Пусть голову мне клювами снесут!
Да только не настать такому дню:
Её ль обижу, ей ли изменю?
Как я люблю, едва ли кто любил;
Но не любви прошу, а снисхожденья
У дамы – ибо ей навряд ли мил.
И столь цепей любовных прочны звенья,
Что стану близ любимой словно тень я
Летать, любви служа везде и всюду.
Я всё сказал, и ждать решенья буду".
И, точно роза свежая, когда
Её окатит солнце знойным светом,
Орлица раскраснелась от стыда
При словоизлияньи пылком этом;
Она смущённо мешкала с ответом;
Природа же рекла: "– Не бойся, дочь,
Поскольку я берусь тебе помочь".
Другой орёл, помельче, рек тотчас:
"– Милейший, ты взывал к орлице даром;
Люблю её сильней во много раз –
По крайности, с никак не меньшим жаром,–
И дольше ей служу... О друге старом
Задумайся, орлица: лишь один
И есть на свете верный паладин!
А если на жену примусь роптать,
Иль худшим согрешу пред ней манером –
Да буду вздёрнут, как презренный тать!
И, преданности ежели примером
Не послужу всем прочим кавалерам,
То всё моё добро жене вручу –
Меня же пусть вручают палачу".
Вития третий молвил первым двум:
"– Положимте скорей предел раздору,
Поскольку гневный все подъемлют шум,
И всем потребна пара в эту пору.
Природа внемлет яростному хору,
И просит, чтобы речи мы скончали...
Но коль смолчу – скончаюсь от печали.
Нимало не горжусь я службой давней,
Но дольше всех любовью был томим,
И зрил заслугу вящую всегда в ней.
Всего полгода службы за другим –
А я терзался двадцать долгих зим.
Ужель награды более достоин
Не ветеран любви, а юный воин?
Я не кичусь, я движим не гордыней:
Ведь я доселе был не ко двору;
Но я бы стал опорой и твердыней
Орлице – утверждаю на миру! –
Служа лишь ей, доколе не умру.
Такая жизнь была б наверняка
Орлице и любезна, и легка".
Поверьте, не слыхал я отродясь –
Хотя, возможно, слыхивали предки, –
Чтоб о любви такая речь велась!
А доводы опять звучали с ветки:
Учтивы, искренни, разумны, метки...
С утра начавшись, длилась эта пря
Доколь зажглась на западе заря.
И грозно грянул гневный птичий гомон;
Листва с ветвей посыпалась окрест,
И каждый ствол, казалось, будет сломан.
"– Эй, вы! – орали: – Как не надоест?
Уймитесь же, уважьте наш протест!
Ужель судья промолвит 'нет' иль 'да',
Коль скоро доказательств – ни следа?"
И, наконец, кукушка, гусь и утка
"– Кря-кря! – вскричали: – Га-га-га! Ку-ку!"
Я встрепенулся и подумал: "ну-тка!"
"– Реки!" – сказали птицы гусаку.
"– Ох, и придали веса пустяку,–
Он рек. – Я водоплавных представитель.
Меня судьей назначить не хотите ль?"
Рекла кукушка: "– Погоди-ка, сват!
Тебя – да в судьи? Не бывать сему!
Я – насекомоядных депутат,
И долг судейский на себя возьму.
Я успокою эту кутерьму!"
Но тут голубка молвила: " – Постой!
Я птицей скромной числюсь, и простой,
Ядущей зёрна лишь, да семена;
Бесхитростен мой ум, чиста душа –
И запросто заметить я вольна:
За дело принимайся не спеша,
Когда не смыслишь в деле ни шиша!
Иль нет: не принимайся вообще,
Чтоб не трудиться втуне и вотще.
Природа, внемля перепалке птиц,
Которой забавлялась вся поляна,
Промолвила: "– Угомонитесь! Цыц!
Рядите без обиды и обмана,
От каждого и всяческого клана
Глашатая назначьте – без помех
Избранник ваш изложит мненье всех".
Одобрили предложенный устав.
И хищники пример явили враз:
Сапсана представителем избрав,
Ему рекли подробно свой наказ,
Но волю дали в построеньи фраз;
И он к богине прянул, как стрела,
И выбор сей Природа приняла.
И молвил сокол: "– В эдакой задаче
Бессилен разум – столь она трудна;
Не ведаю, кто любит наипаче,
Но всех троих любовь томит одна,
И доводы исчерпаны до дна.
И, коль рассудим распрю без оглядки,
Навряд ли избежим орлиной схватки".
