Патканян, Сундукян, Ованисян, Терьян учились в Московском и Петербургском университетах. Молодость Агаяна прошла в Москве в годы, когда идеи революционной демократии получили широкое распространение, когда властителями дум передовой молодежи были Чернышевский и Добролюбов. Более десяти лет в Москве провел Ованисян. В Москве почти всю жизнь прожили Шахазиз и Цатурян. Наконец, в Москве были изданы первые сборники Шахазиза, Ованисяна, Туманяна, Цатуряна.
Несколько иначе сложилась писательская судьба Исаакяна. После ухода из Эчмиадзинской семинарии он продолжал образование в Европе, где провел многие годы. Занимаясь самообразованием, он близко знакомится с новейшими течениями буржуазной философской и эстетической мысли. Однако не следует преувеличивать значение этого последнего обстоятельства. В формировании мировоззрения Исаакяна решающую роль сыграла армянская действительность конца прошлого века. Это было время острой идейной борьбы, переоценки ценностей, ломки старых представлений и зарождения новых тенденций в литературе и общественной мысли.
В конце XIX века значительно вырос и армянский читатель. Он стал более взыскательным. Появилась потребность в лирике, в задушевных любовных элегиях, в поэзии природы. Первый сборник Ованисяна отвечал именно этим требованиям времени. Какой горячий прием встретили стихотворения Ованисяна со стороны читателей, можно судить по признанию Исаакяна. «Его имя волнует мою душу, — писал Исаакян об Ованисяне, — и я, вспоминая его, вновь переживаю ту счастливую пору моей юности, когда я впервые познакомился с его лирикой.
Чтобы понять глубокое обаяние его поэзии для меня и моего поколения, надо вернуться больше чем на полвека назад, к концу восьмидесятых годов.
В этот период в армянской поэзии безраздельно властвовала высокоталантливая, мужественная поэзия Рафаеля Патканяна. Его пламенными патриотическими и гражданскими песнями была насыщена духовная атмосфера нашей страны. Мелкие, второстепенные поэты подражали ему…
Когда зазвучала лира О. Ованисяна, она пленила наше юношеское воображение.
Весенняя свежесть его поэзии, естественность, человечность, новые чудесные образы, великолепный язык, задушевный стих безраздельно покорили нас. Мы знали наизусть всю его книгу. Его лирика потрясла наши души».[20]
Эти признания знаменательны не только потому, что правдиво передают литературную атмосферу 80-х годов и объясняют причину успеха лирики Ованисяна, но и потому, что они в известном смысле являются ключом для понимания литературной позиции самого Исаакяна.
В армянской прозе, начиная с народно-бытовых романов Прошяна, реализм твердо завоевывает свои позиции. Но в поэзии традиции романтизма оказались более сильными и устойчивыми. В силу исторических обстоятельств романтизм в начальный период становления новой армянской литературы развивался преимущественно в одном направлении: в идеализации исторического прошлого. Наиболее яркими образцами в этом смысле могут служить в поэзии — «Аварайский соловей» Гевонда Алишана, в прозе — романы Раффи. Гражданские мотивы были ярко выражены в романе Абовяна «Раны Армении», который оказал значительное влияние на развитие поэтического миросозерцания Исаакяна.
В последующие десятилетия романтическая линия развивалась в творчестве Патканяна, Шахазиза и Алишана. Они в значительной степени обогатили армянскую поэзию патриотическими мотивами. Изданный Патканяном в 1857 году национальный песенник, где впервые было опубликовано его известное стихотворение «Слезы Аракса», составил один из важнейших этапов в развитии армянской гражданской лирики.
Признавая неоспоримые заслуги Патканяна, Шахазиза и Алишана в развитии поэзии Армении, в то же время нельзя не заметить, что в их творчестве лирика чувств была заслонена пафосом гражданской темы. Исключение составляют два-три стихотворения Шахазиза, в числе их стихотворение «Сон».
Для дальнейших судеб армянской лирики особенно важна была роль Ованеса Ованисяна, этого «чародея армянской поэзии», как назвал его Исаакян. Традиции романтизма возрождаются в новом качестве в лирике Исаакяна и Терьяна, творчество которых обогащалось достижениями не только армянской, но и русской и западноевропейской поэзии.
В истории армянской поэзии Ованисян стоит на том рубеже, когда под натиском времени романтизм уступает место реализму. По своему пафосу творчество Ованисяна было реалистическим, однако в его любовных элегиях и стихотворениях, посвященных изображению природы, довольно отчетливо проявляются живые традиции романтизма.
Вечными спутниками жизненного и творческого пути Исаакяна, наряду с армянскими поэтами от Нарекаци до Ованисяна, были Гомер, Саади и Низами, Байрон и Шиллер, Гете и Гейне, Мицкевич и Лермонтов.
3
Первый сборник Исаакяна под названием «Песни и раны» увидел свет в 1897 году. Это небольшая книжка, заключавшая в себе всего несколько десятков лирических стихотворений, принесла автору известность, и он твердо занял одно из ведущих мест в новой армянской литературе. В 1902 году был опубликован второй сборник стихотворений Исаакяна — «Из старых и новых песен и ран», за которым последовал третий сборник — «Стихотворения» (1903). В 1908 году в Тифлисе было осуществлено издание книги Исаакяна, куда вошло почти все опубликованное до этого времени и новые стихи. Книга была озаглавлена так же, как и первый сборник Исаакяна, — «Песни и раны».
В стихах, написанных в течение пятнадцати — двадцати лет, отражается творческая эволюция поэта. Циклы его стихов «Песни Алагяза» и «Песни обездоленного ашуга», возникшие в начале 90-х годов, со временем подвергались существенным изменениям. Но стилевые особенности, основные темы лирики Исаакяна ясно обозначились в его первом сборнике, и впоследствии они лишь углублялись и обогащались.
Особенности дарования Исаакяна, оригинальность и национальная самобытность его творчества ярко выразились в его лирических песнях, истоки которых в традициях устного поэтического творчества армянского народа.
П. Н. Макинцян[21] в предисловии к русскому изданию избранных стихотворений армянского поэта писал: «Исаакян — народный певец; семена, зароненные ашугами в детскую душу, дали богатые всходы, и поэт сумел по-народному прочувствовать все свои радости и разочарования, горести и печали…» «Чутко-отзывчива душа Исаакяна, вокруг же „руины и горе“, окутанные черным, непроглядным мраком… Исаакян не может обойти молчанием эту тьму социальных несправедливостей: гнет родного народа, участь рабочего люда, и в его поэзии отражаются отголоски народной жизни, полной горя и борьбы…»[22]
В духовных богатствах армянского народа Исаакян искал и находил черты, сближающие, роднящие его с другими народами, видел глубокую внутреннюю связь между заветными думами и идеалами армянского народа с чаяниями всего трудового человечества. Поэт исходил из убеждения, что «своеобразный стиль, одежда и формы различных народов скрывают человеческое сердце и это сердце — человеческое — объято одинаковыми чувствами, горестями и радостями», что «наше личное сердце является неотъемлемой частицей этого всемирного, общечеловеческого сердца».[23] В художественном обобщении, переосмыслении целого ряда сюжетов Исаакян, наряду с армянскими преданиями, обращался к поэтическому творчеству других народов: к сербскому эпосу, арабским, греческим, индийским, китайским, еврейским, персидским, курдским легендам и старинным сказаниям.
Народность в творчестве Исаакяна сказалась прежде всего в самой тематике его стихотворений В «Песнях Алагяза» автор с превосходным знанием народного быта воспроизводит картины жизни армянской патриархальной деревни. Поэт вырос в этой среде; она была его родной стихией.
На традиции народной поэзии опирается Исаакян и в цикле социальных песен, проникнутых демократизмом. В стихотворении «Ах! Горе и боль нам даны на земле…» (1898) поэт негодует против вопиющей несправедливости, против тех, кто узаконил правопорядок, при котором труженик, добывающий «из камня» хлеб, всегда голодный и нищий, а богачи «у пышного стола» пожирают плоды его тяжелого, изнурительного труда. Здесь нет еще прямого призыва к борьбе, к разрушению старого мира, но гневные слова поэта против несправедливого строя жизни пробуждали народное самосознание.
Народность Исаакяна отразилась как в тематике его песен, так и в их форме. Верность принципам народной поэтики сказалась не только во внешних признаках стиля стихотворений Исаакяна, в грамматических формах, в лексике, фразеологии, в обращении к традиционным образным выражениям, в повторах и т. п., но и во внутренней сущности стиля, в характере восприятия жизни, непосредственной простоте ощущений, в богатстве интонационных оттенков и т. д.
