал весь каменный скворечник: "Заставлю суку жрать навоз, Из жопы выдеру кишечник!"
Вот так или примерно так С любимой обращаться надо, Чтоб не попасть в любви впросак, Чтоб после не было разлада.
Признай: невелика цена Столь раздражительной подружке, Коль разобидится она На выходку из-за чекушки.
Не хитро ведь того любить, Играя в родственные души, С кем можно сладко жрать и пить И тихо-мирно бить баклуши.
Но если позвонит она, Смиряя гордую натуру, И скажет:"То моя вина, Тебя я разозлила сдуру;
Чтоб больше мне себя не грызть, Я у тебя прошу прощенья..." То, значит, ей чужда корысть, Ты не лишай ее общенья.
Такая знает, кто ты есть, И знает собственное место, И может на алтарь принесть Себя без торга и протеста.
Такую стоит затянуть В воронку бурного роман И опьянить, и обмануть, При этом не боясь обмана.
Андрей Добрынин
В мелкой юной листве небо кажется выше, И под грузом сияния горбятся крыши, Словно мед, накипает в листве лучезарность, Но с тоской наблюдает все это бездарность.
Хоть весна еще может меня беспокоить, Но ее мне уже не постичь, не усвоить, Чрезвычайно чувствителен дар постиженья И суетного он не выносит движенья.
С этим мутным потоком я слиться решился И заветного дара немедля лишился. Я взываю к нему иногда сквозь суетность, Но ответом является лишь безответность.
Что поэт, что рыхлитель помоечных баков Дар духовный по сути для всех одинаков, И не смейся, поэт, над немыми умами, Ведь не все выражать подобает словами.
"Как красива весна!" - Несомненно, красива, Но в стихах все мертво и на сердце тоскливо. "Этот день лучезарен!" - Ну да, лучезарен Чтобы полностью высветить, как ты бездарен.
2000
Андрей Добрынин
Не покидай своего помещения, Чтобы не вызвать к себе отвращения, Ибо от всех, с кем ты в жизни встречаешься, Слишком разительно ты отличаешься.
Скверного я не сказал ничего еще: В зеркале ты не похож на чудовище, Ни двухголовости, ни троеглазия Есть даже толика благообразия.
Я не желаю касаться наружности, Я лишь коснусь твоей скрытой недужности. Встречный, тебя еще даже не слушая, Видит в глазах твоих лед равнодушия.
В этих гляделках не видно стремления К ценностям нынешнего поколения, Как же ты хочешь добиться почтенности, Если не веруешь в общие ценности?
Выход один лишь имеется, кажется: Стань человеком, кончай кочевряжиться, Не оскорбляй всю прослойку служивую, Брезгуя демонстративно наживою.
Впрочем, ты можешь, конечно, пока еще Выйти во двор, зареветь угрожающе И представителя нового времени Треснуть с размаху бутылкой по темени.
Это и будет во всей откровенности Актом неверия в общие ценности И долгожданным предлогом существенным, Чтоб зачеркнуть тебя в списке общественном.
2000
Андрей Добрынин
Не надо огорчаться, если Вы не решились мне помочь: За мудрой книгой в мягком кресле Я все равно встречаю ночь.
При нынешней дороговизне И сам я не могу понять, Как прежнего уклада жизни Мне удается не менять.
Как прежде, я питаюсь вволю, Как прежде, знаю толк в еде, Не избегаю алкоголя И принят радостно везде.
Как прежде, я вниманьем дамским И Музами согрет вполне, И потому отказом хамским Вам не нажить врага во мне.
Собой являя всю ничтожность Двуногих жителей Земли, Помочь имели вы возможность И все-таки не помогли.
Но верьте: ваше отношенье Меня ко гневу не склонит, Поскольку право на решенье Есть даже у мельчайших гнид.
Никто вас, право, не ругает, Я без усилья вас пойму: Меня забвение пугает, А вам бессмертье ни к чему.
От высшего распоряженья Нам с вами не грозит урон: Бессмертье - мне, а вам - забвенье, Все - по желанию сторон.
2000
Андрей Добрынин
Скажи нам, Сухово-Кобылин, Как на духу, свирепый наш: За что ты, Сухово-Кобылин, Убил свою Симонн-Диманш?
Она француженка, бесспорно, Лишь моды у нее в башке, И говорит она упорно На басурманском языке.
Но ежели она плохая, Зачем ты взял ее в кровать И после, бритвою махая, Ей горло стал полосовать?
Взгляни на нас, на маньеристов: Нас не третирует закон, Хотя любой в любви неистов И девушками окружен.
Но если юная мерзавка Себя неверно повела, Мы просто говорим:"В отставку,Ступай, откудова пришла".
Порой до десяти мерзавок Мы за день выгоним взашей, И нам не надо ни удавок, Ни хирургических ножей.
Коль дама слишком задается, Ты с лестницы ее спусти И весело, и не придется В Сибирь на каторгу ползти.
Довольно дюжины ступеней И пары добрых оплеух Ведь несовместны светлый гений И злодеянья мрачный дух.
Когда б на нас, на маньеристов, Весь мир внимательней глядел, То полчища криминалистов Давно б остались не у дел И твой бы, Сухово-Кобылин, Не так печален был удел.
2000
Андрей Добрынин
Вы в сердцах мне сказали, что я совершенно несносен, И легко упорхнули в кипящую светом весну. А во мне, дорогая, стоит бесконечная осень Безысходная осень, в которой я тихо тону.
Я на людях держусь величаво, как признанный гений, Все проблемы которому стали давно нипочем, Но таится в душе тихий лес обветшалый осенний Где бы я ни бывал, я все время присутствую в нем.
В этом странном лесу поражают безлюдьем поляны, А фигуры людей меж стволов затерялись вдали. Я с надрывом пою:"Ой туманы мои, растуманы" Размышляя под мухой о близком уходе с Земли.
Словно призрачный лес, поселилось во мне увяданье, Простираясь с годами все дальше в туманную даль. Этот факт с моих уст временами срывает рыданье, Только вам, дорогая, меня совершенно не жаль.
