Христос воскрес!
Христос воскрес! Опять с зарею
Редеет долгой ночи тень,
Опять зажегся над землею
Для новой жизни новый день.
Еще чернеют чащи бора;
Еще в тени его сырой,
Как зеркала, стоят озера
И дышат свежестью ночной;
Еще в синеющих долинах
Плывут туманы… Но смотри:
Уже горят на горных льдинах
Лучи огнистые зари!
Они в выси пока сияют,
Недостижимой, как мечта,
Где голоса земли смолкают
И непорочна красота.
Но, с каждым часом приближаясь
Из-за алеющих вершин,
Они заблещут, разгораясь,
И в тьму лесов, и в глубь долин;
Они взойдут в красе желанной
И возвестят с высот небес,
Что день настал обетованный,
Что Бог воистину воскрес!
1896
Леонид Бутовский
(1842–1893)
Всем сердцем, всей душой, всей мыслью возлюбив
Сладчайшего Христа, Мария Магдалина,
И очевидною свидетельницей быв
Голгофского конца Божественного Сына,
Ты небоязненно во тьме ночной порой,
Влекомая любви неодолимой силой,
Страх женский отложив, на Гроб Его святой
С другими женами Мариями спешила,
Забыв спокойствие, час отдыха и сна.
В печальный вертоград Ты с сердцем сокрушенным
Достигла наконец, желания полна,
Чтоб миром Господа помазать многоценным.
Единой мыслию всецело занята…
В душе твоей горит усердья чистый пламень,
Гробницу видишь ты… и что ж?.. она пуста…
Тяжелый отвален от двери Гроба камень.
В недоумении, тогда же, поутру,
Об этом возвестить ученикам желая,
Ты скоро к ним идешь, верховному Петру
И Иисусову наперснику вещая:
«Не знаю, где теперь положен, только взят
Учитель мой, Господь… и унесен из Гроба».
С тобой ученики идут в священный сад —
Один перед другим спешат на место оба…
И вот пришли… и точно: Гроб открыт,
Лишь ризы Господа в одном углу лежали,
В другом же с головы сударь особо свит.
Дивясь, ученики обратно поспешали.
Мария ж отойти от Гроба не могла,
Но, заливаяся горючими слезами,
Поближе к впадине гробницы подошла
И скорбными туда проникнула очами.
Что видит там она? – Два Ангела сидят,
У ног и у главы, как Иисуса Тело
Положено было, и радостен их взгляд…
Сияет празднично их одеянье бело.
«Что плачешь?» – слышится ей от бесплотных глас;
«Положен где… кем взят Господь мой, я не знаю!»
Сказавши так, глядит, назад оборотясь,
И, в вертоградаре Христа не узнавая,
С словами теми же приблизилась к Нему:
«Коль Господа ты взял, скажи мне, умоляю,
Где положил Его, и я Его возьму?»
Не опуская глаз, ответа ждет Святая…
«Мария!» – издают сладчайшие уста…
Мария в тот же миг Учителя узнала
И, видя пред собой воскресшего Христа,
В безмерной радости к стопам Его упала.
Максимилиан Волошин
(1877–1931)
(Ин. 11)
О Царь и Бог мой! Слово силы
Во время оно Ты сказал, —
И сокрушен был плен могилы,
И Лазарь ожил и восстал.
Молю, да слово силы грянет,
Да скажешь «встань!» душе моей, —
И мертвая из гроба встанет,
И выйдет в свет Твоих лучей.
И оживет, и величавый
Ее хвалы раздастся глас
Тебе – сиянью Отчей славы,
Тебе – умершему за нас!
Михаил Вышеславцев
(1757(?) – 1830)
Днесь содержит гроб
Содержащего дланию тварь.
Се тесный гроб Того вмещает,
Который держит дланью тварь!
Се хладный камень покрывает
Тебя, миров бессмертный Царь!
Уснула жизнь – и ад трепещет!
Адам свободен от оков,
Пожерта смерть – и враг скрежещет,
Христос разрушил злобный ков —
Смотренье совершил страданьем,
И двери неба отворил!
Приидите, видим Живот наш во гробе лежащ.
Воззрим на Жизнь, лежащу в гробе!
Она всех мертвых оживит —
Се Царь веков в земной утробе!
Он смертью нам живот дарит,
И ада, смерти нам не будет!
Пророча он в Иуде спал —
Уснул, как лев, – и кто возбудит?
Восстанет Сам! – он пострадал,
Он умер волею. – Воскреснет,
И воскресит, прославит нас!
Петр Вяземский
(1792–1878)
Одно сокровище, одну святыню
С благоговением я берегу,
За этим кладом я ходил в пустыню
И кочевал на дальнем берегу.
