Товарищ Сталин, вы большой ученый… - Юз Алешковский

Флора доцвела – не налюбуешься,

в сентябре волшебен листопад.

Поутрянке поплотней обуешься

и шагаешь в лес, как на парад.

Там тебе опята присягают,

в небе – эскадрильи журавлей,

об отлете трубно извещают

всяких местных уток и гусей,

а всегда зимующие птицы

об отчизне леса говорят;

спят, священнодействуя, грибницы

белых подосиновых маслят.

Нет в лесу трибун и мавзолеев,

пехотинцев, танков и ракет;

я о том нисколько не жалею,

что в лесу гражданских шествий нет.

Сохлый кедр, похожий на зенитку,

взял на мушку первую звезду;

ливень – чтобы вымочить до нитки —

льет из туч, когда домой бреду.

Я тут глух и нем и беззащитен,

равенством со всем зверьем пронзен,

ангелам – до бездн душевных виден,

просветом вдали вознагражден.

Запыхавшись, пью из свежей лужи

теплое парное молоко.

Кажется, что нет меня снаружи,

и душе от этого легко.

…Вселенная и в лужах и в болотцах

заглядывалась на саму себя,

по-моему, выискивая сходство

планетки нашей с капелькой дождя.

Природа дивной жизни круг свершала.

Изящно кружевца латал паук,

над ним пичуга хищно трепетала —

позавтракать стремилось все вокруг.

Пчелы рабочей мед, глазунья солнца,

укропа дух, колбаски кабачков…

Летят с дерев бесплатные червонцы

в ладони благодарных бедняков.

Те дни осенние спасли меня

от насморочной скукотищи хлада.

Был полон клен октябрьского огня,

а большего тепла душе не надо.

Огонь… Зело стихия лучезарна —

в нем пламенного цвета торжество,

команде шибко мнительных пожарных

его не загасить напором аш-два-о.

Калиной кисло-сладкой скулы сводит,

багряных красок веселит накал,

их – померещилось – слегка на взводе,

цедя винцо, Целков намалевал.

Не смертный страх, не горечь увяданья

на сад и лес навеял листопад —

но знак надежд на прежние свиданья,

как миллионы осеней назад.

Когда, солируя в ветвях дубовых,

полощет горлышко залетный птах —

обалдевает дуб в тоске любовной,

а слово замирает на устах.

О бабье лето!.. У меня нет слов.

Ясней – они в священном безъязычье.

В душе – восторг, свобода и любовь.

Был глух и нем, с чего бы петь по-птичьи?

Слепец! ты пьян в пивнушке

«Кайф Незнанья»,

пой и не думай (то есть не греши),

чтó есть душа: лишь краешек сознанья?..

или оно – окраина души?..

Люблю торчать раззявой из раззяв

у клумбы Иры, варежку разинув, —

очам достаточно поникших трав,

прощального сиянья георгинов.

Бомбят со свистом желуди пространства

пруда, полянки, вызревшей лозы…

Восславим же порядков постоянство! —

Верхи довольны, и скромны Низы.

И перелет легко выносит птица,

как из подвала раб – мешок муки.

Презри, душа, понятие «граница»:

жизнь – беспредельна, дальние – близки.

Видать, и мне порыв настырный нужен,

чтоб мысли вровень с чувством увязать,

а буковки, как дюжину жемчужин,

на шелковую строчку нанизать.

Жену люблю – и хлеб насущный уминаю,

пью воду кладезну, не табаком дышу;

как червь, существованье обожаю,

то легкомысленно о нем я забываю,

то с вечным бытием соотношу.

Безмолвен звон колоколов небесных,

невидимая застит очи тень,

ворон неперелетных ночь не бесит.

Осенний день, прощай, осенний день.

Прощай, благодарю… Пусть глотку перехватит

бессилье описать красу твоих щедрот —

хватило б их на пару жизней. Кстати,

мгновенье длительней, чем темный ум сечет.

Златист осенний блеск оркестров меди,

березок-физкультурниц мил парад,

а облака, как белые медведи,

по синим льдам за окоем спешат.

Пускай зимой в пруду кемарят рыбки

и в жабьих зобиках пусть контрабас замрет,

благословим мерцание улыбки,

с которой наземь клена лист плывет.

Ликуют краски, равен эху звук,

и то, что именуют вдохновеньем,

жар-птицей рвется ввысь из слабых рук —

до остановки чудного мгновенья.

Чё-то, Ленька, я устареваю:

то не жру дня по два, то грущу,

продираю дзенки и не знаю,

пулю в лоб пущу иль не пущу.

Ливень льет, но не смывает грязи

злоебучих человекодел

со всего на белом свете. Разве

это не сверхблядский беспредел?

Самого не вызовешь на стрелку,

не возьмешь на Дьявола заказ.

Инопланетяне, где вы??? Велком!!!

Мы же охуемши тут без вас.

Там – террор, там – коррупционеры,

бабки переводятся в офшор…

Вы, в конце концов, примите меры,

высшие! И кончен разговор.

Хуй с ымя – прогрессом, нефтью, спортом,

даже с окружающей средой,

с ядовитой, блядь, политкорректностью,

с модами, борьбою за аборты,

с золотым загаром на курортах —

все и так накроется мандой!

Раз меня не бережет полиция,

прокурор – медведь, закон – тайга,

Где же вы, друзья планетолицые? —

Ни гу-гу в ответ