Прогулка
Написанное в мае 1913 г., стихотворение, возможно, является воспоминанием о мае, проведенном Ахматовой в Париже в 1910 и 1911 гг. Современные авторы книг об Ахматовой и Модильяни связывают это стихотворение с образом Модильяни в стихах Ахматовой 1910–1913 гг. См. об этом в книге Б. Носика «Анна и Амедео». С. 116.
«Все мы бражники здесь, блудницы…»
«Бродячая собака» – литературно-артистическое кабаре (открылось 31 декабря 1911 г.) излюбленное место встреч, выступлений и литературных вечером, в которых принимали участие Ахматова и ее друзья – поэты, артисты, художники. Находилось в Петербурге, на Михайловской площади, во втором дворе дома №5. Официально «Бродячую собаку» закрыли 3 марта 1915 г. – по одной из версий, за торговлю вином в условиях «сухого закона», по другой – после скандального выступления В. Маяковского 11 февраля 1915 г. с чтением стихотворения «Вам» (см. об этом в кн.: Крученых А. Наш выход. К истории русского футуризма. М., 1996. С. 62 и 216).
В 1960-е годы, намереваясь включить это стихотворение в кн. «Бег времени», Ахматова предполагала изменить первую строку на «Все мы вышли из небылицы…», однако, по-видимому, этого не потребовалось, и стихотворение вошло в книгу в первоначальной редакции.
«Все мы бражники…» – стихи скучающей капризной девочки, а не описание разврата, как принято думать теперь… – АА «Автобиографическая проза».
«…И на ступеньки встретить…»
Сандрильона – героиня сказки французского писателя Шарля Перро (1628–1703), в русском переводе «Золушка».
«Безвольно пощады просят…»
Короткое, звонкое имя – Некоторые исследователи полагали, что стихотворение обращено к А. А. Блоку, но на экземпляре сборника стихов 1958 г., подаренного Ахматовой близкой подруге В. С. Срезневской, оно имеет посвящение: С. С., т.е. Сергею Судейкину.
Сергей Юрьевич Судейкин (1882–1946) – художник. Ахматова была дружна с ним, ему принадлежит ранний портрет Ахматовой, которым в 1965 г. она планировала иллюстрировать раздел «Вечер» в «парадном» итоговом собрании своих стихов. В РТ <рабочая тетрадь>114 есть рассказ Ахматовой:
«Мой рисунок Судейкина, кот<орый> всегда висел в кабинете М<ихаила> Л<еонидовича Лозинского>, возник так. Я пришла с Судейкиным в редакцию «Аполлона». К Лозинскому, конечно. (У Мако я никогда не была). Села на диван. С<ергей> Ю<рьевич> нарисовал меня на бланке «Ап<оллона>» и подарил Мих<аилу> Леонид<овичу>».
«В последний раз мы встретились тогда…»
Существует несколько предположений относительно адресата стихотворения. Возможно присоединение этого стихотворения к «блоковскому» циклу Ахматовой. М. М. Кралин связывает стихотворение с опубликованным в 1913 г. поэтическим описание Ахматовой в стихотворении поэта-царскосела В. А. Комаровского «Видел тебя красивой лишь раз. Как дымное мое…».
Высокий царский дом… – Зимний дворец.
«Покорно мне воображенье…»
Некоторые исследователи и мемуаристы высказывали предположение, что стихотворение адресовано поэту Николаю Владимировичу Недоброво (1882–1919), с которым Ахматова познакомилась в апреле 1913 г., после приглашения ее на заседания «Общества поэтов», организованного Н. В. Недоброво и поэтом Е. Г. Лисенковым (первое заседание состоялось 4 апреля, в программе – чтение А. Блоком своей драмы «Роза и Крест»). 29 октября 1913 г. Недоброво уже писал своему другу Б. В. Анрепу о новой знакомой:
«Источником существенных развлечений служит для меня Анна Ахматова, очень способная поэтесса…»
12 мая 1914 г. в очередном письме Анрепу об Ахматовой Недоброво цитирует строку из ахматовского стихотворения «Покорно мне воображенье…»:
«Через неделю нам предстоит трехмесячная, по крайней мере, разлука. Очень это мне грустно. <…> Мне хочется не иметь никаких обязанностей, даже лечебных, не иметь новых впечатлений, а, отдыхая телом на старых местах, писать побольше для того, чтобы развлекать Ахматову в ее «тверском уединении» присылкой ей идиллий, поэм и отрывков из романа под заглавием «Дух дышит, где хочет» и с эпиграфом:
И вот на памяти моей
Одной улыбкой светлой боле.
Одной звездой любви светлей».