Весь этот клад – одно воспоминанье;
Но жизнь мою, жизнь мелочных забот,
Оно искупит, даст ей смысл, благоуханье,
Которое меня переживет.
Я помню край, опустошенья полный,
Минувшего величья прах и тлен;
Пожаров там прошли столетий волны
И выжгли почву, жизнь и след племен.
Природа смотрит дико и несчастно;
Там, на земле, как будто казнь лежит.
И только небо, скорбям непричастно,
Лазурью чудной радостно горит.
Там дерево томится тенью скудной,
Поток без волн там замер и заглох
И словно слышен в тишине безлюдной
Великой скорби бесконечный вздох.
Но этот край – святая Иудея,
Но летопись опальной сей земли —
Евангелие: свято, не старея,
Сии места преданья сберегли.
Передают дням беглым камней груды —
Глаголы вечности и Божий суд;
Живые там – порожние сосуды,
Но мертвецы хранят живой сосуд.
Текущий день мрачнее мертвой ночи,
Но жизнью дышит вечное вчера:
Здесь пред тобой слепцу отверсты очи,
Здесь недвижимый восстает с одра.
Из каменного гроба Иисусом
Здесь вызван Лазарь: страшный, грозный вид!
Его лицо обвязано убрусом,
От плеч до ног он пеленой обвит.
Но он восстал, мертвец четверодневный;
Забилось сердце, жизнью вспыхнул взор:
Услышаны молитва, плач душевный
О милом брате плачущих сестер!
Священных книг и лица, и событья
Живой картиной радуют глаза.
И на душе, под таинством наитья, —
Любовь и страх, улыбка и слеза.
И нет страны на всей земле обширной,
Где бы душа как дома зажила,
Где б жизнь текла такой струею мирной,
Где б смерть сама желаннее была.
И помню я, паломник недостойный,
Святых чудес заветные места,
Тот свод небес, безоблачный и знойный,
Тот вечный град бессмертного Креста.
И память эта не умрет со мною:
Мой биограф, – быть может: Шевырев,
Меня, давно забытого молвою,
Напомнит вновь вниманью земляков.
В итоге дней ничтожных пилигрима
Отметит он один великий день, —
Тот день, когда со стен Ерусалима
И на меня легла святая тень.
И скажет он, что средь живого храма
На Гроб Господень я главу склонил,
Что тихою струею Силоама
Я грешные глаза свои умыл;
Что в этот край, отчизну всех скорбящих,
Я страждущей души носил печаль,
За упокой в земле сырой лежащих
Внес имена на вечную скрижаль;
Что прокаженным, за стенами града
Сидящим одаль, как в евангельские дни,
Мне лепту подавать была отрада,
Чтоб обо мне молились и они;
Что я любил на берегу Кедрона
Иосафатовой долины свежий мир,
Что с высоты божественной Сиона
Внимал я духом песням горних лир;
Что, долго раб житейского обмана,
Послышал раз я неземной призыв,
Когда в водах священных Иордана
Омылся я, молитву сотворив.
1853
Зинаида Гиппиус
(1869–1945)
Мы не жили – и умираем
Среди тьмы.
Ты вернешься… Но как узнаем
Тебя мы?
Все дрожим и себя стыдимся,
Тяжел мрак.
Мы молчаний Твоих боимся…
О, дай знак!
Если нет на земле надежды —
То все прах.
Дай коснуться Твоей одежды,
Забыть страх.
Ты во дни, когда был меж нами,
Сказал Сам:
«Не оставлю вас сиротами,
Приду к вам».
Нет Тебя. Душа не готова,
Не бил час.
Но мы верим – Ты будешь снова
Среди нас.
1901
Николай Гнедич
(1784–1833)
Сменяйтесь времена, катитесь в вечность годы,
Но некогда весна бессменная придет.
Жив Бог! Жива душа! И, царь земной природы,
Воскреснет человек: у Бога мертвых нет!
Сергей Городецкий
(1884–1967)
У Гроба Воскресшего Господа
Солнце плыло из-за утренней зари,
Мироносицы ко гробу тихо шли.
Скорбь овеяла их облаком седым:
Кто у входа камень тяжкий сдвинет им?
Ароматы держат в трепетных руках.
Выплывает солнце в медленных лучах,
Озаряет солнце темный, низкий вход.
Камня нет. Отвален камень. Ангел ждет,
Ангел белый над гробницей Божьей встал,
Мироносицам испуганным сказал:
– Не ищите Иисуса: Он воскрес,
Он на Небе и опять сойдет с Небес.
Тихий ужас, сладкий трепет и восторг
Вестник чуда из сердец всех жен исторг.
Лобызают ткани светлые пелен.
Солнце встало. В небе светлый, вечный звон…