Константин Ваншенкин - Примета

Вижу фотографом прифронтовым
Сделанный снимок:
Над перелесками стелется дым
Около Химок.

Танка горящего вражеский крест
Камерой подан.
Бил в него первой гранатою Брест, —
Кажется, вот он.

Кажется, вот они, эти «ежи»,
Эти эскарпы.
Нами оставленные рубежи,
Стертые с карты.

В памяти их бережливо храни,
Будто бы в раме…
Танк догорает, и краска брони —
Сплошь пузырями.

Срок наступил, и наводчик мастак.
Час не обыден.
…Где-то еще тот горящий рейхстаг
Но уже виден.

Лейтенант — вчера курсант:
— Вста-ать!— команду подал изводу.
А в ответ:— Постой курсак.
Перемерзнем в непогоду…

— Что такое? Старшина!..
— Кухни здорово отстали…—
А в дверях — пурги стена,
Грохот гусеничной стали.

Лейтенант опять:— За мно-ой! —
И от черного порога
Их выводит в путь земной
Наподобие пророка.

Понемногу,
Но в срок
Вбила ногу
В сапог.

— Озорую?
На кой?..—
и вторую —
В другой.

И, краснея
Чуть-чуть,—
Портупею
На грудь.

Лег наган
в кобуру,
Как полкан
В конуру.

Весь казенный
Наряд —
В гарнизонный
Наряд.

И — пилотку
На бровь…
и походку
Готовь!

Обожженные в грозном горниле.
Век месившие глину,
Круто к Западу вдруг наклонили
Сами эту равнину.

Дым разрывов, встающих стеною,
И цветения одурь.
И далеко уже за спиною
Оказавшийся Одер.

По весне сорок пятого года
Новый путь пехотинца,
Что в составе стрелкового взвода
На Берлин покатился.

После длительной войны,
В тесном кузове трехтонки,
Ощущенья были тонки
И не каждому видны.

Нас роняло как с волны,
Нас на гребень поднимало.
Нам такого было мало
После длительной войны.

Ведь из фляжки фронтовой
Был глоток последний допит,
Но остался кровный опыт,
Как тропинка над травой.

Жизнь поняв — как за века,
Мы свое прошли на совесть,
Ощущая невесомость
В кузове грузовика.

Как многократно эта быль
Кругом пропета!..

«Победа»—был автомобиль,
Часы —«Победа».
«Победа»— мощный теплоход…
Кто вспомнит это?

Победа — сорок пятый год.
Одна
Победа.

Взбивайте пену поскорей.
Какое действо!
Пусканье мыльных пузырей —
Забава детства.

Но папиросных два кольца.
Неуловимо
Колеблясь, движутся с крыльца.
И — юность мимо.

А что еще за благодать?
Навек на пленку
Записано: «Я буду ждать!» —
Уже вдогонку.

За горами, за долами
Оглушает баб-девиц:
«Взвейтесь, соколы, орлами»,—
Потрясающий девиз.

Город весь в сверканье стекол.
Длит закатный ореол.
Ты и так заправский сокол,
Но душою ты — орел.

Ежедневными делами
Подтверждая эту весть,
Взвейтесь, соколы, орлами,
Станьте лучше, чем вы есть.

Там, где небо сквозит голубое
Или дождь барабанит в стекло.
Затопило траншеи травою,
Закудрявило и заплело.

Но в смертельно простреленной зоне
Вновь не спится старухе вдове.
Шевелится трава на газоне,
Словно волосы на голове.

Переглянулись лишь на миг
Девчонка русая с солдатом,
И между ними ток возник —
Такая вспышка, что куда там!

Войны чудовищной сильней —
Для них одних понятным кодом.
И — поцелуй во тьме сеней,
Как бы случайно, мимоходом.

Назавтра день придет опять.
Жизнь всяко может повернуться.
Но — уговор, что будет ждать.
Но — обещание вернуться.

Кто ей этот мальчик? Внук
В пиджачке нездешней моды?..
Жизнь прошла, и видно вдруг
Стало прожитые годы.

Заглянуть хочу за них —
Хоть минутою одною…
Это был ее жених
Перед самою войною.

Там могил солдатских бездны,
А над ними в звездах высь.
Там печальные невесты
Женихов не дождались.

Села самые глухие
Жег военный суховей,
Там, где матери России
Пережили сыновей.

Был, как прежде, характером прыток
И в прозрачном весеннем дыму
Накупил целый ворох открыток —
Посылать неизвестно кому.

Поздравленья к Девятому мая
Тем, которых в душе соберем,
Их приветствуя и понимая…
Тем, оставшимся, трем-четырем.

По голубому перекату
И по искрящейся реке —
«Враги сожгли родную хату»—
Вдруг прозвучало вдалеке.

Над общим гомоном и смехом,
Порой расслышаны едва,
Жестоко сцепленные с веком.
Прошли давнишние слова.

В субботних рощах Подмосковья
Под сенью выцветших небес —
«Не упрекай меня, Прасковья»,—
Просил в транзисторах Бернес.

Мальчик — джинсы, водолазка —
Из вагонного окна
Смотрит: вот она, война,
Близко, у Волоколамска.

Что ж осталось от войны?
Несгибаемы и хмуры.
Исполинские фигуры
В ранних сумерках видны.

Выше рослого леска.
А тогда, за час до боя,—
Только небо голубое,
Только смерть, что так близка.

На последнем рубеже
Находились у столицы.
Невысоки, бледнолицы,—
Стали до неба уже.

И стоят как под огнем
Перед вечною кончиной,
С каждой новой годовщиной
Вырастая. С каждым днем!

Промелькнувшая война
Около Волоколамска…
Мальчик — джинсы, водолазка —
У вагонного окна.

Многих жесточе
Эта пора —
Три часа ночи
Или утра?

Тьма за стеною
И у окна
Вспышкой одною
Озарена.

Молодость, дай же
Вспомнить. Итак?..
Дальше и дальше
Отзвук атак.

И все короче
Наше «ура»…
Три часа ночи,
А не утра.

Нас до сих пор именуют запасом.
Гвардия эта не так и стара.
Вон как она с ветеранским заказом
Бодро под праздник проходит с утра.

Были усилия их непрестанны.
Их привилегии стали видны.
…Эти полковники, и капитаны,
И рядовые великой войны.

В страшные часы твои ночные
Боль — порой сама анестезия,
И, тебя сшибая под откос,
Боль — порой сама уже наркоз.

Потерял сознание от боли,
А когда очнулся поневоле,
Ты другой уже, да тот же ты,
Помня эту боль до тошноты.