Владимир Высоцкий - Я не верю судьбе

За нашей, спиною
   остались
     паденья,
       закаты, —
Ну хоть бы ничтожный,
   ну хоть бы
     невидимый
       взлет!

Мне хочется верить,
   что черные
     наши
       бушлаты
Дадут мне возможность
   сегодня
     увидеть
       восход.

Сегодня на людях
   сказали:
     «Умрите
       геройски!»
Попробуем, ладно,
   увидим,
     какой
       оборот…

Я только подумал,
   чужие
     куря
       папироски:
Тут — кто как умеет,
   мне важно —
     увидеть
      =восход.

Особая рота —
   особый
     почет
       для сапера.
Не прыгайте с финкой
   нá спину
   ==мою
       из ветвей, —
Напрасно стараться —
   я и
     с перерезанным
       горлом
Сегодня увижу
   восход
     до развязки
       своей!

Прошли по тылам мы,
   держась,
     чтоб не резать
       их — сонных, —
И вдруг я заметил,
   когда
     прокусили
       проход:

Еще несмышленый,
   зеленый,
     но чуткий
       подсолнух

Уже повернулся
   верхушкой
     своей
       на восход.

За нашей спиною
   в шесть тридцать
     остались —
       я знаю —

Не только паденья,
   закаты,
     но — взлет
       и восход.

Два провода голых,
   зубами
     скрипя,
       зачищаю.

Восхода не видел,
   но понял:
     вот-вот
       и взойдет!

Уходит обратно
   на нас
     поредевшая
       рота.

Что было — не важно,
   а важен
     лишь взорванный
       форт.

Мне хочется верить,
   что грубая
     наша
       работа
Вам дарит возможность
   беспошлинно
     видеть
       восход!

Мне этот бой не забыть нипочем —
Смертью пропитан воздух, —
А с небосклона бесшумным дождем
Падали звезды.

Снова упала — и я загадал:
Выйти живым из боя, —
Так свою жизнь я поспешно связал
С глупой звездою.

Я уж решил: миновала беда
И удалось отвертеться, —
С неба свалилась шальная звезда —
Прямо под сердце.

Нам говорили: «Нужна высота!»
И «Не жалеть патроны!»…
Вон покатилась вторая звезда —
Вам на погоны.

Звезд этих в небе — как рыбы в прудах,
Хватит на всех с лихвою.
Если б не насмерть, ходил бы тогда
Тоже — Героем.

Я бы Звезду эту сыну отдал,
Просто — на память…
В небе висит, пропадает звезда —
Некуда падать.

Кто сказал: «Все сгорело дотла,
Больше в землю не бросите семя!»?
Кто сказал, что Земля умерла?
Нет, она затаилась на время!

Материнства не взять у Земли,
Не отнять, как не вычерпать моря.
Кто поверил, что Землю сожгли?
Нет, она почернела от горя.

Как разрезы, траншеи легли,
И воронки — как раны зияют.
Обнаженные нервы Земли
Неземное страдание знают.

Она вынесет все, переждет, —
Не записывай Землю в калеки!
Кто сказал, что Земля не поет,
Что она замолчала навеки?!

Нет! Звенит она, стоны глуша,
Изо всех своих ран, из отдушин,
Ведь Земля — это наша душа, —
Сапогами не вытоптать душу!

Кто поверил, что Землю сожгли?!
Нет, она затаилась на время…

Сегодня не слышно биенья сердец —
Оно для аллей и беседок.
Я падаю, грудью хватая свинец,
Подумать успев напоследок:

   «На этот раз мне не вернуться,
   Я ухожу — придет другой».
   Мы не успели оглянуться —
   А сыновья уходят в бой!

Вот кто-то, решив: после нас — хоть потоп,
Как в пропасть шагнул из окопа.
А я для того свой покинул окоп,
Чтоб не было вовсе потопа.

   Сейчас глаза мои сомкнутся,
   Я крепко обнимусь с землей.
   Мы не успели оглянуться —
   А сыновья уходят в бой!

Кто сменит меня, кто в атаку пойдет?
Кто выйдет к заветному мосту?
И мне захотелось — пусть будет вон тот,
Одетый во все не по росту.

   Я успеваю улыбнуться,
   Я видел, кто придет за мной.
   Мы не успели оглянуться —
   А сыновья уходят в бой!

Разрывы глушили биенье сердец,
Мое же — мне громко стучало,
Что все же конец мой — еще не конец:
Конец — это чье-то начало.

   Сейчас глаза мои сомкнутся,
   Я крепко обнимусь с землей.
   Мы не успели оглянуться —
   А сыновья уходят в бой!

У меня гитара есть — расступитесь, стены!
Век свободы не видать из-за злой фортуны!
Перережьте горло мне, перережьте вены —
Только не порвите серебряные струны!

Я зароюсь в землю, сгину в одночасье —
Кто бы заступился за мой возраст юный!
Влезли ко мне в душу, рвут ее на части —
Только б не порвали серебряные струны!

Но гитару унесли, с нею — и свободу, —
Упирался я, кричал: «Сволочи, паскуды!
Вы втопчите меня в грязь, бросьте меня в воду
Только не порвите серебряные струны!»

Что же это, братцы! Не видать мне, что ли,
Ни денечков светлых, ни ночей безлунных?!
Загубили душу мне, отобрали волю, —
А теперь порвали серебряные струны…

В тот вечер я не пил, не пел —
Я на нее вовсю глядел,
Как смотрят дети, как смотрят дети.
Но тот, кто раньше с нею был,
Сказал мне, чтоб я уходил,
Сказал мне, чтоб я уходил,
Что мне не светит.

И тот, кто раньше с нею был, —
Он мне грубил, он мне грозил.
А я все помню — я был не пьяный.
Когда ж я уходить решил,
Она сказала: «Не спеши!»
Она сказала: «Не спеши,
Ведь слишком рано!»

Но тот, кто раньше с нею был,
Меня, как видно, не забыл, —
И как-то в осень, и как-то в осень —
Иду с дружком, гляжу — стоят, —
Они стояли молча в ряд,
Они стояли молча в ряд
Их было восемь.

Со мною — нож, решил я: что ж,
Меня так просто не возьмешь, —
Держитесь, гады! Держитесь, гады!
К чему задаром пропадать,
Ударил первым я тогда,
Ударил первым я тогда —
Так было надо.

Но тот, кто раньше с нею был, —
Он эту кашу заварил
Вполне серьезно, вполне серьезно.
Мне кто-то на плечи повис, —
Валюха крикнул: «Берегись!»
Валюха крикнул: «Берегись!» —
Но было поздно.

За восемь бед — один ответ.
В тюрьме есть тоже лазарет, —
Я там валялся, я там валялся.
Врач резал вдоль и поперек,
Он мне сказал: «Держись, браток!»
Он мне сказал: «Держись, браток!» —
И я держался.

Разлука мигом пронеслась,
Она меня не дождалась,
Но я прощаю, ее — прощаю.
Ее, как водится, простил,
Того ж, кто раньше с нею был,
Того, кто раньше с нею был, —
Не извиняю.

Ее, конечно, я простил,
Того ж, кто раньше с нею был,
Того, кто раньше с нею был, —
Я повстречаю!