Другим возможным адресатом ахматовского стихотворения называли А. Блока. Однако, нам кажется, что оба предположения как бы обгоняют события: близкая дружба Ахматовой и Недоброво началась не раньше зимы 1913/14. Его грусть от предстоящего расставания – это весна 1914 г., совместная работа над третьим изданием «Четок» – 1916. С Блоком Ахматова познакомилась лично в апреле 1911 г., но след острого взаимного интереса можно найти в их стихах декабря 1913 г. – января 1914 г.
В моем тверском уединеньи… – В имении Гумилевых Слепневе Бежецкого уезда Тверской губернии, где Ахматова после замужества и рождения сына проводила почти каждое лето.
Адресат стихотворения, возможно, – Н. С. Гумилев, о чем свидетельствуют строки: «Он предал тебя тоске и удушью//Отравительницы-любви…», которые являются как бы «опознавательной деталью». Осенью 1911 г. в Слепневе Гумилев сочинил пьесу в стихах «Любовь-отравительница» из испанской жизни, которую весело, как пародию на ложноклассический стиль, разыгрывали друзья Гумилевых в имении их молодых соседей Неведомских Подобино. «Опознавательная деталь» – зачастую единственная возможность применительно к лирике Ахматовой определить адресата стихотворения.
Ты, как святой Антоний… – Преподобный Антоний Великий (ум. 356) – подвижник, основатель пустынножительства и монашества. Поселившийся в пустыне Антоний испытывал тяжкие искушения от дьявола: перед ним являлись чудовища, обнаженные девы, золото и драгоценности. Когда он устоял против искушений, бесы напали на него с намерением убить и нанесли ему тяжкие побои. Только после этого к нему явился Иисус, проверяющий таким образом его мужество. День святого Антония – 17 января по ст. ст., 30 января – по новому.
Как волосы густые//Безумных Магдалин. – В Евангелии Мария – грешница из города Магдалы, раскаявшаяся и ставшая верной последовательницей Христа. Иисус исцелил Марию Магдалину от недуга – «одержимости семью бесами». После воскресения Иисус первой явился именно Марии Магдалине (Евангелие от Марка, 16, 8). Предания рассказывают о дальнейшей проповеднической деятельности Марии Магдалины в Галии, после чего она удалилась в пустыню, где предалась посту и молитве. когда ее одежды истлели, волосы Магдалины стали столь длинны и густыми, что скрывали ее тело.
«Не будем пить из одного стакана…»
Обращено к М. Л. Лозинскому. Подтверждение этого – в записи Л. К. Чуковской от 10 мая 1940 г.:
«…Продиктовала мне мелкие поправки к стихотворению «Не будем пить из одного стакана…» – Михаил Леонидович обиделся, увидев, что я переменила, сделала не так, как было в молодости. И вот, восстанавливаю по-старому, – объяснила она. «Как? Значит, это ему!» – подумала я, но не произнесла» (Чуковская, т. 1, с. 108).
«Настоящую нежность не спутаешь…»
Анализ Недоброво –
«Речь проста и разговорна до того, пожалуй, что это и не поэзия? А что если еще раз прочесть да заметить, что когда бы мы так разговаривали, то, для полного исчерпания многих людских отношений, каждому с каждым довольно было бы обменяться двумя-тремя восьмистишиями – и было бы царство молчания. А не в молчании ли слово дорастает до той силы, которая пресуществляет его в поэзию?
Настоящую нежность не спутаешь
Ни с чем… –
какая простая, совсем будничная фраза, как она спокойно переходит из стиха в стих, и как плавно и с оттяжкою течет первый стих – чистые анапесты, коих ударения отдалены от концов слов, так кстати к дактилической рифме стиха. Но вот, плавно перейдя во второй стих, речь сжимается и сечется: два анапеста, первый и третий, стягиваются в ямбы, а ударения, совпадая с концами слов, секут стих на твердые стопы. Слышно продолжение простого изречения:
…нежности не спутаешь
Ни с чем, и она тиха, –
но ритм уже передал гнев, где-то глубоко задержанный, и все стихотворение вдруг напряглось им. Этот гнев решил все: он уже подчинил и принизил душу того, к кому обращена речь; потому в следующих стихах уже выплыло на поверхность торжество победы – в холодноватом презрении:
Ты напрасно бережно кутаешь…
Чем же особенно ясно обозначается сопровождающее речь душевное движение? Самые слова на это не расходуются, но работает опять течение и падение их: это «бережно кутаешь» так изобразительно и так, если угодно, изнеженно, что и любимому могло бы быть сказано, оттого тут и бьется оно. А дальше уже почти издевательство в словах:
