рыбацкое дело, мы только этих салазанов на крючок и цепляли: большой червяк – рыба сразу его увидит, и кинется, и поймается! Потом уж поняли: чебаки его объедают, обрывают – и совсем не ловятся… Но иногда всё-таки брал верх азарт: а вдруг большая рыба поймается?! И цепляли салазана. Бесполезно…
Но донная удочка – она же как небольшая закидушка, крючок с грузилом летит гораздо дальше, чем на обычной поплавочной удочке. Тут и сделал, наконец, своё дело салазан: увидела его большая рыба – и тяпнула, всего, целиком – с крючком… И попалась!
Удилище заворочалось, вырываясь из камней. Моё удилище! Я качусь назад с горы, хватаю его – и едва не сваливаюсь в воду. Потянул – у поверхности показался широченный зеленоватый бок, тяжело хлюпнул. А со всего берега уже сбежались зрители, помощники, советчики: «Тяни, волоки, дёргай!».
Ошалевший рыбак по привычке рванул удилище кверху – так он всегда таскал чебаков, но… Вылетел только пустой крючок, а язь, ворочаясь уже у самого берега, еще раз блеснул своим серо-зелёным боком, всплеснул – и ушел на глубину…
– Ты ему губу порвал! – кричали вокруг. Неудачливый рыбак был не слишком огорчен, потому что и так оказался героем не только среди ребятишек, но и взрослых. Мой двоюродный брат, лет на пять младше меня, придя домой, радостно сообщил: «Генка яза поймал, только не машину!»…
Язом мальчишки называли один из самосвалов, возивших песок рядом с домами.
Хохотали, беспрестанно повторяли это восклицание еще не один день. Хотя ведь никакого «яза» я и не поймал! Да чего там: полвека прошло, а подобный «яз» даже не клевал – ни разу, за целых полвека…
И мне хочется думать: тот язь, счастливо спасшийся от сковородки, никому больше не попался, мирно прожил свой язиный век, и тихо упокоился на дне Бии. Может, там еще и сохранились его косточки… А не где-нибудь на помойке у сарая – раз уж так повернулось дело!
Да… Язы – язами, а ради десятка чебаков пацаны могли торчать на реке до самого позднего вечера, и утро этого же дня казалось далёким-далёким. Вообще, день у десятилетнего человека несравненно дольше, ярче, богаче событиями, чем у самого деловитого взрослого. Даже если он внешне однообразный и тягучий, как на рыбалке.
Ну, вот что это? Стоит мальчишка, по колено в воде, часами. С этой удочкой… О-о-о! В том-то и дело, что мальчишка – вне времени, и, сам того не зная, всегда хозяин своего времени. Это взрослый накрепко привязан к времени – своему хозяину… А мальчишка счастлив и свободен – как я сейчас, когда пишу эти строки! Давным-давно нет тех взрослых, что были с нами, да и многие сверстники ушли, но я, понимая жизненный закон, разрываю узы времени своею памятью, и светло грущу о них… Память – она и жизнь, и свобода… Чем крепче память, тем ярче жизнь, тем человек свободнее…
Не мешали рыбалке ни ветер, ни дождь, ни гроза. А гроза однажды случилась великая – такие бывают на Алтае как раз после страшной жары. Вот-вот еще всё было светлое, яркое, совсем не страшное: река хоть и сильная, но вся лучистая, тёплая, песок на берегу беленький, деревья тихие, спокойные. Вдруг стал налетать ветерок, на воде появились расползающиеся в разные стороны островки ряби, дрогнули верхушки деревьев. Времени прошло чуть, а солнца как будто и не было. Вода стала пугающей, земля чуть тёплой, тополя замотались, заревели, стали косматые, задёргались их длинные черные руки-сучья… Далёкие черно-серые тучи вдруг прорезались длинными, извилисто-острыми, ярко-белыми, с электрической голубизной иглами – и ударил гром. Сначала далеко, эдак ворчливо-раскатисто…
– Илья-пророк на колеснице проехал, – говорили в таких случаях наши бабушки.
Затем ярко мелькнуло – и сразу ударило: ближе! Полетели крупные капли, белый песочек покрылся серыми точками – а тут и ливануло сразу так, что мы выскочили на берег, побросали удочки, схватили самое ценное – банки с червями – и рванули под тополя.
Ничего мы не знали: что у воды стоять опасно, и под деревьями опасно… Ну, не стоять же нам под ливнем, посреди песка! Я же говорю – ливень такой… Какой? Просто белая стена стоит, и света белого не видно! И время от времени гром бабахает так, что мы, стоя под тополями, аж пригибаемся. Сверкание – белая стена – и грохот, грохот такой, что внутри тебя где-то отдаётся…
Долго вокруг сверкало-лило-грохотало. Когда нашим спинам стало больно от глубоких корявых борозд тополиной коры, когда дождь пошел ровнее, один сказал другому: «В дождь лучше клюёт, вроде…». А дождя-то вообще никогда не боялись. Выбрались из-под тополиной кроны, нашли свои полузасыпанные песком удочки, надели на крючки свежих червячков – «на этот крючок ловись рыбка чебачок» – и рыбалка продолжилась.
Эти двое были, к счастью, людьми довольно свободными, то есть их не заставляли по несколько раз в день прибегать домой и отчитываться, куда пошел, да с кем, да чем занимаешься… Да – к слову: в те времена, после войны, в 50-е, 60-е годы, матери почти все днём были дома – не работали. Во-первых, детей много, во всяком случае, не по одному, во-вторых, работы и дома достаточно: постирать, еду сварить – за детьми приглядеть… В-третьих, потребности невелики: на еду, одежду – зарплаты мужа вполне хватало. Никакой техники, никаких автомобилей, поездок в Турцию… Плата за жильё – копейки. Так продолжалось где-то до 1970-х годов, когда женщин решили активнее привлекать к строительству коммунизма, к общественным делам… Отправили на работу. Детей в семьях начало убавляться…
А тогда, в наше время, мамы, если что – всегда оказывались рядом.
Нас – тех, двоих, повторяю, не так уж и пасли, но тут случай особый.
– Вот они где! А мы весь берег обегали!
Мы обернулись – на берегу стоят наши перепуганные мамы.
– Вы посмотрите, что делается!
– А? Где что делается?..
– Да тополь-то весь расшибло молнией!
Это когда они спускались к нам с горы, то увидели: один из гигантов-тополей расколот надвое!
Мы бросили рыбалку, вместе с ними подошли, посмотрели… Тополь, еще недавно такой большой, живой и сильный, жалко белел в зелёной траве двумя половинами своего могучего ствола…
Удивлённые, потрясённые, мы смотали удочки, забрали снизки с чебаками… Благо, уже вечер, и так хотели идти домой…
Пришли домой, матери сварили уху из пойманных нами чебаков, поужинали, уснули… Утром проснулись, посмотрели на весёлое солнышко – и все страхи забыли! Да и не было особого страха – нам было даже уютно под