"– О да!" – орлы воскликнули втроём.
"– О нет! – невозмутимо рек сапсан:
– Мы не погибель вашу здесь куём,
И не хотим кровавых видеть ран!
И, пусть у всех троих немалый сан,
А надлежит прислушиваться вам
К судейским назидательным словам.
Внимайте! Из троих возьмёт вельмож
Того орлица в свадебный полёт,
Кто лучший – состоятельнейший тож,
И рыцарству – надёжнейший оплот,
И от знатнейших предков род ведёт.
И, коль орлица знает всех троих,
Пусть молвит, кто достойнейший жених".
И водоплавные столпились, чтоб
Оратора избрать. Поднялся гогот,
И каждый рек, раздувши важно зоб:
"– Перечить гусю хищники не смогут –
Разумен гусь-от, важен-от и строг-от,
И всей затее положил начало,
Пока впустую сборище кричало!"
И представитель водоплавных, гусь,
Прогоготал: "– Немедля, в одиночку,
Я разрешить сомнения берусь,
Досадную окончить проволочку,
Умно поставить в этом деле точку:
Коль ты не люб невесте дорогой –
Махни крылом и сватайся к другой".
"– Внимай прилежно гусю, птичий стан! –
Воскликнул ястреб: – Гусь умён вельми!
Ужель ты промолчать не мог, болван?
Утихни, водоплавных не срами.
Иль полагаешь, будто ты семи
Пядей во лбу? Не сказано ль: дурак
И до хлопот охотник, и до врак" .
И под всеобщий хохот гусь умолк;
И зерноядных выступил глашатай,
В делах любовных понимавший толк,
Служитель чести, а не соглядатай –
Достойный голубь. И к орде пернатой
Он обратился скромно и учтиво,
И речь повёл разумную на диво:
"– Любить, как молвит гусь – избави Боже;
Негоже прочь бежать от госпожи.
Чем дама неприступнее и строже,
Тем паче, вопреки гусиной лжи,
Покуда жив, избраннице служи!
А если смерть придёт сначала к ней,
Ушедшую люби ещё сильней" .
"– Ого! – промолвил огарь: – Экий шут!
Ни смысла я не вижу, ни причины
Туда стучаться, где тебя не ждут.
Запляшешь ли, понурясь от кручины?
Любить – и безнадежно ждать кончины?
О, в небе, – он изрек, задравши хвост, –
Не две звезды, а много-много звёзд!"
"– Какая сволочь! – сокол произнёс: –
Какой плебейский, низменный совет!
Ты б лучше с клюва отряхнул навоз!
Любовь тебе – что совам яркий свет:
Во мраке зрят они, при свете – нет.
Молчать, и не судить любовь ничью
Безмозглому пристало мужичью".
Кукушку отрядили говорить
Ядущие букашек и личинок,
И та рекла: "– Довольно! Явим прыть!
А всяк любитель споров и заминок
Безбрачным да пребудет, яко инок:
Безбрачие – не горшее из зол.
Сей речи не вносите в протокол".
"– Проголодалась? – кречет крикнул: – Да,
У воробьёв кормилась ты не худо,
Когда птенцов извергла из гнезда,
В котором ты проклюнулась, паскуда!
Исчадие кукушечьего блуда,
Сама давай безбрачия обет!
Проваливай, ищи себе обед!
Природа строго молвила: "– К порядку!
Вы утомили нынче и меня,
Вотще за неполадкой неполадку
Прилежно и предерзостно чиня.
Постыла мне бесцельная возня.
И, чтобы вам не препираться яро,
Сама орлица скажет, кто ей пара.
Ужели нам видней со стороны?
Сапсан подметил верно и умно:
В любви своей орлы вполне равны.
И посему орлице мной дано
Из любящих столь крепко и давно
Избрать кого захочется в мужья –
Пути другого не предвижу я;
Но, коль уместно, я б совет дала
Орлице: мысли как тебе угодней,
А мой любимец – образец орла!
И не сочти меня лукавой сводней –
Он и достойней всех, и благородней;
Ужель иной, и вящий повод нужен
К соединенью двух моих жемчужин?"
Смиренно молвила в ответ орлица:
"– Владычица, богиня Естества!
Посмею ли тебе не подчиниться?
Всечасно, как другие существа,
Покорствую тебе, пока жива;
И посему дозволь поведать смело
Решенье, что в душе моей созрело".
"– Реки," – она услышала; и мигом
Рекла, как будто сбросив некий гнёт:
"– Владычица, дозволь мне брачным игом
